Последствия иного выбора

- Теперь ты знаешь, Дин, что свалились мы на ваши головы не просто так. Ваш мир, где от зла исправно защищают картинки и заговоренная вода, для нас в той же степени странен, что и наш – для тебя. И для Сэма. А провернуть все то, что в конечном итоге провернули мы, было не так-то просто. Твой брат вернулся, мы прошли следом, но тому было условие: мы не имеем права вмешаться в происходящее. Нам запрещено менять вашу историю, делать что-либо, что кардинально изменит ее ход, убивать. Во всяком случае, не своими руками. Мы можем лишь минимально себя защищать, оставаясь в стороне. В тени, за спиной твоего брата. В случае с Кастиилом – за твоей. Если мы нарушим это условие, нас вернут назад раньше, чем мы закончим дело. И тогда, скорее всего, вам ничего не останется, кроме как расстелить Люциферу красную дорожку и уползти с его дороги. С ним вам не справиться. Не в этот раз. - А вам, стало быть, справиться? Со связанными-то руками! - Люцифер – наш клиент. На его персону у нас официальный ордер с разрешением грохнуть в случае сопротивления. Не в прямом, конечно, смысле, но, я надеюсь… - Я понял. Не дурак. - Я рад. И… еще одно, Дин, прежде, чем я закончу экскурсию. Я не вполне уверен, собирается ли Сэм тебе сказать, но, по-моему, ты обязан знать. Его просьбу как условие всему тому, что мы собираемся сделать. Он – человек, чья душа родом из этого мира, призовет Люцифера, чем окончательно разрушит Клетку. Остальное сделаем мы, и Сэм участвовать не будет. Но когда все закончиться, именно твой брат закроет ваш сверхъестественный гадюшник. Да. Это значит, что он снова пройдет испытания. И я дал ему слово, что в этот раз никто, ни при каких обстоятельствах, ему не помешает. - Но… - Тебя там и близко не будет, Дин. Так он попросил и так я ему обещал. И теперь не думай, пожалуйста, об этом, как о подлом ударе в спину. Как ты видел, нам не впервой идти по грани против правил. Условие вашего Бога – жертва, так? Будет ему жертва, будет все в точности так, как гласит каменный протокол, никто не подкопается. - И Сэм умрет! Опять! - Спокойно, приятель. Не кипешуй. В моей голове сие для тебя чревато, я уже предупреждал. Испытания изменят его, да. Также, как изменили в прошлый раз. Хочешь того, или нет, но если ты не намерен терять брата, критерии, по которым ты привык отличать человека от нечеловека, тебе придется несколько пересмотреть. К чему клоню? Тот свет, который ты видел внутри него всякий раз, когда он читал эти ваши, о Творцы… заклинания. Напоминает тебе что-нибудь? К примеру, меня в ином облике? Или Эли? Еще кого-нибудь? - Это для людей не предназначено! Сам говорил! - И не оговорился. Оттого он и умер в прошлый раз. Сила, которую давали испытания его душе, сожгла изнутри человеческое тело. - Что измениться теперь? Если главное условие в любом случае – смерть? Иначе ничего не выйдет! - Тебе пора назад, Дин. Прошло много времени. Больше, чем я рассчитывал, больше безопасного для тебя. - Не смей вот так просто… - Уймись, Творцов ради! В самом деле, Дин! Ты же все видел. Ты слышал, чувствовал и переживал! Моими глазами и ушами, по сути, в моем теле, но положения вещей это не меняет. После всего, что ты видел, разве похоже, что моя сестренка собирается позволить твоему брату сгореть? Спорим на что хочешь – нет! Вот если ты еще не станешь пинать его чувствительную совесть упреками типа «кровосос», «кровеман» и так далее – будет просто потрясающе! И высшее руководство в очередной раз останется с носом, и Люси вернется домой, и ваша адова лавочка закроется. Наполеоновские планы, говоришь? В нашем мире Наполеон тоже был. Насчет того, за