Оптимистка

      Меня зовут Оливия Брук. Это не настоящее имя, настоящего я не знаю. Моя нынешняя жизнь началась гораздо позже, чем я родилась.       Первое осознанное воспоминание: слабость и мельтешение света настолько яркого, что он просачивался через сомкнутые веки. Думаю, источником были медицинские осветительные приборы. В какой-то момент я смогла ненадолго открыть глаза. Надо мной быстро проплывали потолочные лампы. Это показалось нелепым, я не сообразила, что не лампы куда-то плывут, а меня везут по больничному коридору. Не могу определить, была ли я в сознании; если да, то не полностью. Мелькали смутные образы, отголоски прошлого, тщетно пытающиееся докричаться до меня. Слишком поздно, я уже ничего не помнила. Осталось лишь смутное и горькое ощущение. Мне почему-то казалось, что я мало смеялась в своей жизни. Сейчас умру, и не будет со мной всей той радости, которую я могла бы испытать и унести с собой, чтоб осветить тёмную неизвестность, которая ждёт впереди. Трудно было мыслить полноценными предложениями, но на уровне ощущений я твёрдо пообещала себе: если выкарабкаюсь, начну радоваться каждому дню, каждому вздоху, не стану переживать из-за глупостей, сама себя накручивать и расковыривать проблемы как больную мозоль.       Со временем тело полностью оправилось после огнестрельного ранения, а память так и не вернулась. Мне было известно одно - меня подобрали на острове, где произошло что-то странное. Со всех медиков и спасателей, выезжавших туда, взяли подписку о неразглашении, а тех немногих, кого там нашли, допрашивали какие-то странные люди – в штатском, но с физиономиями вышколенных бультерьеров. Нечто внутри меня, обходя логику, настойчиво подсказывало: ни в коем случае нельзя открыто заявлять о себе, подавать объявления со своей фотографией и просить откликнуться тех, кому что-нибудь обо мне известно. Ощущение было необъяснимое, зато невероятно сильное, и я ему подчинилась. Правда, всё же обратилась в полицию и попросила проверить мои отпечатки пальцев. Отпечатки не числились ни в одной базе – не проходили ни по единому делу. Что ж, я не уголовница, и на том спасибо.       Когда я очнулась и сообщила, что не помню своего имени, медсёстры собрались называть меня Джейн – Джейн Доу. Мне затея не понравилась, и мой лечащий врач, доктор Алекс Брук, предложил имя Оливия. Оно пришлось по душе. Алекс сразу признался: у него был сын Оливер, который погиб несколько лет назад, потому сознание и подсказало «Оливию».       - Ты можешь выбрать любое другое имя, - спешно и как-то виновато проговорил врач.       - Нет-нет, - улыбнулась я. – Мне правда нравится это.       После выписки из больницы некуда и не к кому было пойти, и Алекс пригласил пожить в его семье первое время. Так я попала в дом Бруков. У Алекса была жена Фэй, младший сын Кириан, и они так хорошо ко мне относились, что и описать трудно. Не угождали, не нянчились, не обращались, как с хрупкой фарфоровой куклой, а просто приняли, будто родную. Через четыре или пять месяцев я нашла работу и переехала в отдельную квартиру, но к тому моменту уже официально была Оливией Брук (требовалось ведь справлять документы) и называла Алекса отцом, Фэй – мамой и к Кириану привязалась действительно по-сестрински.       Я не удивилась, обнаружив, что могу влиять на людей через прикосновения, видимо, в прошлой жизни этот дар был для меня нормальным, обыденным. Но он пугал, я боялась, что ненароком причиню кому-то вред. Я всегда была начеку, в напряжении, это мало-помалу угнетало. Впрочем, на угнетение ушло приличное количество времени.       Общество всё громче и истовее шепталось о мутантах, и шёпот, наконец, перешёл в крик и почти массовую истерию. К счастью, были в этом гомоне и разумные голоса. Однажды я услышала о школе профессора Ксавье и решила обратиться туда. В ученики я, естественно, уже не годилась ввиду возраста, но надеялась, что меня примут в качестве хоть кого-нибудь, помогут окончательно освоиться с моим даром. Да и спокойнее побыть среди других мутантов, не ощущать себя белой вороной, при всей моей искренней любви к отцу, маме и Кириану.       Меня взяли, предложив должность воспитателя. Отныне я присматривала за учениками во внеурочное время, организовывала разные занятия, экскурсии, следила, чтоб никто не наделал глупостей.       Признаться, была надежда, что легендарный профессор поможет мне вернуть память. Он честно пытался, однако в итоге сочувственно признал:       - Не получится. Мне очень жаль, Оливия. Будь дело в психологическом состоянии или ментальной блокировке, это не являлось бы проблемой. Но в твоём случае причина исключительно физическая – если я правильно понял, ты потеряла много крови, мозг какое-то время был лишён нормальной подачи кислорода.       Печально, конечно, но ведь я жива. У меня есть будущее, а оно, как ни крути, важнее прошлого.       Не скажешь, что я стала звездой школы. Наоборот, и среди педагогов, и среди учеников были люди со способностями куда круче моих. Я как-то терялась на их фоне, не принадлежала к элите. Не то чтобы меня дискриминировали, просто на первом плане всегда был кто-то ещё. Меня это не задевало и не задевает, я никогда не рвалась в главные герои; во всяком случае, насколько я себя знаю и помню.       Я подружилась с другой воспитательницей, Коррин; она тоже мутант. Иллюзионист. Название говорит само за себя – Кори умеет создавать иллюзии, именно иллюзии, а не галлюцинации, то есть её творения фиксируются, например, на видеокамерах, это не картинки в мозгу людей, это настоящие изображения. Реальная нереальность, как говорит сама Кори. Сама же и признаёт, что практической пользы от её дара не слишком-то много. Поэтому Кори тоже не в первых рядах персонала Школы, которые, в случае чего, запросто намылят врагам и агрессорам шеи, а мы недругов можем разве что закидать книжками и учительскими журналами.       Зато Коррин настоящая веселушка, в этом мы с ней похожи. Потому нам никогда не скучно, хоть другие, вероятно, считают нас недалёкими хохотушками. А ещё у подруги есть способность, не имеющая никакого отношения к Икс-гену, однако порой поражающая и бывалых мутантов. Кори всё узнаёт. Слухи, сплетни, намёки, толки. Никто не понимает, как, но если что-то случается, Коррин тут же оказывается в курсе. Эта осведомлённость простирается далеко за пределы школы. Вот что значит по-настоящему общительный и любознательный человек.