Пока тигры сражались в долине

      Бытует мнение, что некоторые истории следует рассказывать с конца, потому как сильнее в них читателя будет интересовать не то, чем всё кончилось, но то, как всё дошло до жизни такой. Или хотя бы с середины, чтобы показать читателю героя в невероятной ситуации, а потом объяснить, как он туда попал и как теперь будет выпутываться. История же, которую я спешу поведать, никак иначе, чем с конца, рассказана быть не может, поскольку с этого самого конца она и в самом деле началась.       В Волшебном сообществе, Волшебном мире, известна так называемая Война Грааля, кою раз в шестьдесят лет развязывали дома Айнцберн, Тосака и Мато, однако участвовать в ней каждый раз спешили многие, ибо обладание Граалем сулило исполнение всех мечтаний, коих особенно много у тщеславных, а найти нетщеславного Волшебника во все времена было неподъёмной задачей. Как и следовало ожидать от ритуала с исключительно сложной организацией, однажды механизм Войны дал сбой, и Пятая Война Грааля развернулась уже через десятилетие после Четвёртой. Но ещё в Третьей Грааль был осквернён и с тех пор сулил неисчислимые беды, потому в конце Пятой Войны он был уничтожен. Это и был конец истории.       По крайней мере, так всем казалось, и, в сущности, так оно и было.       Юная наследница семьи Тосака, Рин, отправилась в Великобританию, чтобы пройти обучение в Часовой Башне, где она повстречала единственного оставшегося в живых участника Четвёртой Войны, лорда Эль-Мэллоя Второго, коего для краткости вопреки его желанию я буду именовать просто лордом Эль-Мэллоем. Несмотря на то, что Рин и Эль-Мэллоя объединяло участие в Войнах, связанные с ними тяжёлые воспоминания и потеря дорогих им людей в Четвёртой Войне, они невзлюбили друг друга с первой же встречи. Оба вспыльчивые, оба гордые, гениальная наследница древнего рода и лучший преподаватель Часовой Башни (пусть и посредственный Волшебник) не нашли общего языка. И не особенно пытались.       Лорд Эль-Мэллой по каким-то своим причинам терпеть не мог японцев, а Рин – отаку. Строго говоря, Эль-Мэллоя следовало бы называть не отаку, а геймером, но простим Рин полное нежелание разбираться в таких тонкостях. Усугублялись же их непростые взаимоотношения тем, что Эль-Мэллой был наставником Рин, неожиданно для всех поступившей не на Минералогию, казалось бы, самое очевидно направления для Волшебника из семьи Тосака, а на Теорию Современного Волшебства, которое и возглавлял Эль-Мэллой. В результате им приходилось общаться друг с другом гораздо чаще, чем они того желали. Впрочем, вряд ли вынужденное общение друг с другом могло так уж сильно усугубить их и без того непростое существование в Часовой Башне.       Семья лорда Эль-Мэллоя, его настоящая семья, как род Волшебников насчитывала всего лишь смехотворные три поколения, что автоматически делало его отбросом мира Волшебства, а то, что он принял участие в Войне Грааля, получил титул лорда, стал лучшим преподавателем Часовой Башни и за счёт этого обрёл огромное влияние (которым, впрочем, никогда не пользовался) и толпы поклонниц (от которых ему вообще иногда приходилось сбегать через окно), и всё это вопреки своим удручающе посредственным способностям к Волшебству, лишь сильнее разжигало ненависть недоброжелателей. Семья Рин насчитывала шесть поколений, что было, конечно, не фонтан, но прилично, но Рин была японкой. Для Часовой Башни, находившейся в центре европейской цивилизации, являвшейся сосредоточением мнительности, консерватизма и предрассудков, Рин, вопреки протекции одного Мага, была представителем низшей расы, обезьяной, по недоразумению научившейся немного соображать. Усугублялось это и дорогостоящим Волшебством Рин, основанном на драгоценных камнях, что способствовало если не её разорению, то перманентному финансовому затруднению.       Всё то, что могло сблизить Рин и Эль-Мэллоя, лишь отдаляло их друг от друга. Хотя камнем преткновения всё же были видеоигры.       