***
Кажется, прошла вечность. Я то находилась в беспамятности, то в сознании, что совсем не давало мне возможность понять, сколько время я провела здесь. Головная боль усиливалась, что объяснить я не могла. Сто процентов это работа той гадости, что окружала меня всё время. Дункан ко мне больше не заходил. Пока что. Я уверена, что он всё равно явится ко мне. И даже не раз. Возможно, я опять пройдусь по прошлым аттракционам, хотя это вряд ли. Скорее, что-нибудь новое придумает. Там кнут или ещё что похуже. В любом случае, веселье нам обеспеченно. Мне уж точно. И так паршиво на душе-то, и выговориться некому. Я хоть жаловаться не люблю, а в такие времена — сложные, если можно так сказать, — поплакаться бы кому-нибудь в жилетку не мешало. А я даже не знаю сейчас, остались ли в живых те, кто эту самую жилетку мог мне предоставить. И от грустных мыслей себя отвлечь нечем. У меня только одно занятие: в потолок смотреть. Гляди, так и мозги атрофируются. И чёрт, сейчас рада была бы любому охотнику — за исключением Дункана, разумеется, — он хотя бы передвигался бы. А то уже с ума схожу потихоньку. Оно и не удивительно. Сидеть одной в четырёх стенах, не двигаясь. Любой бы рано или поздно с катушек съехал. Ну, может я и не одна. Вон, эта непонятная магия так и летает вокруг. И меня собой заполняет. Но я против такого соседа по комнате, уж не обессудьте. А слова Дункана, каждый раз, когда я вновь обращаю внимание на это „что-то“, прямо звучат в голове. Звонко и отчётливо. «— Знаешь, я с удовольствием буду смотреть, как ты будешь выполнять то, что я тебе скажу. Как ты будешь уничтожать своих друзей, сама того не желая, но и не в силах остановиться». Если действительно вдуматься в слова, так страшно становится. Это ведь правда самое ужасное, что может быть. Подчиняться Олдриджам, да ещё и в здравом уме. Так ещё и на друзей нападать! Пусть лучше убьёт. Хотя кто моё мнение слушать будет. Голод опять постепенно нарастал. Про жажду я вообще молчу. В горле всё пересохло, да и о воде постоянно напоминало то капанье в противоположном углу комнаты. Уж не специально ли это сделали? В итоге, надо мной всё же сжалились. Не сразу же, конечно, но в любом случае это случилось. Дункан опять зашёл ко мне — заняться ему больше нечем, — и, как и в прошлый раз, снял оковы. Схватил руки и закрепил их наручниками, которые сегодня больнее кожу натирали. Запястья-то ещё с того дня не прошли. Охотник вывел меня в коридор и моё сердце подскочило. Лишь бы не избивал как тогда! К моему счастью, меня просто-напросто кинули в ванну. — У тебя десять минут, — грубо оповестил Олдридж. Поймёшь его. То он меня пытается успокоить, то грубит, то бьёт. Точно из ума совсем выжил. Но ослушаться я его не посмела. Быстро залезла под душ и включила воду. Пить захотелось ещё больше. Не сумев себя сдержать, я подставила ладошки под струи воды, а затем поднесла ко рту. Жидкость приятно охладила горло. Конечно же, о горячем душе не было и речи, но я была рада, что вода хотя бы не ледяная. Как только я закончила с водными процедурами и встала на холодный кафель, Дункан зашёл ко мне. Я отшатнулась от мужчины, прикрывшись валявшимися до этого на полу вещами. Охотник фыркнул и кинул в меня какие-то шмотки. — Надень это. Своё оставить здесь. Он вышел, оставив меня опять наедине с собой. Я осела на пол. Как же он меня напугал! Сердце бешено колошматилось в груди, и я никак не могла его успокоить. Какой же жалкой стала. Трясущимися руками я взяла то, что отдал мне Олдридж. Бельё и шорты с футболкой. Неидеально, но хотя бы эта одежда не вымазана в крови, в отличие от моей. Я тихо оделась, и стала дожидаться, пока охотник сам зайдёт ко мне. Уж я-то точно не выйду туда добровольно раньше времени. Долго сидеть без дела не пришлось. Дункан вновь зашёл ко мне и потащил к выходу. Я в тайне надеялась, что сейчас мы пойдём на кухню. Есть хотелось неимоверно. Моим мечтам сегодня была не судьба сбыться. Охотник опять забросил меня в темницу, прикрепил к ненавистной стене и оставил голодать одну, выйдя из комнаты совершенно беззвучно. Я устало прикрыла глаза и постаралась уснуть, желая, что бы хотя бы во сне мне стало легче.***
Я, еле шевеля руками, перевязывала себе ногу бинтами, которые мне принёс какой-то мальчишка. Совсем молодой охотник. Наверное, его только-только приняли в свои ряды Олдриджи. Парень сжалился надо мной и дал воспользоваться медикаментами. Я была ему благодарна. Он видел, как я буквально вылетела из комнаты и налетела на стеклянный стол. В тело впилось стекло. Тогда я еле сдержалась, чтобы не взвыть. Я всеми силами старалась отогнать от себя ужасные образы, которые возникали в голове при малейшей мысли о Дункане. Он даже не помог мне подняться. Приказал „вставай“ и больше ничего. Я кое-как доковыляла до своей камеры. Потом зашёл этот парнишка. Один-единственный человек, которого я видела здесь помимо Дункана. Я закончила с ногой и отдала шатену оставшиеся бинты и мази. Тот принял их и как-то совсем уж грустно осмотрел меня. — Я буду заходить иногда. Чтобы проверить, как ты тут. Я совсем не поняла его заботы. Удивлённо вскинула брови, во все глаза смотря на парня. — Тебе достаётся. Никогда не видел, что бы кто-то из древних, а особенно Дункан, вёл себя так по отношению к ведьме. Мне кажется, ты этого не заслуживаешь. Я слабо улыбнулась, молча благодаря его за это. Стало приятно. Быть может, не все охотники такие, как Дункан. У каждого своя история. Быть может, у этого мальчишки есть какая-то причина становления одним из них. Я ведь в курсе, что не все ведьмы „ангелочки“. — Не знаю, почему он так со мной, — шепнула я. Паренёк тяжело вздохнул и присел около меня на корточки. — Мне нужно, — начал он и, не договорив, указал на цепи. Я удручённо кивнула. Подала ему руку, затем другую. Когда он уже выходил из комнаты, я спросила. — Тебя хоть как зовут? Парень обернулся и ответил. — Я Олби. Приятно было познакомиться, Белла.