Поиграем в смерть

На журнальном столике печально догорала свеча, заливая своими восковыми слезами лежащий рядом букет цветов. Раскрытая, но так и не начатая коробка конфет, полупустая бутылка вина, два бокала на тонких хрупких ножках – тусклый натюрморт потерянной романтики. За окном рассвет – серый, скучный, холодный; все куда-то исчезло, ускользнуло подальше от этого дома. И солнце теперь встает где-то в другом месте, освящая первыми лучами другую постель и другие лица, птицы поют свои сладкие песни для других влюбленных, даже небо, раньше ясное и нежно - голубое, теперь, кажется, расстилается вовсе не над их головами. Холодная постель, как гроб, и вся эта ночь, как похороны чего-то большого, важного, близкого когда-то, но теперь лежащего на последнем издыхании и даже пахнущего смертью. И уже даже не печально и не грустно, нет ни сожаления, ни тоски по прошлому – все осталось там, позади, в прохладном осеннем вечере; утром же нет больше ничего. То, что умерло однажды, никогда больше не сможет возродиться, фениксы бывают только в сказках, в реальности же им нет места. Слишком быстро все происходит, слишком короткая жизнь, чтобы остановиться и посмотреть на того, кто рядом, чтобы почувствовать его сердце, его тепло. Надо бежать вперед, надо жить, пока есть время и силы, надо торопиться чувствовать, и нет времени, чтобы дать шанс старому затухающему огню стать полноценным костром, совсем нет времени, ни на что. Как же хотелось вчера, и как же пусто внутри сегодня, как же «горелось» вчера и как сердце «догорает» сегодня. А что между? А между – жизнь. Мимолетная, почти незаметная, она всегда где-то межу вчера и сегодня, и так трудно не пропустить ее. *** Она посмотрела в его глаза и, в который раз, не увидела там ничего. Его темные волосы разметались по подушке, его руки были скрещены на бледной впалой груди – он лежал в белом гробу простыней, как покойник. Она не могла угадать, о чем он думает и уже не хотела. Все его мысли, чувства стали теперь совершенно неважными, как, впрочем, и ее собственные. Ей казалось, что, если сейчас в один миг кто-то заберет ее душу, она совершенно не почувствует разницы, разве что станет чуточку холоднее, но тело можно согреть огнем, а охладевшей душе ничто не даст тепла. Он медленно поднялся и сел на кровати. Взял ее за руку и посмотрел, как ему показалось, нежно и ласково. Он еще на что-то надеялся, головой, но не сердцем. Сердце уже знало, что все прошло, оно уже залечило свои раны, и ничто больше не сможет их потревожить. - Я не знаю, что тебе сказать, - произнесла она устало, погладив его холодные пальцы, - все кончено. Он не вырвал руку, даже не дрогнул, но было видно, что эти слова напугали его. И снова, боялось не сердце, боялась привычка и упрямство. - Знаешь, - она взглянула прямо ему в глаза, потому что больше не было надобности что-то скрывать друг от друга, - мне кажется, мы уже прошли какую-то точку невозврата… - Ты думаешь? – и снова в его словах прозвучала лишь глубокая усталость и какая-то умирающая надежда, которая уже даже особо и не боролась ни за что, просто была лишь в качестве отзвука. - Мне кажется, мы вряд ли сможем быть вместе… не теперь… Она взглянула на серое небо за окном – ни малейшей надежды на солнце и хоть какой-то проблеск. -…не в этом мире, по крайней мере... – добавила она, чуть усмехнувшись. Он долго молчал и изучал ее холодными глазами. Неожиданно, его ладонь плотнее сжала ее пальцы, а на лицо упала мягкая тень, придавая ему вид загадочный и более живой, чем когда-либо. Он на секунду нахмурился, а потом произнес слегка дрожащим голосом: - Да… не в этом мире… не в этом. *** Тарья стояла перед зеркалом. Тонкое белое кружево струилось нежными волнами, обволакивая ее тело, словно оно было сделано из воздуха, такого мягкого и податливого, повторяющего каждый изгиб ее тела, трепетного, как ЕГО руки когда-то. В салоне было совсем тихо, но она слышала музыку у себя в голове, траурную музыку, кто-то играл реквием по ней. Тарья усмехнулась и провела рукой по ткани платья. Вся их жизнь стала похожей на игру, театр; каждый прожитый день-всего лишь представление с декорациями, хором, массовкой, с бездушными лицами, скрытыми плохо сделанными масками. Когда-то давно, еще в юности, она мечтала петь в опере, представляла, как будет проживать сотни жизней на сцене, испытает страсти, которые неведомы простым людям, она будет