Но вот мы и добрались до точки, которую можно посчитать началом истории. Оно пришлось на ясный весенний день, когда вопреки обычаю в Лондоне не было ни дождя, ни тумана, а светило солнце, и ласковый ветерок шелестел нежной молодой листвой на ветках деревьев Кенсингтонского сада. Пролетая сквозь кроны, ветерок вырывался на простор над прудом и летел дальше в Гайд-парк, заставляя волны плескаться вокруг пересекавшего пруд ряда столбиков, на каждом из которых сидело по птице. Удивительным образом стоило лишь одной улететь, как неизвестно откуда бралась новая и занимала освободившееся место.       Рин сидела на скамье на берегу пруда у памятника Питеру Пэну и изучала конспекты лекций, щурясь, когда солнечный луч, отразившись на воде, попадал ей в глаза. Конспекты приходилось крепко держать в руках, иначе их непременно унесло бы в воду, но сидеть в такой прекрасный денёк в помещении Рин не хотелось, а тенистые тропки Кенсингтонского сада словно были созданы для неспешных прогулок и серьёзных раздумий наедине с собой. Впрочем, серьёзных проблем, требовавших глубокой рефлексии, у Рин не было. Чего нельзя было сказать о проблемах, рефлексии не требовавших.       Переведя в очередной раз взгляд с одного листа на другой, Рин краем глаза заметила, что к ней кто-то приближался. Видела она только ноги, но это был, очевидно, мужчина и очевидно в чёрном костюме. Общий же вид ног говорил, что это был тот человек, которого видеть сейчас она хотела бы в последнюю очередь. Из живущих, по крайней мере. Поэтому Рин сделала вид, что ничего не заметила, и углубилась в чтение. Когда до скамьи мужчине оставалось полметра, он остановился. Порыв ветра донёс до Рин запах сигарного дыма. Склонившись над конспектами, она отчаянно сверлила страницу невидящим взглядом, явственно ощущая, что вполне себе видящий взгляд подошедшего сверлил ей затылок.       — Тосака, — наконец, произнёс мужчина.       — Да, профессор? — обречённо вздохнула Рин и подняла голову.       Стоявший перед ней мужчина лет тридцати среднего (для европейца) роста кроме костюма носил совершенно вопиющие красный пиджак и желтоватый шарф (притом, что прочая одежда его была чёрной), жевал тлеющую сигару, был восхитительно кисел миной и смотрел на Рин, как на что-то очень нехорошее, но неопасное и смертельно надоевшее, к чему по собственной воле он и на пушечный выстрел не подошёл бы. Над девушкой нависал сам Профессор Харизма (Рин искренне недоумевала, как такое прозвище получил человек с настолько поганым характером) собственной персоной. Он же лорд Эль-Мэллой II.       — Не ожидал найти тебя здесь.       — Вы меня искали? — Рин выгнула одну бровь.       — Уж не думаешь же ты, что я стану тратить на тебя своё личное время? — фыркнул Эль-Мэллой. — Всего лишь досадное совпадение. Хотя кое-кто тебя ищет.       — В самом деле? — упавшим голосом пробормотала Рин.       — Пожарная тревога в Британском музее – очень неприятная штука, — Эль-Мэллой так привык читать лекции, что часто в обычном разговоре сбивался на такой манер речи. А лекции он читал проникновенно и со знанием дела. — К счастью, ничего не сгорело.       — А я здесь причём?       — Ты хочешь сказать, что это не ты устроила пожар в женском туалете? — весь вид Эль-Мэллоя говорил о том, что любые попытки отрицать причастность Рин к этому пожару лишены всякого смысла.       — Это всё дело рук Лувии! — воскликнула она. — Эта стерва спустила в унитаз мои камни, а каждый из них по отдельности стоит больше, чем ваша годовая зарплата, уж поверьте!       — И это полностью оправдывает угрозу уничтожения бесценной коллекции музея, — ухмылка Эль-Мэллоя не предвещала ничего хорошего. Очевидно, упоминание зарплаты ему совсем не понравилось. — Эдельфелт своё получит, но это не отменяет того факта, что пожар устроила ты, а потом сбежала с места преступления, будто дальнейшее тебя совершенно не касается. Между прочим, жизнь Эдельфелт была в серьёзной опасности – сейчас она в больнице с ожогами и отравлением угарным газом.       — Её не убить, даже если очень захотеть, — буркнула Рин, отводя взгляд.       Упрёки Эль-Мэллоя были справедливы. Конечно, драгоценные камни были не пустяком и не мелочью, но убивать человека только из-за них Рин всё же не хотелось. Хотя Лувия крови её попортила немало и не только сегодня…       — Тосака, — Эль-Мэллой скрестил руки на груди, — как там ты любишь хвастаться? Ты – представитель древнего и славного рода, девиз которого, если мне не изменяет память, уверенность и элегантность. Скажи мне, что же элегантного в твоих постоянных склоках с Эдельфелт? Где же хладнокровие, сдержанность и честь, достойные аристократии мира Волшебников, истинного гения, чьё Волшебство способно достигнуть невероятных высот? Лично я вижу лишь смехотворные потуги необразованной обезьяны, бросающейся в драку по малейшему поводу и не утруждающей себя просчётом возможных вариантов даже самого ближайшего будущего.       Рин была обижена, унижена и раскатана тонким слоем по дорожке. Единственное, чем можно было крыть все эти упрёки, было то, что сам Эль-Мэллой был вспыльчивой плебейской посредственностью, но она была совершенно уверенна, что он найдёт, что ответить и на это.       — И какие последуют санкции? — Рин вздохнула и ковырнула носком туфли гравий.       — Явишься завтра с утра ко мне в кабинет. В восемь. Тогда и поговорим. Полагаю, следовало бы просто временно отстранить тебя от занятий.       — Нет! — всполошилась Рин. — Только не это!       — Чтобы произвести положительный эффект, наказание должно быть ощутимым.       — Профессор, вы не можете!       — Могу.       В это мгновение Рин показалось, что статуя Питера Пэна двинулась и сошла со своего постамента. Она моргнула от удивления и резко повернула голову, но статуя была на своём месте, как ей и полагалось. А подле памятника стоял ребёнок в мешковатой футболке и подвёрнутых джинсах и во все глаза смотрел на Рин и лорда Эль-Мэллоя.       — Что такое? — Эль-Мэллой обернулся и тоже посмотрел на памятник.       — Ничего, — Рин покачала головой. — Мне показалось.       — Тогда…       — Вы – лорд Эль-Мэллой? — прозвенел, подобно колокольчику, над аллеей детский голос.       — Второй, — автоматически поправил Эль-Мэллой. — Лорд Эль-Мэллой Второй, — он задумчиво посмотрел на ребёнка. — Ты меня знаешь?       — Вас-то я и ищу! — спрыгнув со ступеней у памятника, пробежавшись по траве и перепрыгнув ограду, ребёнок подскочил к Эль-Мэллою. — А вы, наверно, Тосака Рин?       — Кто ты такой? — насторожилась Рин.       — Такая, — поправил ребёнок. — Вы мне очень нужны, лорд Эль-Мэллой.       — Второй, — вновь поправил Эль-Мэллой. — И зачем?       — Понимаете, — девочка хлопнула в ладоши, — вы же хотели бы изменить прошлое?       Сигара выпала изо рта Эль-Мэллоя и упала на гравий, но он даже не дёрнулся её подобрать. Порывом ветра из рук ошалевшей Рин вырвало лист конспекта, и ей пришлось резво вскочить со скамейки, отпихнуть Эль-Мэллоя и чуть не перевалиться через ограду пруда, чтобы поймать его. Девочка выжидающе смотрела на Эль-Мэллоя кристально чистыми голубыми глазами, будто сказала нечто совершенно обычное.       — Прежде всего, — Эль-Мэллой обрёл дар речи, — для изменения прошлого требуется одна из Пяти Магий, но не похоже, чтобы ты располагала чем-то подобным.       — Ну да, но Магия не нужна! — девочка замотала головой. — То есть, она нужна, но уже потом!       — Что значит «потом»? И с чего вдруг вообще такое щедрое предложение? И почему я?       — Понимаете…       — Не понимаю, потому и спрашиваю.       — Профессор, это же очевидный розыгрыш, — заметила Рин, любовно разглаживая конспекты.       — Да, и мне интересно узнать, откуда у этого розыгрыша растут ноги.       — Это не розыгрыш, — девочка озабоченно поскребла затылок. — Видите ли, мне нужно к Акаше.       Больше всего Рин смутило, что истеричный смешок вырвался у них с Эль-Мэллоем одновременно.       — Всем нужно, — хмыкнул Эль-Мэллой.       — Но не так, как мне! — поспешила заверить его девочка. — Для меня это вопрос жизни и смерти! Если я не вернусь в Акашу, то погибну.       — Если я правильно понимаю, при попадании в Акашу существо перестаёт осознавать себя и сливается с ней, — заметила Рин. — Разве это не гибель?       — Для человека, но не для меня. Как вы сами понимаете, чтобы открыть проход в Акашу, мне нужна Магия, а Святой Грааль подходит для этого более всего.       — Правда, его уже год как не существует, — Рин не смогла сдержать ухмылку.       — В этом-то и проблема, — девочка вздохнула и заложила руки за спину. — Идеалом было бы вернуться ко Второй Войне, но моих сил хватит лишь на Четвёртую. Пятая не в счёт, так как механизм там уже вразнос пошёл. Но, не зная всех тонкостей, я могу так накосячить, что потом в Акашу можно будет уже не возвращаться. Поэтому, лорд Эль-Мэллой…       — Второй.       — …мне нужна ваша помощь. Взамен я предлагаю вам помощь в изменении прошлого.       — Разве не это понимается под «накосячить»? — Эль-Мэллой поднял брови.       — Да что вы! — девочка рассмеялась. — Накосячить можно тысячей разных способов, один другого хлеще.       — Вынужден согласиться. И когда ты отправляешься в прошлое?       — Но... — начала Рин, однако Эль-Мэллой жестом прервал её.       — Вы согласны? — обрадовалась девочка.       — Этого я не говорил.       — Ну да, понимаю. С бухты-барахты такие решения лучше не принимать. Но я не могу ждать слишком долго. Завтра в семь вечера я жду вас на этом же месте. Если до половины восьмого вы не приходите, я отправляюсь одна, — девочка качнулась с носка на пятку. — Кстати, полагаю, Рин-сан тоже есть, чего менять в Четвёртой Войне. Я с радостью возьму и её.       Рин хотела было возмущённо возразить, но возражать было нечем. Четвёртая Война уничтожила её родителей, её семью. Сказать, что она не хотела бы этого изменить, значило бы нагло соврать.       — Значит, завтра в семь, — кивнул Эль-Мэллой. — Я запомню. А сейчас позвольте откланяться, — он повернулся к Рин. — Тосака, не забудь о завтрашнем утре.       — Да, да, я помню, профессор, — вяло поддакнула Рин.       Эль-Мэллой удовлетворённо ухмыльнулся и направился по аллее прочь в сторону Итальянского сада. Рин некоторое время с досадой смотрела ему вслед, а потом повернулась к девочке.       — Тебя как звать-то?       — Звать? — девочка покосилась на памятник Питеру Пэну и внезапно просияла. — Зовите меня Маб!       — Маб?       — Да, просто Маб, — девочка с любопытством посмотрела на конспекты, которые Рин всё ещё сжимала в руках. — Ну, не буду вам мешать, — и она резво поскакала в сторону Серпентайна.       Рин осталась у скамейки одна. В задумчивости она перебирала пальцами листы конспектов, но всё никак не могла вникнуть в то, что в них написано.       В её душе поселилась тревога.       Значительную часть ночи Рин вертелась с боку на бок, размышляя над предложением Маб. Здравый смысл говорил, что исправить прошлое невозможно, что всё это всего лишь злая шутка неизвестного недоброжелателя, а недоброжелателей в мире Волшебников найти несложно, но сердце хотело верить. Если бы и в самом деле это было возможно, если бы отец пережил Четвёртую Войну, если бы мать не сошла с ума от горя, если бы не пришлось провести десять лет под опекой ненавистного Котоминэ Кирэя, которого следовало ненавидеть уже за самый факт его существования.       К собственной досаде, несмотря на то, что Рин искренне ненавидела Кирэя всем сердцем, теперь, когда он был мёртв, она чувствовала, что что-то ушло из её жизни навсегда, что-то, чего ей будет не хватать. На Кирэя можно было злиться до посинения. Да именно так. Он был главным объектом всех её неприязни, раздражения, злости. Ей казалось, что такие их взаимоотношения будут продолжаться вечно, что Кирэй всегда будет действовать на нервы, язвить и издеваться, но если совсем припрёт, его можно будет о чём-то попросить, и он, возможно, исполнит просьбу. Хотя бы для собственного развлечения. Сейчас Рин понимала, что Кирэй мог убить её в любой момент просто так, решив, что пришло время.       