Холодно, время всё дальше

Жак вернулся к сестре с раскаявшимся выражением лица. Жаклин оставалось только рассмеяться. Он напоминал ей чем-то отца и не только внешне, хотя внешне в меньшой степени, но и характером, мыслями, движениями. Может и глупо так говорить, когда знаешь человека от силы два дня. Только если закрыть глаза ощущение, что рядом снова папа, такой родной и близкий. И это чувство не отпускает. А братец по-щенячьи смотрит на сестру, что той ни о чём не хочется говорить, только ещё больше запутать его волосы, потрепав по голове. - Если тебе можно, почему мне нельзя увидеть любимого? - вдруг спросила Жаклин, повернувшись к брату, чем вызвала его недоумение. - С чего ты взяла? Как ты? Почему? - непонятные вопросы так и сыпались на девушку, отчего она выдержала и сказала. - А ты что сам не знаешь влюблён ты или нет? - вопрос прозвучал с задором, но он заметно ввёл молодого человека в ступор. Девушка заметив, как он растерялся, решила оправдаться, - я пошутила, успокойся. - Я спокоен. - взяв себя в руки, сказал Жак. - Забудем об этом разговоре. Я хочу повидаться с Анри. - мечтательно протянула мадам Д'Эрбле. - Неужели, ты уже соскучилась? - удивлённо произнёс потомственный гасконец. - Я не скучаю по нему, только когда он рядом. - всё-также с чувством говорила молодая жена. Любовь сильно изменила её. Всё, что с такой силой прививал отец, растворилось в нежности и грациозности. Так что можно сказать, Жаку повезло, он познакомился с лучшей Жаклин - женщиной. - Хорошо, пойдём. Может у него есть какие-нибудь новости. - с теплотой и братской лаской ответил юноша. а спустя секунду его лицо вновь приняло вид маски. Непроницаемой и холодной.

***

Катарина чуть ли не вприпрыжку возвращалась во дворец, забыв о яблоках. Абель причитала о скромном поведении воспитанных девушек, а испанке было всё равно. Выгоревшие светлые волосы и синие искрящиеся глаза вытесняли всё из её разума. Она улыбалась самой себе, повторяя “Жак”. Только сейчас ей показалось смешным их поведение и то, что Жак даже не представился полностью, но к чему это всё, если завтра они всё равно встретятся. Она влетела во дворец будто бы на крыльях. Но суровый взгляд отца, стоящего в огромных дверях дворца, вмиг утихомирил девушку. - Папа... - Катарина опешила. И вертящиеся слова на языке боялись сорваться и прозвучать в этой почти церковной тишине. Она ждала ссоры и криков. - Каталин, - Клето сел на большое кресло в центре комнаты, ласковым и уставшим голосом произнося, - я понимаю, как манит тебя Париж, как зовут тебя его улочки, но прошу больше меня так не пугай... - Да, - испанка словно забыла как говорить, но испуг вдруг сменился лёгкой радостью, - прости, отец. - Кстати, - мужчина нарочито привстал, гордо вытянув спину, - сегодня состоится ещё один бал. Только сегодня будет ещё больше гостей. Приводи себя в порядок, детка. - А платье? - Как ты могла во мне сомневаться? Оно будет у тебя после обеда. - горделиво поднял голову посол. - Спасибо! Спасибо! Спасибо! - Юная особа запрыгала не хуже жеребца. А папе-Дезкарадо оставалось лишь обнять своё дитя, которое только отец моргнул тут же испарилось. - Эх, как она быстро выросла... - Клето даже забыл про стоящую всё время у дверей Абель, но девчонка быстро поднялась по лестнице, на второй этаж в комнату Катарины. Мужчина всегда хотел, чтобы его дочь спокойно в своём доме растила детишек, ожидая прихода мужа. Но, увы, все три попытки сосватать её закончились неудачей. Клето, с внутренней борьбой, унимался, думая о том, что это лишь возраст. Катарин, со своей детской непосредственностью отбросив весь грустный осадок папиных слов, готовилась к приёму. В её ушах звучала какая-то детская песенка. Под неё она танцевала меж служанок. Француженки искоса смотрели на неё, но девушка была счастлива. А когда ей принесли небесно-голубое платье, наверное в целом Париже вряд ли бы нашёлся более счастливый человек. Мечталось испанке, что явится всё-таки на этот вечер принц её мыслей - Жак. Развеет людскую тьму вокруг неё и пригласит на танец. Самый прекрасный танец в её жизни. Он будет плавным и размеренным, а юбка её шёлкового платья будет касаться его рук и жечь румянцем щёки.

