«Hysteria»

'Cause I want it now I want it now Give me your heart and your soul And I'm breaking out I'm breaking out That's when she'll lose control Muse «Hysteria»

      Сколько Джеральд помнил себя, он всегда считал Хельгу Патаки истеричкой. Нет, она не распускала нюни по любому поводу, не падала в обморок от вида крови и не запрыгивала на стул, вдруг увидев на полу мышь. Скорее, она бы раздавила бедное животное своим тяжелым армейским ботинком, при этом злобно хохоча. Она была слишком громкой, и каждый, кто попадал с ней в одно помещение, сразу об этом узнавал. Оставалось только диву даваться, как такое маленькое с виду создание может производить столько шума, так резко двигаться, будто заявляя всему миру: «вот я здесь!», и для этого ей не требовался рупор. В конечном итоге, со всем этим можно было бы смириться, но Джеральд не мог смириться с другим — все это ему чертовски нравилось.       На физкультуре Хельга была звездой. В отличие от других девочек, предпочитавших отсиживаться на скамейках в спорт-зале, ссылаясь на критические дни, или же грациозно передвигающихся, будто плывущих и демонстрирующих свои прелести, она никогда не филонила от упражнений, перевыполняя нормативы. Вот Патаки в пятидесятый раз отжимается, не успел моргнуть глазом — уже самозабвенно лупит боксерскую грушу, вычерчивая лопатками на спине странные узоры. Это впечатляло. Джеральд не мог не смотреть на ее поджарое тело в спортивной форме размера XXS и не бороться со смешанными чувствами, зарождающимися в душе. Или не только в душе?       Однако в спутницы, казалось бы, сама судьба преподнесла ему полную противоположность. Фиби была задумчивой, немногословной и изящной, одним словом — леди, которая выдает свое присутствием только покашливанием или звоном фарфоровых чашек, передавая порцию восхитительного Эрл-Грея.       Вначале Джеральд даже был рад такому положению вещей, при том, что все сложилось практически само собой. Неприметная, но весьма привлекательная Фиби была в паре с ним, помогала с домашними заданиями, чтобы тот не вылетел из команды, угощала превосходным кимчхи и слушала, слушала, слушала все, что он болтал. Но вот беда. С нею было невероятно скучно.       Джеральд успел уже не меньше десятка раз пересчитать каменные плитки на полу их кухни, которая почему-то, в отличие от всего остального дома, была выполнена в колониальном стиле. Пока они записывали химизм опытов для очередной лабораторной работы, жевали изумительное печенье по секретному рецепту миссис Хейердал, он то и дело поглядывал на часы, мечтая о глотке свежего воздуха вне этих стен.       С Фиби было приятно проводить время, с рассудительной маленькой Фиби, всегда перебывавшей в добром расположении духа, элегантно одетой и даже подбирающей украшения в соответствии с рисунком сервиза. Сколько на самом деле времени смог бы выдержать Джеральд наедине с Хельгой Патаки, чье лицо не знало ни косметики, ни добрых выражений, и носившей исключительно унисекс?       Фиби пользовалась изысканным парфюмом, и нежный цветочный флер тянулся за ней, будто за феей. Хельга пахла свежо и резковато, словно стащила одеколон у своего отца, по запаху ее легко можно было спутать с мальчишкой.       Фиби нараспев цитировала Эмили Дикинсон и Джона Мильтона. Хельга любила странные формы и фривольности Буковски и Керуака.       Если они с Фиби слушали музыку, то это были виниловые записи классики или свинга, которыми Джеральд успел пресытиться за долгие годы дружбы с Арнольдом Шотмэном, и никто не догадывался, каких усилий ему стоило сохранить при этом благообразную мину.       Хельга же любила исключительно рок-музыку: от рокабилли и психодела до гранджа и трэш-метала, которые громогласным потоком неслись из ее огромных наушников, и на любые неудобства для окружающих ей было откровенно плевать.       