Узоры на окнах

Пролог Тарья сидела на широком подоконнике, поджав колени к подбородку, и невидящим взглядом смотрела в окно. Дождь косыми мазками ложился на стеклянное полотно, «разукрашивая» серым и без того мрачный мир. «Глупости» - скажете вы, жизнь прекрасна, надо лишь уметь видеть в ней красоту. Ведь даже Чудовище обладало добрым сердцем, в каждом миге Бытия есть хорошее. Да, все верно, но жизнь становится ничем, если в ней нет любви. Тарья перевела взгляд на одинокого прохожего, натянувшего воротник до самых ушей, но это ему не помогло – дождь потоком лился с неба, не оставляя даже сухой нитки. Сердце женщины дрогнуло: «Как же он похож на…. Впрочем, не важно. Уже, не важно…». Тяжелые капли барабанили по подоконнику, гремели по водосточной трубе, заглушая звуки ночного города, но были не в состоянии заглушить ее боль. Бродяга-ветер поднял с земли ворох желтых листьев и швырнул ими в прохожего. Несчастный отряхнулся, костеря погоду, вновь натянул воротник повыше и посмотрел вверх. В окне второго этажа он увидел женщину и улыбнулся, встретившись с ней взглядом. Тарья вскрикнула и прижала ладонь ко рту, а на запотевшем стекле проявилась надпись: «Люблю тебя». Глаза «полуночника» принадлежали Туомасу. Глава 1. From Life to Death «Два месяца…. Всего восемь недель, шестьдесят дней, сотни утомительных часов, миллионы вечных минут, миллиарды секунд, как тебя нет со мной…. И поздно что-то менять, решать и переделывать, ведь никто еще не изобрел лекарство от смерти. Где теперь твой дом? Слышишь ли ты меня вообще? Или, все это сказки? Нет! Ведь я же видела…. Ты не забыл. В противном случае, можно считать, что я сошла с ума», - Тарья бродила по квартире в полной темноте, с недавних пор она не любила солнечный свет. А мягкая, обволакивающая ночь не давала взглянуть на вещи трезво, скрывала в себе разбитые зеркала, красные от слез глаза, порванные фотографии и пепел от свечи. И только одно слово отдавалось эхом в ушах женщины, отбиваясь от стен: «Его больше нет». Но она отказывалась верить, вновь и вновь доказывая себе, что это сон, страшный, нелепый, но, все-таки, сон. Пройдет время, Тарья проснется, и все пойдет по-старому, но жизнь грубо разбивала ее, полные надежд, иллюзии, и подсовывала под руки календарь. «Да только, время не лечит!, - говорила она себе, - Напротив, оно швыряет оземь, бередит раны, и хочется выть от боли, устремившись к бледнолицей луне, но потом ты вспоминаешь, что волчья душа так и осталась в сказках…. И плачешь, абсолютно по-человечески, - уткнувшись в подушку, присев у стены на колени, выйдя на балкон, запершись в ванной, плачешь, плачешь, плачешь…. Потом в тысячный раз ругаешь себя за слабость, размазывая по щекам соленую влагу, и принимаешься за старое. Не потому что ты слабая и безвольная, а потому, что это единственное спасение от боли. От боли, которой, кажется, пропитались даже стены, но тебе все равно. Ты вновь полночи рассматриваешь мрачные тени на потолке, помнится, когда-то ты панически боялась темноты, а теперь «сумеречная госпожа» стала тебе лучшей подругой. Ведь только она способна осушить твои слезы, забрать с собой в тяжелый сон, лишенный сновидений, и хоть на время вычеркнуть из памяти тот теплый августовский вечер…..». Тарья обхватила голову руками, подумав, что если она и дальше продолжит разговоры с собственной персоной, - за нее примутся врачи. Но тут память, покопавшись в хранилищах, вытащила картинку и ткнула в нее корявым пальцем. И женщина смирилась, позволив прошлому забрать ее с собой, далеко-далеко, туда, где было счастье, туда, где был Туомас. Глава 2. Join You in Death «Итак, я умер. Странно, правда? Религия учит, что все бренно в этом мире, и пора подумать о душе, и еще много чему