Every woman has a name

Слова — это просто буковки, чёрные иероглифы, причудливые закорючки на бумаге. Дешевой, жёлтой, жёсткой — Сюдзин любил водить подушечками пальцев по выдавленным строчкам и имени компании по производству бумаги в уголочке. На компьютере печатать в разы удобнее — стук клавиш успокаивает, можно передвинуть отдельные абзацы… Несовершенство бумаги очаровывало — одна ошибка, и всю страницу можно отправлять к чертям, и переписывать заново, выводить причудливые закорючки, которые по странному стечению обстоятельств имели какой-то смысл. — Что ты пишешь? Мемуары? Умирать собрался? — Сайко потоптался у входа. — Меня Кайя-чан впустила. — Заходи, — Сюдзин кивнул, но не оторвался от рукописи, — кажется, скоро будет обед — останешься? — Может быть… Так что же ты всё-таки пишешь? Весь мир Сюдзина теплился в выведенных чужой рукой рисунках — снова дешёвая бумага, снова чёрные линии. Почему ему взбрело в голову написать что-то, состоящее не из рисунков, из слов, что-то, что можно посвятить этим дешёвым жёлтым страницам с пятнами от чернил, пиццы, которую они заказывали, голодные, как черти, пока Кайи не было рядом? Пятнами от потных ладоней в мозолях. Пятнами от сбывающихся надежд, которые они так долго лелеяли. Кайя убирала тарелки со стола — ей всегда было немного грустно после ухода гостей. Сюдзин послушно помогал, вытирал мокрые тарелки и чашки, вытирал стол. — Я так рада за них, — она прижалась щекой к его спине, — это невероятно. Ты веришь, что мы смогли? То есть, конечно, вы смогли… — Не преуменьшай свою роль, Кайя-чан. Ты нам очень помогала — без тебя мы бы не смогли ничего. Кто же заставлял нас есть нормальную еду и запрещал нам покупать лапшу быстрого приготовления и заказывать пиццу? Она обиженно пихнула его локтем, но тут же рассмеялась. — О чем ты пишешь сейчас? Обо мне? В этом вопросе почему-то звучало слишком много просьбы. Сюдзин умел красиво говорить и умел красиво молчать — сейчас он молчал, протирая снова и снова один и тот же стакан. — Маширо постоянно рисовал Азуки. А ты… Когда ты писал эти истории, ты думал обо мне? Хоть раз? Любил ли ты меня в каком-то из своих рассказов? Кайя беременна — Сюдзин увидел палочку теста в урне. Тоненькую, словно пишущая ручка или перо. Тоненькую, но решающую судьбы так же безжалостно и прекрасно. Кайя была беременна, Сайко и Азуки собирались пожениться, и Сюдзин давно уже должен был что-то сказать — он умел красиво говорить. Но сейчас молчал, вытирая тарелки и чашки, вытирая стол и вытирая мокрые щеки своей жены. Весь мир Сюдзина теплился в дрожащих руках Кайи, не умеющих держать тоненькую палочку теста — размером с пишущую ручку или перо, не больше. Весь мир его был у неё под сердцем и на безымянных пальцах Сайко и Азуки. Им с Сайко было по четырнадцать, они заказывали пиццу и первое место в рейтинге Джампа. Несовершенство и наивность почти очаровывали — и обнадеживали, иначе бы Хаттори не предложил бы им, перенервничавшим и глупым, кофе десять лет назад. Печатать на компьютере гораздо удобнее — и всё же эти причудливые закорючки, по странному стечению обстоятельств имеющие какой-то смысл, на дешёвой жёсткой бумаге, кривовато разлинованной и нежащейся в пушистых колтунах клякс и зачеркиваний, были больше похожи на жизнь. Сюдзин на самом деле не умел и двух слов связать — просто порол чушь, первое, что в голову пришло. На свадьбе своего лучшего друга он держал бокал с шампанским и широко улыбался, будто и сам второй раз женился. Кайя неловко отказывалась от алкоголя и спрашивала с самым невинным видом, какие имена ему нравятся. Ему нравилось держать её пальцы в руке — тоненькие, словно пишущие ручки или перья. Сюдзину нравилось смотреть в её блестящие тёмные глаза — капельки чернил. Кайя плакала на чужой свадьбе и, пока все кричали и бросали в молодоженов пригоршни риса, призналась, словно в страшной тайне, что ждала ребёнка. Сайко вел Азуки, словно не замечая ничего. Сюдзин шел следом, ускользая от дождя из риса, смеялся и прижимал жену к себе, укрывая её. Среди подарков лежала и книга — аккуратным почерком бывшего отличника выведенные иероглифы, складывающиеся в текст — складывающиеся в жизнь. Приехав в их пристанище, в их гавань — квартиру дяди Сайко — Кайя возмущенно охнула при виде пары пустых коробок из-под пиццы. Сюдзин послушно помогал ей убирать следы их «мальчишника», который проходил за чтением манги — своей и чужой — и ухмылялся, слушая её ворчание. Это потом он сказал, что одним ребёнком дело у них уж никак не ограничится. Весь мир Сюдзина сузился до одной плачущей женщины — она громко сморкалась в так вовремя найденный платок и размазывала тушь по щекам. Через час они заказали пиццу — и позвонили Сайко с Азуки, чтобы пожелать хорошего путешествия. — Любил ли ты меня в какой-то из своих историй? — вопрос Кайи утонул где-то у него в плече. Сюдзин снял резинку с её волос и отправил её щелчком куда-то на тумбочку. — В каждой. Кайя умиротворенно засопела.