(Не)великий

Династия пала. Все оказалось очень просто – достаточно было одной бумажки с подписью великого князя Михаила и все кончилось. Он был не готов править, не мог стать царем – скорее всего его просто не принял бы народ. Не в последнюю очередь из-за жены – все прекрасно знали, сколько раз Наталья была замужем до него. Ее не любили при дворе, императрица зеленела, едва слыша ее имя – по сравнению с ней Ольга Валерьяновна казалась ангелом. Графиня Брасова страстно желала власти и почти наверняка новость об отречении старшего брата мужа для нее была крайне радостной. Но случилась неожиданность, и Михаил, не принимая трон, тут же написал отречение в пользу Учредительного собрания. Это было ударом для всех. Начались аресты. Первыми, разумеется, арестовали семью последнего царя – всех их оставили в Александровском дворце, где они жили почти как прежде, но с меньшей свободой. Позже новая власть взялась и за остальных Романовых. - …прибыть на допрос, - трясущимся голосом читала княгиня повестку, пришедшую на имя ее сына. - Павел, это верно ошибка? Он не Романов! - Видимо, половинки им хватило, - мрачно заметил Павел Александрович, получивший точно такую же повестку накануне и не находящийся сейчас под арестом только потому, что жена успела добыть справку о его болезни. - Не поедет никуда! Не Романов! Не пущу! - Мама, родная, только не кричи и не беспокойся, - принялся уговаривать мать Владимир. – Я съезжу, думаю, они просто зададут вопросы и отпустят меня. Я им не нужен совершенно. - Не нужен, значит не поедешь, - упрямо стояла на своем княгиня. – Нет и точка. - Мама, ты хочешь, чтобы меня с конвоем забирали? Я не хочу, мне обыска хватило. О том дне вспоминать не хотелось: отряд матросов пришел, чтобы обыскать дом. Нужно было отдать им должное – грабительством не занимались, просто собрали оружие, которое было в доме. - Это все? – осведомился их старший, дюжий мужчина с усами, осматривая сваленные сабли. Быстро закивала Ольга Валерьяновна, девочки промолчали, перепуганные насмерть неожиданным визитом незваных гостей. - Нет, - спокойно ответил Владимир. – Есть еще одна шашка. - А почему она не здесь? - Потому что я вам ее не отдам. Побледнели девочки, княгиня совершено посерела от страха. Володя один остался невозмутимым. - Вот как, - усмехнулся матрос. – Принести можете? - Могу. Неспеша, он поднялся к себе в комнату. Шашка лежала совершенно без дела – по парадам ходить не приходилось, и оттого только пылилась в своем футляре. - Вот она, - проговорил князь, спускаясь и показывая оружие в ножнах. Матрос протянул руку. - Позволите? Взглянуть. Засомневавшись на секунду, Владимир все же снял ножны, обнажая клинок, и, резко подбросив его, перехватился за лезвие, протягивая оружие конвою. Получилось эффектно. - Надеюсь на вашу порядочность. Мужчина кивнул, принимая шашку, и внимательно осмотрел ее со всех сторон, даже на баланс проверил и заточку ногтем попробовал. Удовлетворенный проверкой, он сразу же вернул клинок хозяину. - Это за храбрость, - сказал он, кивая на орден святой Анны на эфесе. – Это отнять нельзя. Так и осталась эта сабля единственной в доме, за его храбрость. Будто у отца ее не было. - Бодя, с тобой поеду, - уговаривала Ольга Валерьяновна собирающегося сына. – Ты только подожди, я скоро буду готова. - Вот еще, по допросам с матерью ходить, - возмутился князь. – Как младенец. - А я в коридоре посижу, подожду тебя. - Зачем сидеть в коридоре, если преотлично можно делать это дома, в своем кресле, - Владимир почти насильно усадил ее и вложил в руки шитье. - Вот, прекрасно. Я не задержусь. - Бодя.. – вздохнула княгиня, но тот уже унесся, едва взмахнув рукой на прощание. Его настроение можно было назвать почти отличным, если бы не постоянная тревога за отца и, что немаловажно – за Марию. Он не видел ее почти год, с того вечера в Александровском – к счастью, она поправилась, правда, по