Безудержный снегопад не унимался уже вторые сутки, тщательно пеленая белой простынёй даже самые тёплые уголки Скайрима. Так небывалая аномалия добралась и до тихого Ривервуда, обычно довольствующегося ледяными дождями в суровые зимы.
Довакин, на секунду приложив закоченевшую в кожаной перчатке руку к губам, подумала, что если здесь, на юге, такая холодина, то что же будет ждать её по дороге в вечно стылый Виндхельм?.. После всего пережитого ей бы не хотелось сгинуть в непроходимом сугробе или хуже того: опоздать на коронацию Ульфрика Буревестника.
— Аргис, ты как? — оторвав руку от рта, насилу развернувшись в седле, спросила драконорожденная у своего поотставшего спутника.
— Всё в порядке, тан, но вот конь…
Жеребец хускарла и вправду едва переставлял копыта, то и дело норовя перейти на шаг. По поводу своей лошади Довакин никогда не беспокоилась — Тенегрив устали не знал — и могла бы ещё всю ночь гнать его, чтобы в предрассветный час вздремнуть пару часов и двинуться дальше.
— Остановимся в «Спящем великане», — неохотно изрекла своё решение Довакин, зная, что на заднем дворе всегда была парочка вычищенных стойл.
— А что Дельфина? — силясь перекричать бьющий в лицо ветер, спросил Аргис.
— Дельфина может пойти и трахнуть себя моим мечом, если ты об этом, — рыкнула драконорожденная, предпочитая поступиться принципом обходить эту таверну за милю, нежели остаться без спутника — без свежего коня Аргис будет её только тормозить, а одной соваться в общество Братьев бури… Нет, на такой риск даже она не пойдёт. Воеводы постарше ещё с каким-никаким уважением привечали драконорожденную, а вот норды помоложе так и норовили чем-нибудь да подколоть. Задир она не любила, но пуще них терпеть не могла озабоченных мужланов, которые как подвыпьют, так и подавай им девку. Что есть сил извечно храня невозмутимую маску, Довакин попеременно отправляла всех мужчин либо за бугор, либо в длительную отключку.
Въехав в Ривервуд по едва проглядывающей в ночи тропе, Довакин и её верный спутник спешились у крыльца трактира и повели коней в стойла, однако свободных мест там не оказалось. Оставив Аргиса сторожить коней, драконорожденная резвым шагом проделала обратный путь до двери, а оказавшись под крышей, стряхнула с меховой накидки снег и шмыгнула внутрь. Общий зал «Спящего великана» был забит битком, и, казалось, даже яблоку будет негде упасть. Продираясь меж дополнительно выставленных столов, занятых преимущественно громадными нордами с раскрасневшимися от выпивки лицами, Довакин, сжав зубы, твёрдо приближалась к стойке трактирщика. Оргнар, растревоженный заказами, поступающими чуть ли не ежеминутно, встретил гостью грубее обычного:
— А, Илайя? Дельфины нет, если ты к ней.
— Вообще-то, я рада, что этой ворожеи здесь нет. Я к тебе, Оргнар. Мне нужна комната на двоих, место для лошади и горячий ужин, — сказав это, Довакин щедро отсыпала монет на стойку.
— Не больше чем другим, а платишь вдвойне? — пробубнил трактирщик, сгребая звонкие монеты со стойки, закидывая половину в сейф, другую в карман. — Что ж, ужин будет с добавкой, комната самая тёплая, ну а вот с местом для лошади проблемы…
— Я тебе щедро плачу не для того, чтобы у нас были проблемы, — резко сменив тон на угрожающий, произнесла драконорожденная и, хлопнув пару раз ладонью по стойке, добавила чуть мягче и улыбаясь: — Устрой всё, Оргнар.
Заняв пустующий стол в самом углу, справа от входа, Довакин краем глаза осматривала собравшихся, попутно развязывая узлы на накидке, — от очага исходил не только чудный аромат жареного мяса, но и томящий тело жар. И только стоило драконорожденной устроиться с комфортом в ожидании трапезы, как вдруг заголосил бард, которому она скорее бы треснула, нежели заплатила. Тут подоспел Аргис, так и пышущий морозом, растирающий замёрзшие руки. Сев на свободный, стул он загородил плечами Довакину обзор, а тут ещё им и эль поднесла молодая девица, с чьих щёк поди весь вечер румянец не сходил из-за обилия посетителей противоположного пола. Деваха услужливо поставила кружку перед Илайей, а на Аргиса чуть не опрокинула и, раза три извинившись, прижав поднос к груди, метнулась прочь, пылая пунцой до самых ушей. От души хохотнув, глядя на замешкавшуюся реакцию хускарла, Довакин отпила и поинтересовалась, устроили ли коня на ночь. Получив положительный ответ, воительница расслабленно откинулась на спинку и вытянула ноги.
