Дневник студента

15 декабря 201*       «Припорошены ели снегом,       Старый век сменяется веком,       И куранты скоро пробьют…»       Мишель призадумалась, подбирая рифму, дописала «До Нового года пять минут» и вывела разлапистую подпись.       Она проболела две недели, но горло нещадно болело и сейчас – какая-то прилипчивая зараза не стремилась оставлять ее в покое так просто. Мишутка закашлялась, а в следующее мгновение сиреневый вихрь закружил ее по коридору.       – Ми-ишка-а, ты вернула-ась!!       – Если ты меня сейчас задушишь, я снова исчезну! Но уже навсегда!       Гингема просто повисла на ней со странной ухмылкой. Рядышком совершенно случайно околачивался Философ.       – Ну, здравствуй. Рад видеть.       – А-апчхи!       – Вот видишь, правду сказал. Ты ведь уже забыла о косплее?       – Апчхи!       – Забыла. Будь здорова, между прочим, источник заразы.       – Спасибо, смотри сам не помри. Я помню про косплей, я даже знаю тех, кто мог бы поучаствовать в твоем очередном извращении.       У Философа нервно дернулась бровь на «извращение», студенты вернулись к изучению склеенных между собой двух листов ватмана. Один лист – своего рода газета СПКТ – демонстрировал лучшие творения студентов, второй, обклеенный снежинками и елочками, оставили для автографов и пожеланий учащихся. Мишутка предложила Активу+ оставить след в истории техникума освободившимся маркером ядреного розового цвета.       Элиза изобразила пару снежных барсов, Юлий в два замаха зимнее хокку. Непонятно как, но у Кристи получилось нарисовать черную летучую мышь розовым маркером. Габриэл, стыдливо краснея, начертал непонятную криптограмму. Храпящий Склепов тоже постарался – прислоненный буквально на пять минуток к белейшему ватману, оставил после себя темные разводы непонятного происхождения.       – Мишутка…       Бешеная Шиншилла вздрогнула, когда ладонь Философа опустилась ей на плечо. Полыхающий взгляд взрослого не шел ни в какое сравнение с окрыленным Феодосием.       – Я подумаю над твоим предложением.       Но это было не предложение, и даже не намек!!       – А, мне уже пора. Будь.       Гингема вновь повисла у нее на шее.       – Ты сто-ока всего пропустила! Как Искорка Филе тапком по роже съездила, а еще!..       …На полпути к аудитории Философ резко обернулся, глаза его по-новой воспылали.       …А Искорка на другом конце коридора вздрогнула и ускорила шаг.       Мишель улыбнулась.       – Еще, что ли, стишок написать?       – А и напиши, – сказала Гуингинг, вручая ей ядовито-розовый маркер. – Нас тут обрадовали, мы первые на практику отползаем.        А с какого это?       – А перед этим поручили поставить какой-то праздник. Песни, пляски, юморок там всякий…       Великолепно. Практика, период проверочных, сдача всех рефератов-курсовых и праздник! Всего-то! И как все успеть?..       Студенты добрели до скамейки, покидали все вещи и устроились поудобней. Удивительно, несмотря на разгар перемены, коридор был практически пуст. Странно, но даже позабытый всеми музы́к не клянчил еду грустными глазками, а сидел на подоконнике, любуясь унылым пейзажем и даже не замечая его. Флешар смутно припомнила, что и прошлой ночью муз медленно нарезал круги по ее комнате, лишь изредка роняя тяжкие вздохи. Бедный. Бессонница, наверное.       – Кстати, – усмехнулась Кристина, – видела бы ты Бэль, когда она спросила, не хочет ли кто написать сценарий! А когда она узнала, что и участвовать в вечере никто не собирается!..       Мимо пронеслась Искорка, следом за ней Романов. Философ требовал немедленно прекратить сопротивления, а Искорка вопила «Убивают!», петляя между редкими прохожими. Преподаватель, отвечавший за примерное поведение окружающих в этот день, деликатно отвернулся полюбоваться пыльными шторами.       – СТОЯТЬ, Я СКАЗАЛ!       – А материться при детях нельзя!       – КТО ЭТО ЗДЕСЬ РЕБЕНОК?! У НИХ СЛОВАРНЫЙ ЗАПАС ПОБОЛЬШЕ МОЕГО!       – Я ребенок! Ты травмируешь мою детскую психикику! Ва-аа!       Студенты равнодушно поглядели на зловещего преподавателя Философии и Права, загнавшего в угол Искорку, и вернулись к обсуждению дел насущных. А Искорка, увернувшись от лапищи Ро́мео и унеслась в сторону лестницы. Игорь Николаевич полетел следом. Спустя некоторое время Кристя все же поинтересовалась:       – Что это было?       – Не знаю. Наверное, юность в голову ударила.       Дежурный преподаватель тут же отвернулся от шторки и зашипел на них.       – А что такое-то?       – Вы слишком шумные! ***       Мишель Флешар со скукой чертила ручкой поля обычного двойного листка – это Философ ворвался в аудиторию со звонком и озадачил всех с порога проверочной на последней паре.       – А тема?       – Ницше. Было домашнее задание. – Игорь Николаевич бросил портфель в кресло и неожиданно улыбнулся: – Да лан, я пошутил. Расслабьтесь. Рисуем кроссворд в десять слов по всем изученным с этого года темам. Как нарисуете, можете быть свободны.       Флешар вздохнула, скользнула взглядом по окошку – музы́к опять полировал собой подоконник. Вид полуразрушенных заброшенных домов захватил его целиком и полностью. Опустив глаза к листку, Шиншилла вздрогнула.       Философ сидел рядом с ней на корточках, и из-за парты были видны только пронзительные глаза.       Мишель как бы между прочим заехала ему сапожком в колено. Взрослый выразительно посерел, но ничего не сказал. Он сцапал с парты ее тетрадку, пролистал.       – Ничего нового?       А что там, в конспектах, должно было появиться, если лекций с выходных не было?       – Ну изобрази что-нибудь! Позязя!       Флешар замерла – изобразить что?       – Я же продолжения два месяца жду! – канючил взрослый, тыча пальцем в недорисованный комикс о прихлопнутом таракане. – Призрак человека извел? Или чел его еженощно дихлофосом обливал?       Хлопнула дверь, студенты синхронно повернули на звук головы.       Княжина Бэлла Арсентьевна смерила Ро́мео таким взглядом, что тот вернул тетрадь обратно на парту и пополз дальше гулять по рядам. Куратор хмуро посмотрела на студентов.       – Где остальные, 52я?..