слухам, это стоило ей ее роскошных волос. В этом горе она была не одна - обрили всех княжон, а Алексей изъявил желание постричься, чтобы их поддержать. Локон, оставшийся у Владимира после их последней встречи, сейчас казался каким-то символом прошлых времен, в которых все было спокойно и совершенно безмятежно. Желание бежать к императору с предложением не исчезло и даже наоборот усилилось, но идти было некуда – еще в августе всю семью отправили в Тобольск, и с тех пор новостей о них появлялось очень немного. - К Урицкому, - грубо бросил солдат охраны, когда Володя осведомился, куда ему отправляться. - Наверх, там увидите. Сплюнув сквозь зубы, он отпустил грубость по поводу «шастающих здесь князей». - Спасибо, - подчеркнуто вежливо проговорил Владимир. Хотелось еще и кивнуть, но вовремя решил, что это будет перебор, и просто ушел вверх по лестнице. - Палей? – переспросил сидящий в кабинете человек и вскочил со своего места. – Как же - как же, заходите, обязательно. Очень-очень рад. Владимир радости на разделял, стараясь смотреть на него без брезгливости. Его вид был совершенно неприятен - толстый, как шар, маленького роста, с еще одним шаром головы, на котором крепилось пенсне, прикрывающее маленькие глазки. «Еврей, совершенно явный, хоть табличку вешай», - невольно подумал Владимир, но все же сохранил спокойное выражение лица. - А вот я вас другим представлял, - продолжал кудахтать чекист. - Куда менее высоким. - Вы наверняка видели моего отца, с чего вы решили, что я не в него? - Мне казалось, что вы в матушку. Это пошло бы вам на пользу, она у вас такая красавица, просто красавица. – он расплылся в улыбке. – А что-то медалек вам дядюшка пожалел. - Если вы о Государе, то он мой кузен, - ответил Володя, чувствуя, что его заискивание уже начинает раздражать. - И ордена с медалями заслуживают, а не от родственников получают. - Конечно, иначе как же. Да вы садитесь-садитесь, Владимир Павлович. Нет правды-то в ногах. Сам Урицкий уселся за стол, перебирая бумаги, хаотично разбросанные всюду. Из одной огромной кипы он вытянул папку и мельком проглядел ее, сразу закрывая, но Володя успел заметить собственный рисунок - злой шарж на Керенского, выпущенный, кстати, анонимно. Но то, что его раскрыли, грусти отчего-то не принесло, а, напротив, добавило сил. - Что ж, все хорошо, - вновь заговорил Урицкий. – Все просто замечательно. - Господин Урицкий… - Товарищ. - Что? – переспросил Владимир. - Товарищ! - радостно оповестил председатель. – Нет больше господ. Все теперь равны будут. Называйте меня товарищ. - Простите, как вас по имени-отчеству? - Моисей Соломонович. Владимир с трудом сдержался, чтобы не вскинуть брови и не закатить глаза. Мама бы не одобрила, наверняка бы прочла лекцию о том, что не имеет значение, француз ли человек, русский, еврей или индиец. Нужно быть вежливым со всеми. - Моисей Соломонович, что именно хорошо? - Что вы не Романов! Это прекрасно, Владимир Павлович, уж поверьте мне. - Вам лучше знать. - Кхе-кхе, - закашлялся Урицкий, поперхнувшись от досады. – Это семейство так и не смогло принять вас и считать своим. Вы навсегда остались для них неровней. - Странно, мой отец и брат с сестрой никогда не упоминали об этом, - повел плечами Владимир. - Не думаю, что для них имело значение, какая у меня фамилия. - Но вы так и не стали Романовым. Вас не признали частью императорского дома! - А что, были прецеденты? Княгиня Лович, князья Искандер, Юрьевские, графы Зарнекау, де Торби, Брасовы. Император Александр Второй не сделал исключение для своих детей, а для меня должны были? Кажется, в России достаточно Романовых. - То есть, вы бы отказались от титула, если бы вам предложили? – вкрадчиво поинтересовался Урицкий. – Так? - Нет. Но и цели такой я перед собой не ставил. - Очень жаль, - пробормотал чекист, снова отыскивая бумаги на столе. – А вот собираюсь предложить вам очень занятную