Ужин в виде овощного рагу, жареных кроличьих ножек, нарезанного куска эйдардского сыра и половины буханки хлеба прибыл на стол в компании новых кружек эля. Как по команде Довакин и её хускарл набросились на еду и перекинулись парой хвалебных слов в адрес кухарки лишь тогда, когда более-менее насытились. Илайя покончила с ужином раньше и лениво допивала эль, как вдруг к их скромной компании подвалил прилично поднабравшийся рыжебородый норд, от чьей блестящей лысины можно было запускать солнечных зайчиков. Игнорируя присутствие Илайи, он чуть нагнулся, а потом схватил Аргиса, увлечённо доедающего рагу, за плечо и заставил распрямиться. Хускарл гневно поджал губы и едва не потянулся за мечом, как вдруг его лицо разгладилось: злобу сменило узнавание.
— Ах ты одноглазый чёрт! — взревел рыжебородый, сдёргивая Аргиса с места, загребая его в медвежьи объятия. — Век тебя не видывал! Где пропадаешь, старина? Помнишь ещё Энунда?
— Как тебя не помнить? — улыбаясь во весь рот, ответил Аргис, освобожденный-таки из лапищ знакомого. — Моя спина точно помнит те твои балки!..
— А ты чой-та тут делаешь? — выпучился вдруг рыжебородый и, глянув на Довакина, удивился пуще прежнего: — Женился что ли? Говорил же я тебе, бабы — зло, а ты…
— Нет, друг. Я на службе. Тан, позволь тебя познакомить — Энунд Огненная грива.
— Была на башке, да сплыла, — зычно захохотал вдруг Энунд, постучав себя костяшками по макушке. — Вы, ребята, может, составите нам компанию? Этот молодняк новобранцев меня в могилу сведёт, прежде чем мы вернёмся обратно в Маркарт.
— Энунд, прости, друг, но я на службе. В другой раз, — ответил отказом Аргис, а Довакин, всё это время пристально наблюдавшая за мужчинами, не упустила, как озорной огонь гаснет в глазах дюжего старика.
— Иди, Аргис, не отказывай товарищу. — Кружкой Илайя указала на самый оживлённо гудящий стол, наводнённый воителями Предела. Когда на лице хускарла отразилось несогласие, драконорожденная схватила его недобитое рагу и подставила к себе, заодно выудив из заплечного мешка книгу «Войны за этерий». — Мне есть чем заняться, а твоё сопение только отвлекает от чтения. Твоё здоровье! Да хранит тебя Талос! — обратилась Илайя уже к Энунду и опрокинула в себя остатки эля.
Энунду только того и нужно было, чтобы заграбастать Аргиса в свои лапищи и уволочь. Проводив мужчин взглядом, усмехнувшись, Илайя раскрыла книгу на вступлении, не глядя подзывая девушку, что прислуживала по залу. Заказав сразу бутыль эля, абстрагировавшись от шума в зале, Довакин погрузилась в чтение — эту книгу она таскала с собой уже больше года и никак не могла найти времени для того, чтобы вникнуть в её секреты. С выпивкой дело пошло в два раза быстрее, и теперь уже Илайя почти не отвлекалась на стол маркартских воителей, за которым Аргиса то и дело трепал по плечу Энунд, судя по всему расхваливающий его перед новобранцами.
Захваченная повествованием, опровергающим существующие факты, Довакин вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. В зале заметно поубавилось народу, ибо время перевалило за полночь, потому-то девчонка с подносом, переводя дух в тёмном уголке, сидела и любопытно пялилась на единственную женщину в помещении.
— Поди сюда, — поманила Илайя деваху двумя пальцами, дочитывая небольшой абзац.
— Чего изволите, госпожа? — робко поинтересовалась она, нервно крутя поднос в руках.
— Сядь.
Когда поручение было исполнено, драконорожденная заложила книгу пальцем и, выдохнув, как бы освобождая место для новой информации, спросила:
— Давно ты тут работаешь?
— Около полугода, госпожа, — отводя взгляд, ответила девушка, вновь принявшись краснеть.
— Сколько тебе лет?
— Через две луны будет семнадцать, госпожа.
Довакин задумчиво отпила, кивая, будто бы слова девушки подтверждали её догадку. Теперь она сама не понимала, зачем позвала к своему столу служанку, однако буквы всё равно уже расплывались перед глазами, в основном из-за эля.
