Осколки

      Чернота ночи нарушалась яркими всполохами молний и шипением холодного ливня. Громкий стук в дубовые двери заставил слугу вздрогнуть - кто мог явиться в такой поздний час, да еще и сюда, в особняк в Булони? Стук раздавался непрерывно. Он нарастал, словно кто-то решил выместить всю свою злость на деревянной двери. Захватив свечу, Бертуччо проследовал в прихожую. Холод и сырость дождя ворвались в комнату, когда слуга отпер дверь. Отшатнувшись, Бертуччо не поверил своим глазам - на пороге стоял промокший до нитки Альбер. - Виконт?.. - Аа, сеньор Бертуччо... - протянул юноша, пошатываясь и все еще стоя под проливным дождем: - П-прошу прощения за столь позднее вторжение! - развязно протянул виконт. Сделав несколько нетвердых шагов назад, он присел в каком-то издевательском реверансе, и чуть не упал. Бертуччо понял, что виконт безбожно пьян. Признаться, он был не мало удивлен - еще ни разу он не видел Альбера в таком состоянии. Несколько секунд он смотрел на то, как Альбер приложился к бутылке, которую держал в руке, после чего вышел под дождь и, поддержав юношу под руку, попытался провести его в дом. - Ч-что вы, не стоит так беспокоиться! - Альбер сделал слабую попытку оттолкнуть руку слуги, но тот уже успел ввести виконта под крышу дома. - Благодарю... - виконт попытался поклониться, но усмехнулся. Посмотрев в глаза Бертуччо, он громко поинтересовался: - Ну, и долго ты будешь стоять? Где он?! Я требую, чтобы ты проводил меня к этому... - Что происходит, Бертуччо? Вздрогнув, слуга обернулся на голос своего хозяина. Монте-Кристо спокойно стоял в дверях гостиной - видимо, шум уже успел привлечь его. - Граф... - Аа, ваша светлость! - наигранно воскликнул Альбер: - Вот и вы! Монте-Кристо, или как тебя там... господин Дантес, не так ли? Надеюсь, я вас не потревожил? При этих словах юноша снова приложился к бутылке. Монте-Кристо молчал, не сводя глаз с Альбера, но под его спокойствием все же скрывалось неподдельное удивление - виконт впервые предстал перед ним в таком виде. Промокшая насквозь одежда, с которой стекали струи воды, и почти опустошенная бутылка вина, из которой Альбер допил последние капли. Впрочем, граф прекрасно знал, чем вызваны столь резкие перемены в поведении юноши... Махнув пустой бутылкой, Альбер оперся на ручку все еще распахнутой двери: - Тебе, наверное, интересно, для чего я здесь, а, Дантес? Ну так я пришел... - Альбер мотнул головой и усмехнулся: - Я пришел поблагодарить тебя! Да-да! У меня, занете ли, сегодня день рождения, а вы преподнесли мне такой чудесный подарок, любезный граф! Что может быть прекраснее смерти лучшего друга в день рождения! - Альбер не скрывал издевки в своем тоне. Произнеся последние слова, он истерично рассмеялся. Монте-Кристо и Бертуччо продолжали молча смотреть на парня. Тот сделал несколько шагов, и посмотрел в лицо графа: - Я пришел отблагодарить тебя, монстр! Если помнишь, я... вызывал тебя на дуэль, но она так и не состоялась... - Альбер замолчал переводя дыхание: - Так вот, я требую, чтобы ты дрался со мной, чудовище! Здесь и сейчас! Слова юноши были сопровождены оглушительным взрывом грома. Бертуччо поспешил закрыть дверь. В комнате снова воцарилось молчание. Монте-Кристо никак не отреагировал на вызов Альбера, продолжая молча глядеть на юношу. Виконт опустил голову и ухватился за спинку декоративного кресла. Спустя несколько минут усердных стараний парень извлек из внутреннего кармана пиджака золотые часы, подаренные графом: - Как ты там говорил... - произнес Альбер глухим голосом: "Они будут идти до тех пор, пока длится наша дружба"?.. Так получай! Выкрикнув это, Альбер бросил и без того разбитые часы на пол, и принялся яростно топтать их: - Вот тебе, вот! Монстр, трус, предатель! Ненавижу! Бертуччо двинулся к юноше, но был остановлен твердой рукой графа. Монте-Кристо продолжал молча наблюдать за тем, как Альбер, рыдая, топтал осколки циферблата. - Вот тебе, вот... - продолжал всхлипывать Альбер. Не удержавшись на ногах и поскользнувшись на осколках стекла, юноша рухнул на пол. Бутылка из-под вина разлетелась на крупные осколки, один из которых мгновенно вонзился в руку Альбера. Парень