сделку. - Сделку? – переспросил Владимир. - Да, и поверьте это только для вас, ввиду особого моего расположения. Вы подписываете вот этот листочек. – Урицкий продемонстрировал бланк, плотно исписанный убористым почерком. – И вы свободны. Можете остаться, можете вернуться домой во Францию – как пожелаете. - Можно прочесть? - Зачем же терять ваше драгоценное молодое время, я вам и сам объясню вкратце. Это рапорт от вашего лица объявляющий, что вы не Романов, никогда им не были и не желали быть, и от отцовства Павла Александровича Романова вы отказываетесь. Вот и все. Подпишите и ступайте. В руках едва не сломался жесткий козырек фуражки, а от стиснутых вмиг зубов сразу же заломило в висках. Председателя хотелось убить – и то, что никакого оружия у Владимира с собой не было, несомненно спасло ему жизнь. - Всегда есть второй вариант, - процедил он, надеясь, что сможет сдержать рвущийся наружу гнев. – Я выбираю его. - Владимир Павлович, это ссылка… - Согласен. - Но это же, вероятно, Сибирь! Условия не те, к которым вы привыкли. - Плевать, я привык ко всему – я два года в окопах отсидел, - отозвался Володя и взялся за второй лист, лежащий перед чекистом. Тот схватился за другой край, не выпуская и с отчаянной мольбой взирая на молодого князя. - Владимир Павлович, всего одна подпись. - А вы бы отказались от отца? - отчеканил Володя и резко дернул бланк на себя. Бумага выскользнула из пальцев Урицкого, и князь, выхватив ручку, жирно расписался под своей ссылкой. - Честь имею, - бросил он, подходя к дверям, но задержался. – И, кстати, мой дом здесь. Я здесь родился здесь и сдохну. Ох, как бы отчитала мама его за такое поведение! Перед глазами Владимира ясно стояло ее изумленное лицо, и ее голос восклицал - «Володя, откуда такие слова! Где ты набрался этого ужаса? Как не стыдно, ведь ты князь, извинись немедленно», но он сейчас бы ни за что не послушал ее. Полгода или год назад он вызвал бы наглеца на дуэль, даже не принимая во внимание, что минимум вдвое его старше – оскорбление было вопиющим. Такие вещи не прощаются никогда. - Боденька, что? – выпрашивала мать, едва он переступил порог дома. – Не молчи, что они сказали? - Невероятно, - почти с шипением выговаривал Владимир, спешно расстегивая пальто. – Такое предлагать – просто немыслимо! - Что они предложили? Боже, Володя, скажи уже! - Отказаться от отца. От всего, что связывает с династией. - И что ты ответил? - дрожащим голосом спросила княгиня. Он в ответ бросил холодный взгляд и сунул ей в руку лист, отданный Урицким. - То, что и должен был ответить. У меня не было права поступить иначе. Сбросив верхнюю одежду, он прошел в небольшую гостиную их нового жилища – прежнее пришлось оставить из-за недостатка топлива. - Двадцать шестого третьего месяца надлежит явиться… - читала Ольга Валерьяновна бумагу. – Препроводить к месту ссылки в Вятку… Володя! - Мама, это только ссылка. Это не расстрел. Его убеждение не принесло плодов - рухнув в кресло, княгиня заплакала.Выбежавшая на шум Наташа сразу же бросилась к матери, присаживаясь у ее ног и пытаясь ее успокоить, но скоро сама, мельком прочитав строчки приказа, залилась слезами. - Да что вы, в самом деле? – рассердился Владимир. – Вы потоп хотите устроить здесь? Две недели – все еще может измениться. - Сынок, я решу все, - всхлипывая, убеждала его мать. – Найду способ, до верхов дойду. - Позаботься лучше о папе. А со мной ничего страшного не случится. Наверняка я там буду не один. Компания собралась более чем приличная - князь Сергей Михайлович и четверо Константиновичей – Иоанн, Гавриил, Константин и Игорь. Чуть позже жене Гавриила Нине удалось убедить Урицкого в том, что муж болен и сейчас уехать не сможет. Ольга Валерьяновна тоже старательно искала способы вызволить сына, но все было тщетно. Он же сам думал только о том, как добиться изменения места ссылки с Вятки на Тобольск, с царской семьей.