— Вы… — несмело начала девушка, резко подпрыгнув на месте и съехав на край стула, — вы позволите спросить?..
— Валяй.
— Ваш… спутник… Он ваш муж? — заговорщически произнесла служанка, на что Довакин рассмеялась — где бы они с Аргисом ни появились, все почему-то считали их парой, и это не переставало её веселить.
— Нет, девочка. Он мой хускарл, так что можешь не переживать. Однажды я отпущу его со службы и он, вдоволь навоевашись, пойдёт искать себе жену. Возможно, заглянет и сюда, — с этими словами Довакин подмигнула собеседнице, смутившейся на этот раз чуть ли не до потери пульса.
Глядя на этот алый румянец смущения, Довакин невольно улыбалась, понимая, что уже много лет не чувствовала себя такой легкомысленной, чуточку ветреной, молодой, как эта девушка. Глядя на неё, Илайя на миг подумала, что всю молодость гонялась не за тем… Но быстро отвела эту мысль в сторону: дланью свыше ей было расписано истратить годы юношеские на славные подвиги. Именно поэтому она не решалась и задуматься о семье — слишком много злобы таилось в Скайриме даже по сей день.
Внезапно молчаливую задумчивость девушек прервал Аргис, несколько нетвёрдо подошедший к столу. Служанка соскочила с места как подстреленная, а Илайя, проводив её весёлым взглядом, уставилась на хускарла и сделала неутешительный вывод:
— Кто-то перебрал.
— Тан, я в порядке…
— Просто засыпаешь, — подметила Довакин, поднимаясь с места, подхватывая накидку и заплечный мешок. — Идём. Завтра выдвинемся на рассвете, и мне бы не хотелось, чтобы у тебя болела голова.
Зайдя в комнату, что располагалась в нескольких шагах от их стола, Довакин обомлела на секунду: доверяя Оргнару целиком и полностью, она и не рассчитывала, что он подложит свинью. По заказу помещение действительно было хорошо отоплено — камин полыхал во всю, — имелся рабочий стол, платяной шкаф, стойка для оружия, да вот кровать была двуспальной.
— Позволишь разобраться, тан? — завидев промашку трактирщика, предложил Аргис, но прежде чем услышал ответ, уже удалился.
Из общего зала донесся приглушённый стук тела, вдавленного в стену, и рык Аргиса:
— Ты совсем зажрался, сукин сын? Это что за шутки?
— Но это была последняя комната на двоих… — хрипя, простенал трактирщик.
— Ты оскорбил моего тана и тебе это с рук не сойдёт.
Не в силах больше стоять на пороге и слушать ни к чему не ведущие разборки, Илайя выглянула из-за двери и подозвала Аргиса к себе — в конце концов, они давно уже путешествуют вместе и найдут способ поделить часы сна. Зайдя в комнату, хускарл громко хлопнул дверью, проявив несдержанность, что с ним случалось крайне редко.
— Ложись спать, Аргис, — мягко, насколько могла в этой неприятной для неё лично ситуации, изрекла Илайя, садясь за стол и раскрывая книгу — не в её правилах было спать с мужчиной в одной кровати, коль он не являлся мужем.
— А ты, тан, как же? — осведомился хускарл, незыблемо застыв у порога.
— Считай, что спим по караульному распорядку, — не глядя на мужчину, уже в третий раз читая одно и то же предложение, пояснила Довакин.
— Ну тогда как скажешь, — пробубнил Аргис и начал готовиться ко сну; а Илайя наконец-то смогла погрузиться в чтение, когда хускарл забрался под шерстяное покрывало, практически мигом уснув.
Россказни автора, в которые Довакин жадно впилась в свете догорающей свечи, о загнившем могуществе двемерских городов было нарушено тревожным стоном Аргиса. Илайя мигом оторвала взгляд от страниц и вперилась в хускарла, чьё тело била крупная дрожь, отчего он изредка взбрыкивал во сне. Отложив книгу, неслышно встав на ноги и прокравшись к кровати, Довакин хотела было разбудить Аргиса, но её рука замерла на полпути — тот сдавленно вскрикнул, прогнувшись в спине:
— Илайя! Нет!
Драконорожденную так и отбросило на шаг назад — ещё ни разу Аргис не называл её по имени. Прижав руки к груди, она с удивлением наблюдала за спящим спутником, замершим на время. Но тут агония жуткого кошмара вновь объяла его, наяву скривив лицо, заставив задыхаться.
