* * *
— Спасибо. — Тебе не обязательно было ждать именно меня, — Джулия устало вздохнула, выкидывая перепачканные кровью тампоны. — Подошел бы… — она на миг оглянулась и, убедившись, что в комнате их лишь трое, продолжила. — Абсолютно любой врач. — Мне не нужен любой, — впервые за день в голосе Натана скользнуло упрямство. — Мне казалось, что мы с тобой давно уже договорились, что с Соломоном работаешь именно ты. Мне стоит напомнить, что и ты имеешь с этого плюс? Поджатые губы стали лучшим ответом. — Вот и замечательно. — У него нет регенерации, Натан, — женщина все же полностью обернулась к шевалье. — Я действовала как обычный медик. Я могу пронаблюдать за его раной, но уверяю тебя ничего не изменится. — Изменится, — спокойно возразил мужчина. — Ты же это изменишь. Джулия, шумно вздохнув, накрыла на пару мгновений ладонями лицо. — Ты слишком многое просишь. Не так уж просто за пару недель узнать столь важный секрет. Сколько времени вы на это потратили, но так ничего и не узнали? — У нас не было Аннет. — Александр не… — Он шевалье. Непонимание между ними действительно убивало. — Но ты же сам говорил, что он не тот Александр, который служил Аннет! — Он просто не может быть им. Это исключено. Говорить с Натаном просто невозможно. Джулии впервые хочется вцепиться в свои волосы и просто завыть от бессилия. Этот чертов шевалье просто невыносим. Он вечно хочет больше, чем другие. Знает больше, чем остальные. Но при этом вечно молчит, оставляя все самое важное при себе. Вот и сейчас. Как его можно понять? Что ей-то делать? Он сам же говорит, что это не тот шевалье. Что в нем и правда есть корни от Александра, но в нем всего лишь имя. Ведь от Аннет там нет ни капли крови. Что же он от нее тогда хочет?.. — Почему бы тебе просто не использовать старые методы? Слова вырываются прежде чем Джулия успевает их обдумать и, натыкаясь на взгляд Натана, понимает, что лучше бы молчала… — Я могу придумать новые. Малыш внутри нее слишком мал, но ей кажется, что он пинается. Сжимается внутри от страха, как и она сейчас. Но эта иллюзия. Наваждение исчезает так же быстро, как и плохое настроение у Натана. — Покопайся в ДНК. Это не просьба. Не совет. Приказ. — Я… поняла. Ни черта не поняла, но признаться в этом себе хуже. Женщина встает, бросая последний взгляд на Соломона. Даже сейчас мертвенно-бледный он пугает ее. Эти двое всегда пугали больше, чем остальные. Ведь если у Аншеля были хоть какие-то планы, цели, то эти двое… «Стало бы легче, если бы вы исчезли?» Вот только сил спросить это в слух у нее не было…* * *
Это просто невыносимо… Спокойному сну мешали совсем не лучи солнца, а дурацкая раз за разом повторяющаяся симфония. Сая не знала кто ее исполнитель, но будь он рукокрылом, то убила бы его с особой жестокостью. Думать о том как не сошел с ума Натан не хотелось. Если верить его подпеванию, которое разнилось откуда-то со стороны открытого окна, шевалье она приходилось по вкусу. Да и станет ли кто-то слушать то, что ему не нравится с десяток раз подряд? Сая устало вздохнула, зарываясь лицом в ворох одеял. Станет… Чужая ладонь накрыла темные волосы. Пальцы осторожно, словно не слушаясь, попытались взъерошить пряди, словно утешая. Успокаивая… — Соломон! Девушка, вздрогнув, подскочила из-за чего ладонь, недавно покоившаяся у нее на голове, обессиленно упала на постель. На это действие Соломон лишь улыбнулся, то ли утешая, то ли приветствуя девушку. Как и вчера он оставался все так же бледен. Быть может только тени под глазами стали менее заметными. Бинты на шее за ночь все же пропитались кровью. — Соломон… Светловолосый мужчина облизнул пересохшие даже на вид губы, приоткрыл рот, но все же не заговорил, в очередной раз даруя одну из ободряющих улыбок. В том что она была ободряющая Сая даже не сомневалась… — Дурак… Симфония, повторяющаяся раз за разом, подходила к своему концу. И то ли музыка настолько проникла в ее душу, то ли внутри было больно так сильно, что Сая, не выдержав, тихо всхлипнула. Зажмурилась, в попытке не увидеть виноватого лица, но сильнее от этого не становилась. Капля первая, вторая. Улыбается. Уже сама. От бессилия. А слезы текут. Не останавливаются. И порыв обнять Соломона кажется настолько правильным, что она, не борясь, падает в его объятья и просто плачет. Не громко. Не навзрыд. Потому что не умеет. А плачет так, как может только она. Тихо. Почти не заметно. Едва уловимо вздрагивая плечами. Соломон обнимает молча и на удивление крепко для своего состояния. Позволяет девушке устроить голову на своей груди и осторожно, словно боясь потревожить, целует в висок. И кажется, словно слезы впитывает не рубашка, а он сам… И симфония… звучит как никогда правильно.