что воевал ваш, ты просветишь меня в реальности. А теперь вали! Пока твое тело не загнулось. И заранее прости, если тебя все же вывернет. Валить?! Зачем, куда и с какого хрена – до меня дошло с явным опозданием. Со слишком сильным опозданием, которого я не замечал за собой уже очень давно. Я так старательно готовил ответную речь, так ответственно выстраивал слова в предложения, а их, в свою очередь, в текст. И все так складно выходило. Мысли, одна за другой, упорядочено и… да черт меня возьми, красиво! И тут вдруг… вали! И это мне сказал молокосос, которому с натяжкой в пару лет я бы сошел за отца! И так, начну сначала. Почему? И куда? Как же не хочется искать ответ, который, в принципе, нигде не терялся. Сначала я просто смирился. Спустя месяцев этак пять проникся интересом и перестал об этом думать каждое мгновение, вспоминал лишь время от времени. А сейчас и вовсе забыл. Совершенно забыл то, за что вначале клялся убивать его медленно и мучительно. За переселение против воли черти куда, в черти какое тело, пусть и шикарное, с чем трудно было спорить уже неделю спустя. Молокосос молокососом, а природа или что-то там, что у них есть, над парнем славно потрудились. Особенно хорошо я это осознал, когда он перестал жадничать и стал давать мне порулить… Кадис? Непривычная тишина в ответ. Ни тебе «Доброе утро, страна!», ни «Заткнись и слушай!», ни «Полегче, Халк, это тело сильнее, чем ты думаешь!» Кадис, мать твою! Ну хоть бы напомнил, что ли… Хотя сомневаюсь, что от его напоминания что-то существенно изменилось бы. Возврат в забытую реальность для меня стал худшим из в принципе возможных. Хуже, чем отходняк от пьяного угара, или наркоза. Хуже самого ужасного кошмара и самых жестоких галлюцинаций. Во сто крат ужаснее, чем выход из комы, навеянной джином. Хотя общий эффект был в чем-то схож… Голова, или что-то, что было вместо нее, болела так, что даже глаза разлепить, прилагая поистине титанические усилия, мне удалось лишь с третьей попытки. Проморгался, с тихим стоном поднял к голове ватные руки и сжал ничего не чувствующими пальцами виски. Абсолютно сбитый с толку и дезориентированный в той же степени, в которой, наверное, дезориентирован астронавт, потерянный в открытом космосе, я уставился в потолок невидящим взглядом. Все иначе, все не так. Слишком тесно – стены давят, мало света – глаза плохо видят. Здесь другой интерьер, сам воздух другой! И я другой. Вернее,.. я снова прежний. Человеческое… выходит, ужасно хреновое зрение, слух ничуть не лучше. И в целом, отстойные человеческие чувства, среди которых лидирует боль, которой я не чувствовал… сколько? Год? Больше?.. Словом, совершенно иное восприятие совершенно иного мира. Моего собственного мира, который внезапно такой дикий и чужой. И мое тело внезапно чужое,.. тяжелое, слабое, непослушное. И безумная самба разноцветных пульсирующих в зоне видимости звезд – тоже как будто чужая. И медленные мысли чужие, и память о прошедших днях, неделях и кажущихся вечностью месяцах, которые… Я повернул голову, впился полуслепым взглядом в часы, с трудом вытягивая из тумана двоящиеся цифры. …Которые здесь невероятным образом компактно уместились в несколько часов сна. В одну… ночь! В промежуток, как не паршиво признавать, красной нитью разделивший мою жизнь на «до» и «после». Странно это. Странно и даже страшно чувствовать так. Чувствовать, что по всем параметрам, за что ни возьмись, чего-то да не хватает. И, прежде всего, кажется, легким – кислорода. Жадно вдохнул. И едва не подавился. Будто новорожденный младенец. Вдохнул еще раз, осторожнее, менее фанатично. Выдохнул. Затем несколько раз повторил, чтобы