Нелепое

Город оттаял, пригрелся в руках весны, уже потянулся к чашке хмельного лета, а солнце всю землю в легчайший шифон одело, окрасило золотом верхние этажи. И каждый мой вдох разложен на чёткий такт мажорного вальса, и воздух в груди искрится, а небо всё вяжет на тонких небесных спицах из облачной пряжи пушистый и мягкий шарф. И всё замирает на выдохе, чуть дыша, и смех эхом бьётся о стёкла машин и зданий. Мне в жизни не хватит слов рассказать о счастье, упругом, хрустящем и сочном, как та листва, что в зелень одела иссушенные скелеты и жизнь запустила, как бурный речной поток. О счастье, которое струйками между строк скользит и хлестает с кровью по тонким венам и рвёт все сосуды, бурлит у меня в груди, как камни ручей, мне точит больные кости. Лопатки свожу до хруста, и позвоночник становится прочным, как выточенный гранит. И всё зацветает: деревья, глаза, слова, считает секунды, вибрирует в ожиданье, как струны под ловкими пальцами музыканта, дрожит, как взведённая лучником тетива. Дышите со мной сгустившимся кислородом и смейтесь со мною до искр под тканью век, потому что легко упростить всех понятием «человек», но вовсе не каждый мне так бесконечно дорог.