***

Когда Жаклин вошла только в помещение, солдаты вдруг все рассыпались, будто горошины из дырявой корзинки. Жаку не трудно было догадаться, что сестра его была уже здесь не раз. А Анри, забыв обо всём совершенно абсолютно, смотрел лишь на жену и стремился лишь к ней. Если бы не вышедший из её спины Жак, удовольствие наверное продлилось бы ещё бесконечную минуту. Слегка откашлявшись после поцелуя Д'Эрбле вытянулся по струнке, произнеся: - Что, господин Д'Артаньян, подглядываем? - с лёгкой издёвкой, наблюдая за удивлёнными глазами Жака. - О чём вы, сударь? - растерянно пролепетал потомственный гасконец. - Ха, я думаю, вам приятно будет узнать, что вчера я был у короля, а сегодня получил бумагу о разрешении Вам носить фамилию Д'Артаньян и наследственный титул. - Но как, Анри? Когда ты успел? - Ради тебя всё что угодно и когда угодно. - Но где эта бумага, милый? - Здесь. - и из кармана показался её край, а потом и вся грамота. - Я безумно благодарен Вам, как мне отплатить Вам? - Мне никак, за Вас мне всё вернёт жена, а вот королю Вы должны. - Королю? - Да, сегодня Вы отправитесь с нами на бал. - Я? С Вами? - Как? Мне нечего надеть? - Мне, кстати, тоже. - О, Господи! Ладно, Жаклин, ты знаешь, что делать. - Спасибо, спасибо, спасибо. - Сестрёнка, я люблю тебя! - Эй-эй, её все тут любят, аккуратнее. Горящие глаза Лин поразили молодого человека. Как мало ей нужно для счастья. И как оказалось ему. Девушка потащила его к знакомому портному, и очень долго они ждали исполнения всех желаний этой "маленькой капризули". В зал входили парами и по-одному, и только Жак прикрепился третьим. Но разве думал он о правилах, приличиях, когда заметил почти неземной образ Катарины с отцом где-то в толпе. А "почти" потому, что ей нужно было всего лишь его прикосновение, и они полетели бы вместе. Он, кажется, быстрее зашагал по лестнице, но близкое нахождение впереди пары Д'Эрбле заставило идти медленнее. Он подошёл к ней незамеченным слишком близко. Лёгкое, прерывистое дыхание коснулось её загорелой оливкой кожи. Испанке стало не по себе, и резко развернувшись, она заметила Его. Он тихо, уверенно пригласил её на танец. Катарина ответила: "Да", после чего Клето ещё долго пытался узнать, кто же этот загадочный юноша. Последней, во время второго танца, под музыку в зал вошла статная красивая блондинка. Шушуканье сразу понеслось по толпе, а с губ бывалых дворцовых крыс не сходило имя этой особы - Эмили Лор Люси Маруа. Она была родственницей Ришелье. Её мама являлась дочерью сестры кардинала Франции. Конечно, это могло ей как-нибудь помешать при дворе после его смерти, но ум деда, а красота её матери, Софи-Анжель Маруа, сделали её опасным врагом, но негласным. Ведь ещё никому не удавалось доказать её дьявольскую натуру, если так можно выразиться. Пока наши голубки ворковали Эмили смотрела на них, крутя в руках белоснежный веер. И холодный взгляд её голубых глаз убивал, с каждой секундой раня ножом в самое сердце, проходя всё глубже. Даже если она улыбается, это не отрицает иных чувств в её душе.