Если бы можно было предотвратить убийство отца, изменило бы это Кирэя? Рин думала, что спасти отца можно, только если убить Кирэя до того, как это произойдёт, но чем больше она надо всем этим размышляла, тем чаще задавалась вопросом, есть ли другой способ. Можно ли спасти одну, две жизни, не отнимая ни чьей другой? Надо ли? В конце концов, зачем ей беспокоиться о Кирэе? Или его смерть может повлечь за собой какие-то более серьёзные, более страшные последствия? Если они соберутся менять прошлое, как сильно его можно изменить? И каким тогда будет настоящее?       И возможно ли избавить Сакуру от десяти лет кошмара наяву?       Не найдя ответа ни на один из мучивших её вопросов, но промаявшись полночи, наутро Рин явилась в кабинет лорда Эль-Мэллоя вялая и не выспавшаяся. Кабинет этот был совершенно невозможен в Часовой Башне, и, тем не менее, он располагался именно там. Массивный стол, резной стул, шкафы, уставленные толстыми старинными фолиантами и алхимической аппаратурой, набитые свитками и толстыми потрёпанными тетрадями со множеством закладок. Если бы этим обстановка кабинета ограничивалась, то в общую атмосферу Часовой Башни он бы вписывался прекрасно, однако цветастые плакаты на стенах, всевозможные фигурки героев видеоигр и прочая «сопутствующая» продукция были столь вопиющи в этом сухом и консервативном заведении Волшебников, что иногда Рин казалось, что хозяин кабинета притащил их сюда специально, назло своим недоброжелателям.       — Что такое, неужели всю ночь мучило раскаяние? — с ухмылкой спросил Эль-Мэлллой, когда Рин сонно вползла в кабинет и выдавила из себя приветствие.       — Я думала о предложении Маб.       — Маб?       — Та девочка из Кенсингтонского сада.       — Так её зовут Маб? — особого интереса это у Эль-Мэллоя не вызвало.       — Она сказала так её называть. Профессор, вы и в самом деле сегодня туда придёте?       — Зачем? — искренне удивился Эль-Мэллой.       — Я подумала, что вы заинтересовались, — Рин смутилась.       — Тосака, ты сама вчера сказала, что это розыгрыш. Не будет там сегодня никого.       Отчего-то Рин почувствовала разочарование. Эль-Мэллой был совершенно прав, она сама была полностью с ним согласна, и всё же глубоко в душе она хотела верить, что чудо возможно. Но как оно может быть возможно? Даже Зелретч, сам Кишур Зелретч Швайнорг, обладатель Второй Магии, позволявшей ему без проблем перемещаться между мирами, никогда не предлагал Рин даже близко ничего подобного. Хотя не мог не знать, что она с радостью ухватилась бы за эту возможность.       Может ли быть так, что именно поэтому он и не предлагал?       — Вы правы, — пробормотала Рин.       — Разумеется, — Эль-Мэллой протянул Рин два листа бумаги, отпечатанных мелким шрифтом.       — Что это?       — Это список того, что тебе необходимо изучить в ближайший месяц.       — Что?! — Рин испуганно вытаращилась на листы. — Но это же слишком!       — Поскольку ты просила не отстранять тебя от занятий, я решил поощрить твоё стремление к учёбе.       — Вы издеваетесь.       — Тонко подмечено. А теперь марш на лекции, и попробуй только ещё что-нибудь спалить.       Рин честно старалась уделять занятиям должное внимание, но все мысли её были заняты тем, что произойдёт или не произойдёт вечером у памятника Питеру Пэну. Пойти или не пойти? Может, если изменить прошлое, удастся как-нибудь избежать и жуткого четырёхстраничного списка?       Нет, это просто розыгрыш. Жестокая и злая проделка. Не может быть, чтобы такая возможность существовала и уж тем более была предоставлена Рин. Ей уже приходилось сталкиваться с настоящими чудесами, было бы странно, если бы в её жизни появилось ещё одно чудо.       