Доченька.

На высокой, усыпанной снегом скале, сидела девушка. Сильный холодный ветер перебирал ее растрепанные каштановые волосы, безжалостно проникал под легкую сорочку. Ноги были фиолетового цвета, а лицо горело, но, казалось, она не замечает этого. Темно-карие глаза глядели на исписанный листок бумаги, горячие слезы текли из глаз, растекаясь по щекам, неприятно скользя вниз, медленно проходя по груди. Все тело дрожало, но внутри творился ураган. Взяв маленькую коробочку, она положила туда два листа бумаги, потрепанную фотографию и маленького ангелочка с розовыми крылышками. Прикусив нижнюю губу, она усердно начала стирать слезы тоненькой ручкой. От ужасного холода ее длинные пальчики опухли и раскраснелись. Тяжело вздохнув, брюнетка медленно поднялась на ноги, но они отказывались ее слушать. Казалось, что к ним привязали камни, и вот сейчас ты пойдешь вперед, а они останутся на месте. И ты посмотришь вниз, а там кровь. Лужа крови, такая огромная, совсем как во снах. И все твои знакомые придут, будут высмеивать тебя, говорить что ты калека. А ты будешь смотреть на свои обрубленные ножки и тихо плакать, так, чтобы никто не услышал. Чтобы не отняли ручки. Ведь так хочется написать еще одно письмо папочке, так хочется нарисовать картину. И, чтобы, как мама говорила, не расцарапали глазки. Ведь девочке так хочется еще раз взглянуть на папочку, хоть не в реальности, а так… Хотя бы во снах, одним глазком, и главное запомнить, как именно он выглядит. Чтобы нарисовать его на помятом листочке, а потом бережно спать с ним, прижимая к сердцу. А наутро чувствовать, как мама избивает ее худенькое тело. Оставляя после лопаты поломанные ребра, фиолетовые синяки и глубокие кровавые раны, из которых так и льется горячая кровь. А вечером мамочка дает ей выпить зелье, чтобы Нина работала по дому, а девочка думает, что она любит ее и беспокоится. И вот сейчас, дочка Клауса подходит к краю обрыва и расставляет руки в стороны. Чтобы ощутить свободу, чтобы почувствовать как это - жить, когда тебя позволено дышать полной грудью. И вот одна ножка свисает над пропастью, вторая за ней. И падаешь, а за эти секунды вспоминаешь папочку. Его мудрый взгляд и добрую улыбку, его светлые волосы и милые ямочки, к которым хочется дотронуться губками, крепко обнять сильные плечи. Хоть на секундочку, хочется к папочке. Хочется просто обнять. Нежно-нежно поцеловать и спросить любит ли он конфеты. Вот например Нина любит конфеты, молочные. Хоть и пробовала их один раз. На праздник, когда мама пришла пьяная с мужчиной и осталась одна конфетка. Она была сладкой и приятной. Почему-то захотелось еще. И опять перед собой представляешь образ папочки. Ведь он как эта конфетка. Столь любимая, но если конфетку хочется скушать, то любимого папочку увидеть. И вот она погружаешься в воду, но перед глазами лишь папочка и последняя мысль. Быстрее желание встретится с ним. Но Нина знает, что ее знакомый лесной друг принесет шкатулочку к нему и он узнает о ней. И последняя мысль девочки: «Мой миленький и любименький папочка, ты улыбнешься дочери своей?» Лежа в кровати, мужчина смотрел в потолок. Сейчас он – могущественный гибрид, сидит в теле щенка. Его мысли далеко отсюда, душа слишком чистая. От этого не легче, все кажется светлее и краше. Как-то не так. И даже смотря в потолок, он видит что-то хорошее, от чего хочется улыбаться. И это бесит! Сейчас он должен думать, что ему делать. Ведь Елена вампир, вся его семья думает, что он умер, а Кэролайн с ним только из-за того, что принимает Ника за Локвуда. От этих мыслей хотелось зарычать, но неведомая сила успокаивает и шепчет нелепую, ели слышную песенку. Тело дрожит, ведь он не чувствует себя прежним. Кажется, что все грехи за него взял другой человек. И даже представляя перед собой своих жертв он не чувствует той могущественной силы, а просто некое подобие выполненного долга перед собой. За всеми мыслями Майклсон даже не заметил, как уснул. Стоя в большой белой комнате, Клаус начал спешно оглядываться. Все обставлено зеркалами, в отражении он видит себя. Себя. Николауса, не Тайлера. Но вдруг позади него появляется фигура девочки лет тринадцати. Ее темные волосы ниспадают на плечи, а глубокие карие глаза светятся, словно огоньки. А Ник все стоит, как вкопанный и не может пошевелиться. Казалось, что тело не