вскрикнул, не сдерживая слез ярости и бессилия. - Бертуччо, вату и йод - тихо отдал распоряжение Монте-Кристо. - Слушаюсь - немедленно отозвался слуга, скрываясь за дверью. Монте-Кристо медленно подошел к Альберу, которому с трудом удалось сесть. Кровь сочилась из его руки. Присев перед парнем, граф потянулся к его запястью, намереваясь зажать рану, но Альбер яростно оттолкнул его руку: - Не смей ко мне прикасаться! Мне не нужна твоя помощь, монстр! Спрятав глаза и не сказав ни слова, граф молча отошел от виконта и продолжил наблюдать за попытками того подняться на ноги. Альбер не сдерживал слез, растирая их по лицу раненной рукой и оставляя на щеках следы крови. Граф осмелился снова приблизиться к виконту лишь когда Бертуччо принес все необходимое. - Я уже сказал, не прикасайся ко мне!! - взревел Альбер, снова грубо отпихивая руку графа. Флакон с йодом отлетел в сторону и разбился вдребезги, оставляя на дорогом ковре темное пятно. - Я сказал, что пришел драться с тобой, ты...! - Прекрати!! Голос графа показался Альберу очередным раскатом грома. Схватив юношу за грудки, Монте-Кристо одним рывком поставил его на ноги: - Прекрати указывать мне! Я не собираюсь драться с тобой, пока ты в таком состоянии! - твердо произнес Монте-Кристо, глядя парню в глаза. Альбера мелко затрясло. Он не смел вымолвить ни слова, как и отвести взгляд от лица графа. Молча толкнув парня в кресло, Монте-Кристо властно взял его за руку. Подняв пропитавшийся кровью рукав до локтя, он быстро отер кровь с кожи виконта и принялся перебинтовывать рану. - Если не ошибаюсь, еще сегодня утром вы собирались убить меня... - произнес Альбер. Граф ничего не ответил, продолжая обрабатывать рану. Альбер тоже замолчал. Ему казалось, что еще ни разу в жизни он не чувствовал себя так подавлено, так унизительно. Человек, которому он всецело доверял, оказался не больше, чем предателем, использовавшим его в своих страшных целях. Не выдержав, Альбер снова заплакал. Тишину комнаты вновь нарушало только шипение дождя и тихие всхлипы мальчика. Глядя, как Монте-Кристо перевязывет ему руку, Альбер вдруг вспомнил, как всего несколько недель назад граф точно так же перевязывал ему руку после дуэли с Максимилианом после того, как спас Альбера из воды. По иронии судьбы, теперь граф снова перевязывал ему ту же руку.       Закончив, граф вернул Бертуччо медицинские принадлежности и отпустил слугу кивком головы. - Я прикажу подать экипаж. Бертуччо отвезет вас домой - глухо произнес граф, когда они с Альбером остались одни. Отвернувшись, Дантес собрался уйти из комнаты. - За что? - еле слышно спросил Альбер. Граф замер на полпути к двери, не оборачиваясь к парню. - За что, граф? За что вы предали меня? Что я вам сделал плохого? Дантес опустил голову, по-прежнему не оборачиваясь и не удостаивая парня ответом. Некоторое время в комнате снова было тихо. Наконец Альбер снова всхлипнул: - Это я виноват... - прошептал он, закрывая лицо руками: - Я должен был послушать Франца, должен был отказаться от этой дуэли... Пусть бы меня считали трусом, пусть бы это стало позором на весь Париж, мне все равно! Тогда Франц был бы жив! Граф медленно обернулся под несдержанные всхлипы мальчика. Сгорбившись, Альбер сидел в кресле, низко опустив голову. Спустя еще минуту молчания, граф перевел взгляд на окно, и наконец решился задать интересовавший его вопрос: - Как... он оказался там вместо тебя? Альбер отнял ладони от лица и посмотрел на графа. Он молчал несколько секунд, словно пытаясь понять заданный вопрос: - Он... пытался отговорить меня... от дуэли, но я не слушал... И тогда он... подмешал мне снотворное, а сам... Это было еще вчера! Еще вчера я разговаривал с ним! - речь Альбера прервалась, и он снова горько расплакался. Он не видел, как изменилось лицо графа после услышанного. Дантес был ошеломлен. Его губы мелко задрожали, и он отвернулся, чтобы Альбер ненароком не заметил его эмоций. Он вдруг снова вернулся к мысли, которая не покидала его все последнее время, - мысли о том, как ничтожна вся его месть, которую он сам превратил в смысл своего существования. Теперь он как никогда ясно ощущал, что все его замыслы, все его несметное состояние – ничто по сравнению с поступком Франца, отдавшего жизнь ради спасения друга.       