И что за идиотская история про существо, которому надо вернуться в Акашу? Маб, очевидно, позиционировала себя как агента Акаши, но зачем Акаше агенты, если оно – первооснова? Хотя Волшебники на деле столько не знают о мире…       Так или иначе, но без пяти семь Рин брела по утопавшей в золотистом сиянии клонящегося к горизонту солнца аллее Кенсингтонского сада, и тяжёлая сумка с вещами оттягивала ей плечо. В общежитии на неё посмотрели странно, и она наврала что-то про полевой лагерь где-то на Оркнейских островах. Рин беспрестанно кляла собственную глупость, но не могла заставить себя даже остановиться. Что-то внутри неё твердило: «Это твой единственный шанс, не упусти его». Шанс спасти отца. Шанс спасти мать. Шанс спасти Сакуру.       Да, сейчас Сакура счастлива. У неё есть заботливый любящий парень, она может навсегда выкинуть из головы семейство Мато и Волшебство в целом, но чем ей пришлось заплатить за это счастье? Её раны слишком глубоки, чтобы не оставить шрамов. До самой смерти она будет просыпаться среди ночи от кошмаров. Даже если нельзя спасти никого больше, то просто избавить Сакуру от этих воспоминаний…       Чем ближе Рин подходила к памятнику Питеру Пэну, тем медленней становились её шаги, но тем сложнее было бы прекратить идти вовсе. Страх, неуверенность, логика и здравый смысл в её душе боролись со слепой надеждой и, несмотря на численное превосходство, никак не могли одержать верха. Четвёртая Война могла бы изменить многое.       Если Маб не врёт.       — Рин-сан!       Рин, до того решавшаяся смотреть лишь на носки собственных туфель, подняла голову и увидела Маб, радостно прыгавшую на площадке вокруг памятника. Значит, это не розыгрыш?       Или розыгрыш продолжается?       — Я так рада, что вы пришли, Рин-сан! — Маб протянула Рин руку, и та неуверенно эту руку пожала. — Или, раз уж мы некоторое время будем тесно сотрудничать, мне можно называть вас фамильярней? Рин-чан, к примеру?       — Рин-сама, — насилу ухмыльнулась Рин.       — Рин-сама? — Маб понурилась.       — Да называй, как хочешь.       — Спасибо!       Рин осмотрелась. У ограды пруда семья с парой карапузов наблюдала за птицами. Пожилая пара о чём-то тихо беседовала, сидя на скамье под сенью дерева. По аллее к памятнику со стороны Серпентайна приближалась шумная компания студентов.       — А профессор не пришёл? — Рин повернулась к Маб.       — Если вы о лорде Эль-Мэллое, то он уже некоторое время сидит вон в тех кустах и чего-то ждёт.       Та непосредственность, с которой Маб это произнесла, очаровывала столь сильно, что Рин чуть не прослезилась от умиления. Умиление её усилилось, когда из кустов и в самом деле вылез сконфуженный Эль-Мэллой с набитым рюкзаком за спиной и нога за ногу поплёлся к памятнику.       — Мне казалось, я хорошо спрятался, — заметил он, подойдя ближе.       — В красном пиджаке среди зелёных кустов? — искренне удивилась Маб.       Эль-Мэллой сконфузился ещё больше и злобно пробормотал:       — Кстати, я лорд Эль-Мэллой Второй.       — Это слишком длинно.       — Тебя забыл спросить.       — Можешь называть его профессором, — предложила Рин.       — Не могу, — Маб покачала головой. — В моей жизни уже был один профессор, и другого не будет.       — Это был такой великий человек?       — Да нет. В сущности, это был закомплексованный мрачный зловредный дядька, который принципиально не мыл голову.       Рин и Эль-Мэллой озадаченно переглянулись. Могло показаться, что Маб презирает этого «профессора», если бы не та восторженная интонация, с которой она его описала. Маб словно гордилась всеми его очевидными недостатками. Не говоря уже о том, что от описанного Эль-Мэллой отличался разве что мытой головой.       И то по Часовой Башне ходили слухи, что это не то что бы совсем его заслуга.       — Хм... хотя, если подумать, — Маб смерила Эль-Мэллоя пристальным взглядом, — вы пугающе сильно на него похожи. Даже во вкусах.       — Э-э-э… тебе видней, — пробормотала Рин, чтобы сказать хоть что-то.       — Может, я буду называть вас милордом? — предложила Маб.       Судя по всему, Эль-Мэллою такая идея понравилась. Во всяком случае, он согласился и уточнил:       — А тебя звать Маб?       — Да, зовите меня Маб, — кивнула девочка. — Ну что, отправляемся?       — Не всё сразу, — Эль-Мэллой потянулся и достал из бокового кармана рюкзака свиток.       — Какой-то контракт? — с любопытством спросила Маб.       — Совершенно верно, — Эль-Мэллой развернул свиток и показал его содержимое девочке. — Видишь ли, я должен быть уверенным, что по окончании всего мы с Тосакой вернёмся в наше время в этот самый день и час. Мне нужно, чтобы ты подписала его своей кровью.       — Но у неё же наверняка нет Волшебной Метки, — заметила Рин.       — Она сама Магическое существо. От нарушения контракта ей прилетит ещё хлеще, чем какому-нибудь Волшебнику.       — И что вы подразумеваете под «окончанием всего»?       — Окончание Войны за Грааль. Я мог бы написать и дату, потому как точно знаю, когда она завершилась, но раз мы собираемся изменять прошлое, я не могу быть уверен в том, что Война не продлится дольше.       — Надеюсь, не сильно дольше, — заметила Маб. — У меня есть всего три недели.       Она качнулась с носка на пятку, внимательно изучая контракт, и кивнула. Оттянув ворот футболки, она коснулась большим пальцем бусины чёток из голубого стекла у неё на шее, и на пальце выступила рубиновая капля крови. Приложив палец к пергаменту свитка, Маб скрепила контракт, после чего передала его Эль-Мэллою.       — Теперь эта бумажка ничего не значит, — сказал он, впрочем, убирая свиток назад в рюкзак. — Контракт – проклятие над самим твоим существом. Даже если ты полностью растворишься в Акаше, он соберёт тебя воедино и обрушит на тебя всю силу проклятья.       — Люблю такое, — улыбнулась Маб.       Это настораживало. С одной стороны, такой контракт был хорошей проверкой, розыгрыш ли всё это или нет. С другой же… то, что Маб его подписала, могло значить две вещи: всё взаправду, и она собирается исполнить договор; или же по какой-то неведомой причине контракт ей ничем не грозит. Однако второй вариант был ещё невероятней первого, поэтому Рин его отмела.       — Теперь-то отправляемся? — Маб склонила голову набок.       — И что для этого нужно сделать? — спросила Рин.       — Взять меня за руку.       Со стороны это наверняка смотрелась очень глупо, и, тем не менее, Рин взяла Маб за правую руку, а Эль-Мэллой за левую. Ладони у Маб были довольно большие, очень крепкие и сильные, что поначалу вызвало у Рин удивление. Единственные существенные отличия ладони Маб от ладони Арчера состояли в размерах и мозолях. У Маб мозолей не было.       Покрепче сжав ладони Рин и Эль-Мэллоя, Маб качнулась с носка на пятку, и внезапно Рин почувствовала сильнейшее головокружение, а мир поплыл перед глазами, будто она вот-вот упадёт в обморок. Когда приступ прошёл, также неожиданно, как и начался, Рин обнаружила себя в светлой, не слишком просторной, но и совсем не тесной гостиной, по-видимому, совмещённой с рабочим кабинетом и не имевшей возможности похвастаться изысканностью интерьера, хотя в царившей в комнате темноте можно было различить лишь общие очертания мебели.       Рин сжала руками глухо ноющие виски и, уронив сумку на пол, присела на краешек большого дивана, делившего комнату на две половины. Рин мутило. Эль-Мэллой тоже держался за голову, болезненно морщась. Маб, видимо, никаких неприятных ощущений не испытывала, потому как резво подскочила к телевизору и включила его.       Шли новости. Не было необходимости произносить это вслух, но Маб всё же гордо прочитала дату и время, располагавшиеся в верхнем углу экрана:       — Шестнадцатое ноября тысяча девятьсот девяносто четвёртого года, семь часов и три минуты пополудни, — девочка обернулась к Рин и Эль-Мэллою и радостно улыбнулась. — Добро пожаловать на Четвёртую Войну Грааля в городе Фуюки.