жить, а все остальные - лишь благодарная публика – будут сидеть в креслах, сжимая в руках программку и восторженно приветствовать ее. В оперу она не попала, но, несмотря на это, она стала жить среди декораций и актеров. Как просто было играть в любовь с Туомасом, так просто, что на долгое время это стало для них обоих настоящей жизнью. Тарья не знала, что она чувствует к нему, не знала, любит ли, любила ли когда-то вообще, зато могла с уверенностью сказать – каждое утро она просыпалась, чтобы еще одни сутки прожить Музой для своего Маэстро. Она была его голосом даже тогда, когда они находились за сотни километров друг от друга, за тысячи сердец и миллионы улыбок, даже тогда, когда между ними была ненависть. Разорвать эту связь было невозможно. Невозможно даже тогда, когда любовь умерла для обоих. - Вам очень идет это платье, - продавец стоял позади нее, любуясь ее холодной красотой, - вы выходите замуж, поздравляю. Тарья повернулась к нему и улыбнулась. Старик нервно сглотнул - женщина, стоящая перед ним, была похожа на куклу, мертвую фарфоровую куклу, которую кто-то по ошибке нарядил в свадебное платье, позабыв, что больше всего ей идет траурное одеяние вдовы. Бледная кожа мерцала сильнее бриллиантов, которыми было усыпано ее колье, а зеленые глаза затягивали сильнее омута, эта кукла могла высосать душу из любого. - Вы так считаете? – Тарья спустилась с постамента и прошлась по комнате, - сегодня на мне должно быть все самое лучшее, у меня сегодня маленькое представление… - Вы называете свадьбу представлением? - несмело спросил старик, пряча от нее свои глаза; его сердце будто сковало льдом, а душа наполнилась невыносимым страхом и желанием кричать во все горло, как в последний раз. - А кто говорил о свадьбе? – она рассмеялась, - сегодня у меня похороны. Старик заворожено проследил, как она, бросив деньги на стол, вышла на холодную улицу, оглянулась на него и, игриво подмигнув, направилась в темноту осеннего вечера. Как только сумерки скрыли последний отблеск траурно-белого одеяния, мужчина упал на пол. Он мог поклясться, что сегодня впервые увидел смерть. Тарья подошла к высокой башне и посмотрела наверх - где-то там ее уже ждал Туомас. Сегодня они дадут последнее представление. *** - Посмотри вниз, - Туомас стоял около окна, - разве это не то, чего мы хотели? Тарья подошла к нему и выглянула из окна. Внизу, у подножия башни собралась огромная толпа, тысячи людей, так много не было даже на их концертах в самые удачные годы. -Кто они? Откуда? - Они пришли посмотреть на нас! – Туомас запрыгнул на подоконник, - они ждут здесь нас, представляешь?! Все они собрались здесь ради нас двоих, вся эта толпа… теперь мы не просто их кумиры, мы как боги, слышишь, Тарья? Они все пришли посмотреть на представление! Туомас схватился за крюк, торчащий из внутренней стены башни, и свесился вниз. Его глаза горели бешеным огнем, все его тело горело, но на душе никогда не было так хорошо – он ликовал. - Иди же ко мне, - он протянул Тарье руку, приглашая присоединиться к нему, - я чувствую себя на вершине блаженства! Сегодня всей этой истории придет конец, и это будет наш триумф, слышишь, Муза моя?! Он схватил Тарью за талию и крепко прижал к себе, так крепко, что она почувствовала, что задыхается. Туомас раскачивался на окне, практически полностью высунувшись за стены башни, единственной ниточкой, что отделяла их обоих от неминуемой гибели, был тонкий железный крюк, за который он все еще держался одной рукой. Тарья вцепилась в него с такой силой, что костяшки пальцев побелели, ее ногти впились прямо в его плоть, но Туомас даже не заметил этого, он смотрел вниз, страстно бормоча что-то. Тарья чувствовала, как холодный ветер хлещет ее по лицу, словно плеть, а платье, которое еще недавно казалось ей таким легким и воздушным, превратилось в камень на шее и тянет вниз. Многочисленные оборки и нижние юбки опутывали ее ноги, стягивая их, словно бечевка, не давая возможности двигаться, Тарья чувствовала себя беспомощной и жалкой. Она с трудом заставила себя еще раз глянуть вниз, на толпу, которая с такой высоты напоминала море, кишащее пираньями – оно бурлило, как лава в адском жерле - и ей вдруг стало страшно. Голова закружилась, а перед глазами потемнело. В эту секунду Тарья поняла, что совершила самую большую ошибку в жизни, согласившись на план, который предложил ей Туомас. - Пусти меня! – закричала