слушает его. Эта необычная, немного странная и ужасно спокойная девочка уже стоит перед ним, при этом хрупкая ладошка ложится на его плечо, он склоняется к ней. А она все улыбается, и, словно зачарованная, смотрит на него. От такого фанатического взгляда Клаусу сразу стало неловко, ведь в нем столько любви, а он даже не понимает, кто это перед ним. Неведомый порыв нежности заполнил Древнего, ему так хотелось обнять эту девочку, нежно поцеловать в лобик и сказать, что он никогда ее не отпустит. От таких чувств стало страшно, сердце стало биться быстрее, а глаза начали нервно подергиваться, ведь таких эмоций в нем еще никто не вызывал. –Папочка, – нежно сказала девочка, крепко обняв его. Но казалось, что сейчас все плывет перед глазами Ника. Сердце сжалось, голос сел, а внутри стало все трещать по швам. Дрожащими руками он прижал к себе худенькое тело девочки, но разум был в отключке. Кто это перед ним? Кого он сейчас обнимает? Кому он сейчас хочет отдать всю свою любовь и нежность? От чего сейчас в его глазах стоят слезы? –К-кто ты? – дрожащим голосом спросил Клаус, все так же прижимая к себе девочку, а она только нежилась и таяла, как пломбир в его руках, наслаждалась сильными руками гибрида. –Доченька твоя, папочка, доченька твоя, я люблю тебя, папочка, я люблю тебя, – шептала на ухо маленькая девочка, ласково поглаживая Ника по голове. Николаус хотел что-то сказать, но его перебил тонкий, счастливый голос. – Ты сейчас проснешься, папочка, и увидишь на столе шкатулочку, ты все поймешь, только запомни, что я люблю тебя, очень-очень, ты самый у меня прекрасный, ты будешь всегда у меня в сердце, – сказав это, брюнетка начала расцеловывать все лицо гибрида, при этом крепко держась руками за его плечи и волосы. – Я буду очень скучать, – шепотом проговорила она, захлебываясь слезами, при этом с ее уст слетали громкие всхлипы. Проснувшись весь в слезах и в холодном поту, Майклсон огляделся. Все как обычно, только на рабочем столе Локвуда стоит голубая разорванная коробочка. Он подошел к столу, в воздухе все еще витал нежный аромат полевых цветов, заполняя собой всю комнату. Открыв шкатулку, он достал два листочка и фотографию. Развернув ее, Древний увидел маленькую девочку с короткими темненькими волосиками, одетую в розовое платьице и немного растоптанные туфельки. Лучезарная улыбка светится на круглом личике малышки, только двух передних зубок не хватало ей. От этой фотографии на лице гибрида заиграла счастливая улыбка и горькие слезы потекли из глаз, сдавливая внутри все органы. Опустив фотографию на стол, он взял еще один листок бумаги, там на него смотрел сам он. Его потрет. Те же глаза, волосы, скулы, ямочки и улыбка. И в углу надпись «Моему любимому папочке, от Нины». На секунду он перестал дышать, ведь это так больно - осознавать, что у тебя есть дочка, а ты ее не видел. И только сейчас ты узнал, как ее зовут. Еще раз взглянув на портрет, он опознал почерк написания картин. В точности, как у него. От этого стало еще хуже. Поставив потрет, Ник достал второй лист бумаги. Там оказалось письмо: "Мой папочка, я так тебя люблю. Ты у меня самый лучший и любимый! Знаешь, ты снишься мне, не сильно часто, но снишься. Я любуюсь тобой. Ты такой красивый. Твои глаза такие мудрые, а улыбка теплая. Мне приятно осознавать, что у меня есть такой папочка. Знаешь, я рисую тебя. Очень часто, а потом засыпаю с этими рисунками, но утром моя мама их находит. Рвет, сжигает, выбрасывает, а потом наказывает меня. Она придумывала разные способы. Сначала избивала, бывало, я впадала в обморок от болевого шока, но это пустяки. Было больно, когда взрослый дяденька пришел ко мне и начал домогаться. Я чувствовала, как внутри все разрывается. Как дорожка крови пробегает вниз по ноге, как боль заполняет меня. А потом во рту появлялся соленый вкус, а белая липкая жидкость попадала мне в горло. Но даже после этого я рисовала тебя. В нашем заброшенном квартале проживают такие же дети, как я. Я дружу со всеми, но у меня есть только два лучших друга. Это Питер и Анабель. С Питером я знакома с детства, у него мама алкоголичка, но она обнимает его. Мама Анабель умерла от рака, а старшая сестра от СПИДа. А еще в соседнем доме проживала бабушка Рене, у нее были серебряные волосы и теплые шершавые руки. Она часто давала нам вкусные пирожки с