— Не справился… Я не справился, прости, Илайя, — рвано дышал он, и драконорожденная, отчего-то испугавшись, решив взять это безумие в свои руки, обхватила ладонями лицо хускарла, крепко сжав. Ей даже не потребовалось звать его по имени: Аргис резко распахнул глаза, почуяв чужое прикосновение. В тот же миг пальцев левой руки Илайи коснулось нечто мокрое и тёплое.
Аргис моментально сел на кровати, согнувшись, спрятав лицо за волосами, пару раз шмыгнув носом. Илайя же в некоем неверии поднесла руку чуть ближе, растирая меж пальцев крупную слезу, оброненную славным мужем в момент отчаянной слабости. Глядя на тяжко вздымающуюся спину мужчины, что уже давно служил ей верой и правдой, беспрекословно и храбро, Довакин испытала внезапный прилив благодарности столь сильный, что словами бы описать не решилась, как невозмутимо делала это прежде.
Прильнув щекой к спине Аргиса, обвив его поперёк талии прежде, чем он успел воспротивиться, Илайя сжала его как можно крепче, постепенно забывая о неловкости момента. В это объятье она старалась вложить все недосказанные слова благодарности, чувств, что испытывала ранее, ведь столько раз Аргис прикрывал её спину, не щадя себя… Не счесть. Не оплатить золотом.
«Он переживает за тебя даже во сне, несчастная», — думала Довакин, потираясь щекой о взмокшую спину норда, скупо ответившего на неожиданное поведение тана — Аргис позволил себе сжать предплечье драконорожденной, бережно, несмело.
— Тан, — прочистив горло, начал он вдруг, разбив тёплый кокон нежности, что испытала к нему госпожа, — тебе пора спать. Моя очередь дежурить.
Мышцы спины под щекой Илайи напряглись, и девушка оторвала голову от торса спутника, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Ты прав, я действительно устала.
* * *
На утро выяснилось, что лошадь Аргиса издохла-таки — её окоченевшая туша едва проглядывала из-под сугроба. Хускарл долго ругал мальчонку-конюха, а Илайя, будучи в не самом благоприятном расположении духа, стоя под крышей крыльца, сложив руки на груди, понимала, что дальше придётся идти одной. Как раз в тот момент, когда Аргис отпустил зашуганного мальчонку, из таверны вывалились Энунд и его ребята. Тут-то Довакин и поняла, как же решить проблему. Она пожелала доброго утра рыжебородому здоровяку и подошла к Аргису.
— Ну как ты? Голова не болит? — через силу улыбаясь, спросила она.
— Всё отлично, мой тан, — кивнул Аргис.
— Что ж, думаю, самое время тебе вернуться домой с братьями. — Илайя недвусмысленно стрельнула глазами, а Аргис, едва крутанув головой, угрюмо воззрился на неё. — Я еду на коронацию, а не в пещеру, полную драугров. Ступай, Аргис, — она по-дружески хлопнула норда по плечу, — на этом всё. Я освобождаю тебя.
— Как скажешь, тан, — бесцветно изрёк Аргис, едва шевеля губами, — желваки так и играли на его лице. — Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.
Илайя кивнула верному спутнику на прощание и развернулась к поджидающему Тенегриву. Вскочив на него, она слышала за спиной рокочущие возгласы Энунда, обрадовавшегося неожиданному компаньону.
— Мы вам ещё покажем, сопляки, из чего слеплены настоящие норды! — Это была последняя реплика, которую драконорожденная услышала, отдалившись на расстояние от таверны, увязшей в снегу, грозящемся похоронить все тайны.
* * *
Пребывание в Виндхельме не принесло Довакину никакой радости вопреки тому, что внимание к её персоне каким-то образом поумерилось. Ульфрик Буревестник наконец-то облачился в мантию верховного короля и не преминул вновь перечислить заслуги тех, кому был обязан за подобный титул. Довакин кисло внимала его, как ей казалось, высокопарным речам. Тогда в телеге он ей больше нравился…
Новоявленный король изъявил желание объехать все свои владения и предложил драконорожденной почётное место в эскорте. Понимая, что отказ прозвучит более чем невежливо, Илайя согласилась и чуть больше полугода путешествовала с огромной вереницей свиты и солдат Братьев бури, ползущим по Скайриму медленнее улитки.
За три дня до возвращения в Виндхельм Илайя серьёзно пострадала: отправившись на охоту с солдатами, она попала под оползень, заваливший её по пояс. Лучшие лекари страны, по приказу самого Ульфрика, занимались её исцелением и смогли поставить на ноги лишь через год — слишком сильно повредился позвоночник драконорожденной при падении в круговерти из грязи и камней.