Взяв себя в руки, Дантес снова обернулся к Альберу. Парень продолжал всхлипывать, бессвязно бормоча что-то себе под нос. Монте-Кристо показалось, что та крохотная, но еще живая частичка его сердца сжалась от неописуемого чувства. Чувства, которое появилось в нем не дальше, как минувшим утром. Перед его глазами все еще ясно стояли последние минуты дуэли – разрубленные доспехи, поверженный противник, и то, как острым мечом Дантес пронзил грудь Альбера. В ту секунду он был уверен, что собственноручно обрубил последний канат, связывавший его с жизнью. С желанием по-настоящему улыбаться хотя бы одному человеку в этом мире. С чувством, терзающим остатки его души, и идущим наперекор всем его планам…       Каково же было его сердцу, когда на его глазах примчался живой и невредимый Альбер, и с плачем извлек из искореженных доспехов израненного Франца де Эпине… Кажется, в ту секунду земля ушла из под ног. Но страшнее всего было то самое неописуемое чувство от осознания того, что Альбер остался жив. Чувство, не имевшее ничего общего со злостью или разочарованием из-за несвершившихся планов. Нет, совсем наоборот… И это испугало графа сильнее всего. Не переставая смотреть на плачущего Альбера, Дантес вдруг с горечью подумал еще и о том, что даже сейчас, когда он предал их дружбу и растоптал доверие этого юноши, этот глупый мальчишка все равно пришел к нему. Этот наивный, простой дурачок, которого уже не должно было быть на свете, снова пришел к нему и снова не скрывал от него ни капли своих чувств.       Отвернувшись, Дантес взял в руки изумрудную бонбоньерку. Пожалуй, у него действительно не осталось больше ничего, кроме этих таблеток и простого стакана воды. Бросив капсулу в жидкость, Монте-Кристо наблюдал, как опиум медленно растворился в воде. Так и с его душой – совсем скоро и от нее не останется и следа. Поздно жалеть о чем-то. Раскаяния не изменят его участи. Он сделал свой выбор, и не имел права страдать. В отличии от Альбера, чью боль он еще мог унять.       Юноша молчал, по-прежнему сидя в той же позе. Дантесу хотелось позвать его, но почему-то он не решался произнести его имя. Помедлив, он все же прикоснулся к его плечу. Альбер с трудом поднял отяжелевшую голову, и несколько мгновений смотрел на стакан воды, подаваемый ему графом. Дантес ждал, что парень оттолкнет его, но Альбер лишь вздохнул и обреченно принял стакан. Дантес снова отвернулся – даже сейчас Альбер не изменял себе, без опаски приняв воду из рук графа и даже не задумавшись о том, что Монте-Кристо мог легко отравить его…       Глядя на темный силуэт графа, выделявшийся на фоне окна, Альбер почувствовал, что у него совсем не осталось сил после самого ужасного дня рождения в его жизни. В комнате продолжала царить тишина. Скрестив руки на груди, граф неотрывно смотрел на дождь. На глаза виконта вновь навернулись слезы, когда он подумал о том, что даже сейчас, когда ему так больно и одиноко, рядом с ним снова находился один лишь граф. Если бы только можно было вернуть все то время, что они провели вместе…       Мысли вернулись к Францу. Альбер снова подумал о том, что он сам виноват в его смерти. В самом деле, найди он в себе силы отказаться от дуэли, ничего бы не произошло… От мыслей о собственной вине юноше стало страшно, но он не успел подумать об этом. Уронив голову на руки, он забылся глубоким сном.       Заметив, что опий подействовал, Дантес тихо пересек комнату и склонился к лицу спящего мальчика. Альбер уснул, так и не перестав плакать. Дорожки слез на его лице были еще свежи, и граф едва ощутимо отер пальцами его мокрые ресницы, после чего поспешно, словно бежал от самого себя, вышел из комнаты: - Бертуччо, подготовьте экипаж, и доставьте виконта домой.       Дождь продолжал шуметь. Возвращаясь к себе, граф почувствовал, как что-то хрустнуло под его ногой. То были осколки часов, отчаянно растоптанные Альбером. Подняв с пола золотой циферблат и крепко сжав его в ладони, Монте-Кристо не сдержал сдавленного всхлипа, думая о том, как тяжело ненавидеть то, что успел полюбить.