яблоками, рассказывала истории о своей молодости, говорила, что все парни были ее. Она была забавная тетушка, а еще она говорила, что я с тобой увижусь. Бабушка Рене подарила мне чувство защищенности, в моем сердце она занимает большое место, но ты все же больше. Она всегда говорила, что моя мама мразь, но я так не считаю. Наверное, она просто хотела меня научить быть послушной дочерью. Хотя я всегда убирала, готовила, стирала, кормила ее мужчин. Моя мама Мэри, ты должен ее помнить, она ведь о тебе помнит, правда вспоминает не самым лучшим словом. Пару раз она увозила меня за пределы города, чтобы оставить жить там, но через день приезжала, так как понимала, что у нее совсем нет времени на уборку. Она еще та алкоголичка. Я не люблю ее, хоть ценю и благодарю, как мать. Я надеюсь, что у нее все будет хорошо, но все твои грехи я возьму на себя. Все они снились мне в кровавых снах. Там ты убивал теть и дядь, у которых были родные, которые их любят. Но ты делал это все не со зла, ты хороший. Но мне часто снились их дети. Которые рыдали по ним забиваясь в угол, отказываясь от еды и воды, иссушаясь и умирая. Дети чуть постарше глотали таблетки, или же сами себя убивали. Просто набирали воду в ванной, брали лезвие и резали вены. Их боль была ощутима мне во сне. Я чувствовала, как каждая капля их крови выходит из тела, заполняя ванну. Но казалось, что это делаю я, но почему-то не умираю, а просто бьюсь в агонии боли, сильно сжимая губы до крови, при этом невольно глотая ее. Она совсем не вкусная, ее вкус напоминает мне металл. Я знаю, что ты гибрид. Так как моя мама ведьма, меня совсем не испугало то, что ты не простой человек. Когда она напивалась, она часто рассказывала мне о тебе, какой ты жесткий и злой. Но потом она со всей ненавистью избивала меня, разрывая печень и селезенку, при этом гневно крича «Это твое отродье, Клаус!» Но пишу я не для этого. Я хочу, чтобы ты не убивал людей. Хотя бы постарался, ведь твое сердце такое большое и чистое. Оно хочет любви. Я знаю, что не смогу подарить тебе ее, но знай, что я тебя люблю. Очень-очень. Знаешь, меня зовут Нина. Это имя дала мне бабушка Рене, когда моя мама оставляла меня у нее. Я думаю, что тебе понравится мое имя. Кстати, я не учусь в школе, но мы всем двором учились по старым книгам, и даже в учебе нам помогала Рене. Я еще маленькая. Мне всего лишь тринадцать лет, папочка, мне всего лишь тринадцать лет. Полюби меня хоть на минуточку, сделай счастливей жизнь дочке своей… От этого письма Клаусу стало плохо. Боль рвала его на части. Руки дрожали, слезы лились, а он все шептал последнюю строчку. Она заела в его голове, как испорченная пластинка. POV Клаус У меня есть дочка, моя дочка. Она любит меня, а я даже не знал о ее существовании. Не знал, что на планете живет такой человечек, который всем сердцем желает, чтобы я обнял его, поцеловал. Дочка – одно слово, пять букв, а чувств полное сердце. Таких нежных, ласковых, трепетных чувств. Я чувствую, как внутри все обрывается с громким треском, заполняя собой весь мой разум. Я не могу остановить слезы, которые так и не останавливаются. Я не могу унять то великое чувство вины перед своей маленькой девочкой. Я не могу спокойно дышать. Кажется, что все пропитано ею. В ушах стоит ее нежный голос и звонкий смех. Перед глазами ее милая улыбка и шоколадного цвета глаза. Я не знаю, как я мог жить без дочери. Конечно, я знаю Мэри, с этой ведьмой я был знаком еще давно. Помню, как на пьяную голову она спросила, хочу ли я ребенка, я ответил, что хочу. Но утром я ушел, даже не догадываясь, что через девять месяцев появится моя дочь. Моя кровь и плоть, моя любовь. Только сейчас я понимаю, что я бы отдал все, что у меня есть, только еще раз обнять Нину и сказать, насколько быстро она вошла в мою жизнь, забрав мое сердце. Я постараюсь не убивать невинных людей, но ее мать я убью крайне жестоко. Она должна была сообщить мне, но побоялась. Это было ее ошибкой. Конечно, я найду способ оживить тебя, моя малышка, у нас все будет хорошо, только нужно время. Я одолею всех тех, кто будет нам мешать и верну тебя к жизни. Только подожди, доченька, только подожди, пожалуйста. End POV Клаус Стерев слезы, Николаус спокойно положил листок на стол. Достав ангелочка, он улыбнулся. Этот ангелочек напомнил ему его маленькую дочку, которая всегда будет с ним.