вспомнить, каково это. Более-менее вспомнил. Восстановил ритм. Закрыл глаза, пытаясь худо-бедно прислушаться к телу, к чужим и таким слабым ощущениям. Высшей степени паршивым ощущениям. В голове набат, во рту пустыня, а желудок… кажется, вообще забыл, что такое еда. - Ты здесь? – просипел я совершенно чужим и низким как у курильщика со стажем голосом. Головы не повернул и не потрудился открыть глаза. В ответ тишина. – Конечно, нет, - ответил на собственный вопрос и остался лежать, не шевелясь и лишь кое-как дыша, еще минут десять. Это если я правильно сориентировался в чувстве времени, что очень вряд ли. Особенно, с учетом того, чем постепенно заполнялся мой гудящий мозг. Мой мозг, в котором я единственный хозяин. Несмотря на все прочие неудобства, тотальные несоответствия и неудовлетворенность вялым, словно пришибленным телом, эта мысль грела. Я дома, один, в своей изрядно поношенной, видавшей виды человеческой шкуре. Мало-мальски оклематься у меня получилось с попытки этак десятой. Сесть помогло врожденное упрямство и тумбочка рядом. Вода! Едва глаза выхватили в пространстве плавающие очертания заветного предмета, тело отослало мозг прямым текстом далеко и безвозвратно. Мне на самом деле было плевать, что за ядерный коктейль был намешан во внезапно оказавшемся в моей комнате графине, и кто его намешал. Забыв о прежних рекордах силы воли, я рухнул обратно на горизонтальную плоскость, кое-как привалился плечом к углу тумбочки, чтобы не захлебнуться ненароком, и принялся жадно поглощать жидкость, утопая в наслаждении от каждого глотка, как выброшенная на палящий солнцепек медуза, которую лижет холодный прибой. Да, Винчестер! Такой адский сушняк тебя в жизни еще не посещал! Вода! Кровать-подушка-священная-горизонталь… Кайф. Рай! Но всякий кайф сходит на нет также быстро, если не быстрее, чем приходит. И с райского облака приходится на полной скорости лететь… на землю, врезаться на лету, расшибаться в лужу крови и мешок переломанных костей. Вода – ядерный коктейль, как ядерный реактор, как сумасшедший энергетик, как удар тока, с одного разряда приведший в чувство разбитое тело. Успокоилось сердце, восстановилось дыхание, в ушах перестало звенеть. Прятаться в окопе полубреда стало невозможно. Ясное сознание вернулось быстро и безо всякого предупреждения. Рыкнув, я открыл глаза. Секунд через десять сел, затем и встал. Осмотрелся, пытаясь привыкнуть к обстановке, задержал подозрительный взгляд на пустом графине. Подумав, решил, что мне плевать, перевел взгляд. Левее графина, на краю тумбочки лежал пистолет. Тот самый, что вечером, год назад… я выхватил из-под подушки, пытаясь защититься от незваного гостя. Я ухмыльнулся и обнял ладонью рукоять, ощущая привычные удовлетворенность, спокойствие и уверенность. Не спеша извлек обойму и… замер, откровенно пораженный. Не было металлического блеска и холода серебра, вместо него – полупрозрачное, бликующее в слабом свете лампы стекло. Такое же, как нож, с которым таскался Сэм, такое же, как весь тот богатый арсенал, что я видел чужими глазами и держал чужими руками… Я моргнул, отгоняя воспоминание прочь, а когда вновь сфокусировал взгляд, нашел на краю матраца сложенный в пополам листок бумаги. «Теперь ты знаешь больше, Дин. И у тебя есть действенное оружие. Как им воспользоваться – тебе решать», - гласила надпись каллиграфическим почерком. Едва я дочитал до точки, бумага развеялась прямо у меня в пальцах. Вспыхнула холодным пламенем и осела черным пеплом на влажную подушку. Я вздохнул и закатил глаза, больше всего на свете мечтая щелкнуть пальцами и исчезнуть. Только бы избежать всего того, что предстояло.