Эта последняя мысль стала точкой не возврата. Почему именно она, Джеральд не знал, однако решение было принято в один миг. Он жаждал, во что бы то ни стало, покинуть гостеприимный дом, где стрелки часов перемещаются со страшным грохотом, угощения так вкусны, а хозяева приветливы. Как бы это ни смотрелось внешне, как бы завистливо ни вздыхали их соученики, восхищаясь прекрасной партией, отношения, в которых мечтаешь вздохнуть полной грудью, не могли быть правильными.       Джеральд поступил как джентльмен. Он пригласил подругу в самый шикарный ресторан, который мог себе позволить, истратив при этом больше половины своих месячных карманных денег. И лишь когда был подан десерт, Фиби полюбезничала с метрдотелем и официантами, успела разравнять и выложить в стопку все салфетки, Джеральд объявил, что их роман (слово само по себе казалось фальшивым) длиною в шесть недель и пять дней подошел к концу.       — У нас слишком мало общего, — он пожал плечами, подарив Фиби одну из своих самых обворожительных улыбок, но при этом сердце колотилось, как ни разу не стучало во время даже самых интенсивных тренировок. — Мы слишком разные, да, — повторил Джеральд еще раз, дабы отмести всякие сомнения.       Не мог же он, в самом деле, сказать вслух, что ему просто осточертела эта тягучая, будто патока, повседневность, а еще осточертело сравнивать.       Фиби приняла это стоически, под конец разговора даже выдавив из себя ответную усмешку в знак вежливости, что, по правде говоря, больше смахивала на нервный тик. Джеральд почти вздохнул с облегчением. Он усадил девушку в такси, а сам отправился домой пешком, расшвыривая по пути пустые жестяные банки и прислушиваясь к песне ветра.       Придя к себе, он сгрузил с себя отцовский смокинг и до глубокой ночи слушал пятничную передачу на джазовой волне, которую терпеть не мог. Даже если Фиби не было плохо, уж он-то для приличия пострадать должен, даже если это будет не из-за любви, даже если это будут не совсем страдания.       Немилостивое субботнее утро началось со звонка на мобильник. Зубодробительный рингтон, казалось бы, отразился от каждой из стен пустого тома, прежде чем нанести Джеральду удар по голове. С трудом разлепив глаза, чтобы взглянуть на дисплей, он чуть не свалился с кровати. Имя Хельги Патаки зло мелькало громадными черными буквами. Джеральд отбросил телефон подальше, будто тот мог запросто шарахнуть его током. Сбросить вызов он не решался, а поднять трубку — тем более. Выслушав первый куплет с припевом своей любимой песни еще четырежды, Джеральд поклялся себе, что если сия чаша минует его, то он отправит мобильник в беззвучный режим на веки вечные.       Когда телефон промолчал уже больше четверти часа, Джеральд вздохнул с облегчением, радуясь тому, что дом пустовал. Родители умотали проведать Джейми в колледже, а Тимберли осталась с ночевкой у какой-то подружки. В противном случае, в его спальню уже наверняка сбежалась бы вся семья и замучила замечаниями и расспросами. Расспросами, в том числе касающимися вчерашнего вечера. То, что Патаки звонила, было уже само по себе странным — они были далеко не друзьями. Ну а то, что она трезвонила так настойчиво, вообще заставляло теряться в самых невероятных предположениях.       Внезапная догадка осенила Джеральда по пути в ванную. Вполне вероятно, дело касалось Фиби. Даже рафинированные леди жалуются подругам на экс-парней, тем более, когда острота обиды еще не успела притупиться. Намазывая пасту на зубную щетку, он попытался представить Фиби плачущей, или, может быть, подшофе, или колотящей в исступлении кулачками по идеально застеленному футону. Однако, ничего кроме пары выбившихся из аккуратной прически прядей или чуть смятого воротничка вообразить так и не удалось. Фантазия умело рисовала большой пакет мороженого, шоколада, может, бутылку сладкого-пресладкого вермута, но все это существовало с его, бывшей уже, подругой как будто в параллельных измерениях.       