она и попыталась вырваться из объятий Туомаса, - пусти немедленно! - Что такое? – он повернулся к ней, улыбаясь, словно сумасшедший, - в чем дело? - Это все неправильно! – она, наконец, освободилась от железного захвата его пальцев и, пошатнувшись, вцепилась в противоположную стену башни, - ты сошел с ума! - С ума? Ты так думаешь? – Туомас рассмеялся так, что Тарье захотелось прямо сейчас прыгнуть вниз, лишь бы не слышать больше никогда этот едкий смех, - мы оба сошли с ума, дорогая! Любовь – это сумасшествие, разве ты еще не поняла! - Туомас… все не так, - она, запутавшись в платье, упала с подоконника на холодный пол башни, - еще не поздно что-то поменять… -Поздно, родная, - прошептал он, спустившись к ней, - любовь умерла, понимаешь? Истории пора закончится, хватит уже играть, все, конец! – он схватил ее за руку и снова втащил на окно, - мы должны умереть вместе с этой любовью, мы должны сделать это красиво! У красивой сказки должен быть не менее красивый конец. Хватит глупых историй про красавиц и чудовище, когда все счастливы в итоге и поженились! У нас все будет иначе, они, - он кивнул на людей внизу, - получат то, чего хотели, мы будем вместе до самой смерти! Поэт и его Муза… Тарья не слышала, что он говорит, она не хотела слышать, теперь она понимала, что красивые фразы были уместны лишь в спальне, но не здесь, не в реальности. Каждый раз, читая в книгах про самоубийство, она видела, что в последний момент герою легко и спокойно, на него будто снисходит вселенское блаженство, он счастлив, он парит, словно птица, над жестоким миром, над всеми бедами, страданиями, он свободен и может расправить крылья, но в настоящей жизни нет места романтическим историям, есть только смерть – некрасивая, страшная, жестокая. Тарья не хотела умирать, она внезапно почувствовала острое желание жить, дышать, чувствовать, любить и быть любимой. - Туомас, прошу тебя, - она схватила его за руку, из ее глаз катились слезы, - давай не будем этого делать, я боюсь высоты, Туомас…я боюсь умирать! Я хочу быть с тобой, здесь и сейчас, не там, нам еще рано! - Поздно, - холодно повторил Туомас, глядя куда-то вдаль, - для нас уже поздно… - Просто… - Тарья не оставляла надежды, - может, мы торопимся? Мы еще не готовы, еще не все так, как ты планировал… -Ты не любишь меня? – он резко повернулся к ней, в его глазах была сталь. -Люблю! Но я боюсь, ты же любишь меня, пожалуйста… - она уже не могла сдерживаться, она надорвала голос, пытаясь докричаться до его сердца или разума, неважно, главное, чтобы он не сделал шаг вперед...последний шаг. - Нет, мы все решили! Все будет так, как я сказал! Не смей давать мне отставку снова! – крикнул он и толкнул ее. Тарья даже не успела понять, что произошло, она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Туомас, словно в замедленной съемке, наблюдал за происходящим. Он видел, как края ее красивого платья зацепились за неровную поверхность башни, за торчащие отовсюду железные крюки. Этого было мало, чтобы удержать Тарью, она зависла в окне всего на несколько секунд, но этого времени хватило, чтобы платье порвалось, а на бледной коже испуганной женщины возникли сотни кровоточащих порезов. Туомас видел ее лицо, обезображенное страхом и размазанной косметикой, слышал, как она кричит нечеловеческим голосом. Дорогое колье, что он купил ей, сорвалось с ее шеи и полетело вниз, разлетевшись на сотни куском. Все шло совсем не так, как он задумал, ничего красивого и величественного, ничего волшебного, они даже не умирали вдвоем ради любви, все было совсем иначе. «Я выбросил Тарью из окна» - промелькнуло в его голове, - «Я своими руками убил ее…что же я делаю!». Туомас вздрогнул, его будто окатили холодной водой. -Хватайся! – в последнюю секунду он протянул Тарье руку, - умоляю, только держись! Тарья вцепилась в него, проткнув нежную кожу его рук ногтями так, что пошла кровь, но Туомас терпел, все, о чем он мог сейчас думать – это спасение ее жизни. Он закрыл глаза, собрал последние силы, напряг мышцы и сильно дернул. Раздался хруст суставов, кажется, он сломал руку, но в эту же секунду на него упала испуганная Тарья. Туомас открыл глаза – все было позади, они оба, напуганные, грязные, в крови, лежали на холодном полу. -Как ты? – выдавил он, дотронувшись до кровоточащей раны у нее на груди, - прости меня, Тарья, я…. Она не дала ему договорить, приложив палец к ее губам.