познавательному. Но, когда ты со стремительной быстротой несешься вниз, а потом так же молниеносно взмываешь вверх, и в итоге – зависаешь где-то в посередине, думается о чем угодно, но только не о собственной энергетически информационной субстанции. Вот я, к примеру, думал о Тарье, пока не осознал, что я попал не в собственный оживший кошмар, и в лучшем случае, меня наградят нимбом и крылышками, в худшем – угожу на сковородку….. Так и началось странствие моей несчастной души по земле. Я попытался взять себя в руки, и попробовать вспомнить, что же произошло в мой последний день жизни, но, видимо, вечно пьяное тело сказалось и на тонких материях, в голове было пусто, как совсем еще недавно, в моем холодильнике. Я сделал пару глубоких вздохов и…вспомнил! *** Был теплый августовский вечер, вся большая семья Nightwish собралась в летнем лагере, чтобы поздравить Тарью с ее двадцать третьим днем Рождения. Было весело и солнечно, мы с Сами жарили шашлыки, Эмппу сыпал остротами, женщины сплетничали, в общем, полная идиллия! Но, как обычно бывает в сказках, без отрицательного героя не обошлось. Таким «персонажем» оказался наш менеджер Марсело Кабули, который уже несколько месяцев бросал на мою Тарью подозрительно-обожающие взгляды, доводя меня до бешенства. Вечер плавно перетек в ночь, костерок поедал сучья, разбрасывая во все стороны желтые искры, от шашлыков осталось лишь приятное воспоминание. Я растянулся в гамаке, кто-то бренчал на гитаре, Марсело бродил по поляне, мрачнее тучи, а тут еще Тарья похвасталась Сату колечком – через неделю была назначена наша свадьба. Кабули покрутился вокруг нас и отозвал Тарью в сторонку. Я сцепил зубы и отправился за ними. Засада в кустах меня не прельщала, но уж больно интересно было услышать, о чем они будут говорить. Моя зеленоглазая муза встала напротив аргентинца, скрестив руки на груди. Тот продолжал топтаться на месте. - Тарья, ну вот зачем тебе это замужество? – начал менеджер. - Марсело, это не твое дело! Я люблю Туомаса и хочу быть вместе с ним! – уперла руки в бока моя любовь. - Но, что он может тебе дать, кроме пустых карманов, сопливых песенок и творческого кризиса? - Я немного не понимаю, к чему ты ведешь? – подняла бровь Тарья. Я поудобнее устроился под кустом шиповника. - Тарья, я обеспеченный, уверенный, прочно устроенный в жизни мужчина. Я могу дать тебе все, о чем ты только пожелаешь, и потом, я люблю тебя! – выпалил аргентинец, я свободной рукой поймал отвисшую челюсть. - Ммммарсело…, - протянула Тарья, - я…. - Ничего не говори, просто, обещай подумать. Я дам тебе больше, чем твой депрессивный музыкант! Тарья потянулась, было, погладить Кабули по руке, но тут из кустов вылетел бешенный я. Затрещали ветки, я схватил Марсело за грудки, со словами: - Это кто тут депрессивный? Что было дальше, - помню смутно. Тарья что-то кричала, нас пытались разнять, но врезал я ему очень хорошо, а потом вскочил в машину, и понёсся, куда глаза глядят. В голове крутились злобные мысли, в душе кипела обида: моя женщина чуть не променяла нашу любовь на деньги! Ненависть к сопернику слепила глаза, и выросшее на пути дерево, я не заметил… Дальнейшее происходило как в плохом американском кино – машину смяло, дверцу заклинило, подушка безопасности не сработала и много еще чего другого, страшного и нелепого, о котором весело смотреть лишь в фильмах. А потом – Тарья в черном платье, красная роза на могиле, невыплаканные слезы, нереализованные мечты, несостоявшаяся свадьба, недопитый кофе, брошенная книга, оборванная песня и пустота, именуемая одним, леденящим душу, словом – смерть! Итак, я умер». Туомас додумал незаконченные мысли и отлетел к дереву, на котором висел траурный венок. Поляна представляла собой лишь пепелище.