Едва Джеральд успел покинуть ванную, во входную дверь раздался стук. Одного взгляда на расплывчатый силуэт за матовым стеклом окошка было достаточно, чтобы понять, кем является незваный гость. Опомнившись, он бросился наверх в поиске хоть каких-то брюк, в то время как стук в дверь становился все настойчивей. Натягивая вторую штанину, Джеральд мельком взглянул на часы. Половина девятого пасмурного субботнего дня.       — Чертова ранняя пташка, — прошипел он уже в холле.       Патаки влетела словно вихрь, и то ли от этого, то ли от ее полного злобы взгляда, волосы на голове Джеральда зашевелились.       — Чем обязан такой радостной встрече? — иронично поинтересовался он, пока Хельга, не сбавляя скорости, пыталась определить, куда ей податься.       В ответ она лишь прорычала что-то невнятное.       — Спальня наверху, — догадливо подсказал Джеральд. В любой другой ситуации эта фраза, должно быть, заставила бы его густо покраснеть.       Хельга наконец остановилась и, скорчив злую гримасу, направилась к лестнице. Джеральд буквально чувствовал, что стоит ей обернуться, и он будет испепелен одним лишь ее тяжелым взором.       — И все-таки, почему вы здесь в столь ранний час, милая барышня?       Хельга по-хозяйски плюхнулась на его незаправленную кровать, нисколько не меняясь в лице.       — Уж не думаешь, на тебя топлес полюбоваться, — съехидничала она. — Потолковать нужно, а куда ты сунул свой сотовый я даже предположить боюсь.       Несколько смутившись от замечания касательно его обнаженного торса, Джеральд сложил руки на груди.       — Что ж, побеседуем. Говорят, урожай тыкв в этом году достиг невероятных размеров…       Хельга фыркнула так громко, что он покорно умолк.       — Ты обидел Фиби, говнюк. Какого хрена?       — Ах, это, — протянул Джеральд, стараясь, чтобы это звучало почти безразлично. — Не ожидал. Не в ее стиле как-то…       — Посылать меня? Ну нет, бедняжка слишком расстроена. Я здесь по собственной воле.       — Вот уж не ждал от тебя такой готовности прийти на помощь. Видимо, годы издевательств над Арнольдом не прошли для тебя даром.       Едва произнеся первое слово, Джеральд понял, что пожалеет об этом. Глаза Хельги недобро сверкнули, но во всем остальном она была само спокойствие.       — Ты много чего обо мне не знаешь, Джеральдо.       — Так ли я ошибся? — пересохшей глоткой выдавил он.       Хельга, хмыкнув, поднялась с его кровати, ничуть не смущаясь, прошагала грязными ботинками по чистому полу, который его мать тщательно надраивала каждое воскресенье, и встала в жалком футе от него. Ее тонкие розовые губы скривились, а прозрачные глаза глядели будто в самую глубину его нутра. Не спасали даже сложенные в оборонительном жесте руки.       — Так и быть, я не дам тебе в рожу, хотя ты этого точно заслуживаешь.       Ломкие, почти белые волосы, тонкая кожа, едва приметные веснушки на кончике носа и этот треклятый свежий, словно океанский бриз, аромат от жилки на шее, бьющейся в унисон с мерно вздымающейся грудью.       — Предвосхищая твое глупое предположение, сразу скажу, этому я тоже научилась у Арнольда. Я просто задам вопрос.       Джеральд сглотнул. Это был просто какой-то, мать его, гипноз.       — Какой?       — В самом деле, почему?       — Почему?       — Да, черт возьми!       — Потому что…       От нетерпения она топнула ногой. Разве можно было устоять? Он судорожно вздохнул.       — Вот почему!       Табачная горечь на ее губах подействовала странно опьяняюще. Джеральд закрыл глаза, рискуя потерять равновесие от головокружения, как только заткнул ее нестерпимо болтливый рот весомым и жарким аргументом. Хельга не шелохнулась, не ответила и не попыталась оттолкнуть его, что, впрочем, было лишним, так как он только склонил голову, чтобы дотянуться до ее лица, даже не пытаясь обнять или типа того.       