Ещё через полгода Илайя наконец-то смогла вести самостоятельный образ жизни, не полагаясь на грубого хускарла, предоставленного верховным королём. Хромая, с лицом исполосованным шрамами пуще прежнего, глядя в зеркало, Илайя не узнавала себя, а ведь ещё недавно надеялась на то, что и в свои года найдёт кого-то, с кем сможет найти счастье, окончательно отойдя от дел… Но даже самые отъявленные холостяки теперь уже глядели на её попытки твёрдо пройтись по улицам Виндхельма с жалостью, а не вожделением.
В один особо снежный день, сидя у окна, пытаясь написать письмо старому другу, Довакин вдруг поняла, что для неё ещё не все окончено. Она ещё может управлять мечом едва ли не хуже, чем прежде, если только возьмёт лёгкий доспех… Да и Тенегрив пронесёт её по Скайриму быстрее ветра. Отбросив перо, не видя смысла искать бесполезных слов, Илайя быстро облачилась в походное снаряжение, собрала заплечный мешок и выскочила в непроглядную пургу.
На подступах к Маркарту застывшее сердце драконорожденной, выкованной огнём и льдом, забилось вдруг быстрее, быстрее бойко стучащих по мощёной дороге копыт Тенегрива. Ворвавшись чрез врата в город, скидывая дорожный плащ с плеч, свернув его абы как, Довакин с небывалой прытью взлетела по многоступенчатой лестнице, а затем по ещё одной и решительно распахнула двери в свой дом, ещё с порога прокричав имя Аргиса. Но на зов, однако, явился незнакомый Илайе орк, облаченный в доспех хускарла.
— Ты звала, тан? — осведомился зеленокожий, протянув руку за плащом.
— А где Аргис? — недовольно вопросила Илайя, хватаясь за амулет на груди, лишь бы орк его не увидел.
— Аргис… Аргис… — задумчиво прохрипел новоиспечённый хускарл. — Он поселился в заброшенном доме, тан. Если хочешь, я сопровожу тебя.
— Спасибо, но нет, — помотала головой драконорожденная, пятясь к двери.
Очутившись снаружи, она утёрла лоб ладонью, коря саму себя за глупость: нельзя было полагать, что он останется на службе, получив свободу. Тем не менее, твёрдо вознамерившись идти до конца и выказать всё то, что словами не описать, Илайя принялась спускаться, нещадно игнорируя боль в боку таза.
Постучавшись в золочёную дверь не один раз, подумав, что хозяина нет дома, Довакин решила переждать в таверне и вернуться чуть позже, однако в момент, когда она, спрятав амулет Мары, отвернулась, створка распахнулась и знакомый голос вопросил:
— Я же сказал, мы не… Илайя?
Резко крутанувшись, Довакин увидела милое взору лицо давнего соратника, держащего на руках ребёнка, отчаянно пытающегося вырвать волосы с груди мужчины.
— И тебе привет, Аргис, — подобравшись, выдавила из себя Илайя, краем глаза подметив, что по коридору движется какая-то фигура.
— Рад тебя видеть! Зайдёшь? — Мужчина чуть развернулся, открывая проход, но тут его скрыла собой женская фигура: та самая девчушка из «Спящего великана» прильнула к Аргису и, одарив его взглядом, полным любви, а затем тихонько схватив малыша за нос, обернулась к гостье.
— О! Это вы! Заходите к нам! Я только что закончила готовить обед. Ещё и Энунд обещал заглянуть. Вы же его помните?
— Помню, как не помнить? — уже через пелену слёз давя из себя улыбку, ответила Довакин, схватившись за внезапно стрельнувшее бедро. — Но я так, на секундочку, повидать старых друзей. Дела ждут. — Кивнув головой в сторону ворот, Илайя махнула на прощание Аргису и его жене и, хромая, заковыляла к вратам, едва перебив искушение завернуть в таверну: она буквально чувствовала, как две пары глаз провожают её.
Летя по просторам Скайрима, забыв о слезах, Илайя сделала передышку только в Вайтране, завалившись в Йоррваскр посреди ночи, погрязшей в безудержной грозе, фактически рухнув на пороге. Её лицо не столкнулось с полом только потому, что верные Вилкас и Фаркас подхватили в нужный момент. Дождевая вода, застилающая лицо драконорожденной, скрыла прорвавшиеся-таки беззвучные слёзы.
— Лекаря позовите! — раздался истеричный вопль Эйлы, также метнувшейся к своей соратнице.
— Не надо лекаря… — прошептала устало Илайя, выпрямившись благодаря братьям; а поглядев на всех троих соратников по очереди, поняв, что не утратила в памяти родные черты друзей, добавила: — Я дома.