Он смог раскрыть глаза только постепенно, будто с непривычки щурясь от яркого света. Их губы разомкнулись, но потолок не рухнул, а пол остался, где и был — под ногами.       Джеральд не сразу понял, что за звон раздался у него в ушах. Осознание пришло секунд пять спустя, когда правая щека запылала, будто обожженная кипятком. Хельгино лицо буквально полыхало.       — Чертова Патаки! Ты рехнулась!       — А какого хера ты руки распускаешь?!       — Да я тебя и пальцем не коснулся!       — Зато коснулся кое-чем другим.       — Дура!       — Урод!       — Истеричка!       Джеральд устало вздохнул.       — Значит так, ответ ты свой получила, больше тебя не задерживаю, — он подхватил несвежую белую футболку прямо с пола и натянул на себя. — Чая нет, кофе у нас исключительно дрянной, где дверь, ты знаешь.       Что бы ни ждало его впереди, сейчас Джеральд чувствовал облегчение. В конце концов, не так уж и трудно будет избегать обеих этих дам в школе, тем более, до ее окончания осталось не так и много, а уж что касалось досуга, так здесь вообще все было легче легкого. Теперь приоритетным было избежать истерики с руганью, хотя он и так попытался выставить Хельгу деликатнее некуда.       Собирая разбросанные по полу вещи, Джеральд краем глаза заметил, что она все еще не ушла и вообще не сдвинулась с места.       — Ну что еще?       Недобрая улыбка снова растянулась на ее губах.       — Да вот, нужно кое-что вернуть.       Джеральд закатил глаза, но бросил свое занятие и, чуть склонив голову набок, воззрился на нее. Неужели речь идет о каком-то подарке, преподнесенном им для Фиби, но такого он припомнить не мог.       Тогда Хельга просто подошла к нему вплотную, положила руки на плечи.       — Это будет круче, чем в твоих мокрых снах, — вкрадчиво промолвила она.       И поцеловала.       Джеральд недовольно замычал, почувствовав, что она толкает его к стене, зло прикусывая губы, прежде чем позволить себе безраздельно хозяйничать у него во рту. Он больно впечатался лопатками в стену, кажется, обронив на пол несколько спортивных грамот в деревянных рамках. Послышался звон битого стекла. Джеральд инстинктивно попытался сделать шаг в сторону от предполагаемого места крушения его достижений, но эта попытка была грубо пресечена Хельгой, которая тут же безжалостно и мстительно ткнула его под ребра. Вначале его будто парализовало от такой странной смены тактики, затем, воодушевившись и забыв о возможности подвоха, Джеральд приобнял ее. Такого жадного и властного поцелуя у него еще не было ни с кем. И да, это было лучше, чем он мог представить.       Напоследок чувственно проведя кончиком языка у кромки губ, Хельга отстранилась, но ее горячее дыхание по-прежнему опаляло его лицо.       Но не успел Джеральд и глазом моргнуть, как на его лицо обрушилась еще одна затрещина, даже более яростная, чем предыдущая.       — Это еще за что?! — возмущенно рявкнул он, прижимая ладонь к щеке. Она нарушила свой пакт о ненападении уже дважды с особой циничностью.       — За совращение, — ухмыльнувшись, ответила Хельга. В два прыжка она очутилась у выхода из спальни. — Если ударили тебя в одну щеку, подставь другую, помнишь?       Не успел Джеральд очухаться, как ее тяжелые шаги раздались на лестнице, а затем хлопнула дверь в холле. Едва опомнившись, он бросился к окну и распахнул его настежь. Патаки, размахивая кулаками, шагала прочь.       — Истеричка! — крикнул он ей снова вслед. Как показалось Джеральду, его голос прозвучал до странности звонко и совсем не сердито.       Хельга только расхохоталась, прежде чем скрыться за поворотом, показав напоследок средний палец.       — Ну или жуть какая темпераментная, — тихо проговорил он уже для себя.       Несмотря на то, что в доме царила еще большая разруха, он, похоже, нажил себе серьезного врага, а обе щеки неистово жгло, Джеральд никак не мог стереть улыбку со своего лица.