… Но было слишком поздно. Когда мы прибежали, его уже не было. И её — тоже…
Ей больше не спалось. Кая перевернулась на бок, прищурилась в темноту, напрягая зрение, пытаясь различить ворох шкур, где, тихонько сопя, спали её дети. С минуту послушала их ровное дыхание и снова легла на спину, бессмысленно уставившись в куполообразный потолок иглу. Тревожное ощущение, которое вытолкнуло её из сонной неги, отчего-то усилилось, мешая дышать — так злой зимний ветер не даёт глотнуть воздуха в особенно непогожий день. Сердце сжалось, противно заныло; Кая глубоко задышала в попытке прогнать назойливый страх, постаралась отпустить непонятно откуда взявшуюся тревогу. Ничего не получилось. Она не смогла уловить причину такого настроения. Стиснув зубы, Кая поднялась и, осторожно ступая впотьмах, приблизилась к сыну и дочери. Сокка спал, забавно раскинув руки в стороны, и имел весьма сосредоточенное выражение лица, будто даже во сне раздумывая, как провернуть очередную шалость. Женщина улыбнулась и осторожно погладила мальчика по щеке, тут же переводя взгляд на Катару, свернувшуюся клубочком рядом с братом. Провела рукой по тёмным волосам дочери, поцеловала в лоб — та сонно заёрзала, но не проснулась. Убедившись, что дети хорошо закутаны, Кая поспешно вернулась в постель, на все лады ругая себя за глупые мысли. Прижавшись к мужу, она постаралась убедить себя, что всё нормально, повторяя два этих слова, словно мантру. В какой-то степени самовнушение помогло, и спустя некоторое время Кая стала погружаться в забытье, отказываясь верить в плохое и надеясь на лучшее, как всегда надеялась. Ей бы только знать.***
Кая упустила момент, когда осталась одна. Хакода, чмокнув её в щёку на прощание, отправился обсуждать с Бато какие-то дела племени, однако Сокка с Катарой были рядом, затеяв шумные догонялки — она шутливо погрозила им пальцем и обещала наказать, если они вздумают устроить бедлам, чем вызвала задорное хихиканье вкупе с широкими невинными улыбками. Очевидно, потом она настолько задумалась о своём, что и не заметила, как дети выбежали на улицу, где небо с утра сыпало и сыпало снегом. Покачав головой, Кая принялась наводить дома порядок — ежедневный рутинный ритуал. Как обычно. Тогда она услышала. Топот бегущих ног, беспокойные голоса, выкрики, слов не разобрать, но явно встревоженные — абсолютно не как обычно. В душу закралось смутно знакомое тревожное предчувствие, и Кая остолбенела. Не может быть. Не может, не может, не может… Она знала — идёт война, но их крошечная деревушка была настолько незначительна, что ей и в голову не могло прийти… Каю прошиб холодный пот, стоило ей осознать, что снаружи оставались Сокка и Катара. Немедленно все тревоги прошлой ночи обрели смысл, но ей было некогда удивляться своей проницательности; ужас накатил подобно сметающей всё вокруг снежной лавине, опутал сердце колючей проволокой, выжал воздух из лёгких, поймал в капкан все мысли, кроме одной — найти и защитить. Она не может потерять их! Кая метнулась к выходу из иглу, ведомая желанием поскорее оказаться рядом с детьми, но в тот же миг занавески распахнулись — морозный дух резко опалил её щёки — и рука в железной броне грубо оттолкнула женщину назад. Кая упала, от неожиданности потеряв равновесие, и, не поднимаясь, впилась в вошедшего взглядом. Все догадки оказались верны. Мужчина в красно-чёрных доспехах Народа Огня смотрел на неё сквозь прорези диковинного шлема с пугающей усмешкой на тонких губах, и страх в Кае вырос до чудовищных размеров. Но пусть мир расколется напополам, если она покажет ему хоть крупицу своего испуга. — Что тебе здесь нужно? — кинулась в атаку, силясь казаться смелой, хотя саму себя не обманешь — ладони в рукавицах мелко трясутся… Солдат заговорил неприятным, режущим слух голосом: — Я уверен, ты знаешь. Кая догадалась, лишь он закончил произносить последнее слово. Она думала, что хуже стать уже не может. Тревога за сына и дочь затмила всё. Она даже не успела осознать, зачем явился в такую глушь Народ Огня. За кем. За её ребёнком. Мужчина всё смотрел и смотрел, внимательно, выжидающе… … Перед глазами всё… … Подошёл ближе, уже начиная… … поплыло… … злиться… … Это не с ней… … Кая знала, что… … Она видела, как злобная гримаса исказила его жестокое лицо… … если и дальше будет молчать, он не станет церемониться… — Мама! … и пришла в себя, когда занавески вновь распахнулись. С широко раскрытыми глазами на пороге застыла Катара. Солдат обернулся, и Кая сбросила с себя оцепенение, подавляя панику и лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации. Решение пришло моментально. Она спасёт свою малышку во что бы то ни стало. — Не трогай её, и я расскажу тебе всё, что ты хочешь... — Ты слышала свою мать! — рявкнул мужчина. — Убирайся отсюда! Девочка сцепила руки, умоляюще глядя на Каю. — Мама! Мне страшно… — Найди папу, дорогая. А я тут разберусь, — женщина нашла в себе силы улыбнуться, чтобы хоть немного успокоить дочь. «Уходи отсюда. Скорее, милая. Уходи». Боязливо оглядев грозного солдата Огненной Нации, Катара вылетела наружу. — Теперь скажи мне — кто это? — нетерпеливо воскликнул он. — Кто здесь маг воды?! Кая вперила в него тяжёлый взгляд. — Здесь не осталось больше магов воды, — голос её прозвучал твёрдо. — Народ Огня забрал их всех уже очень давно. — Ты врёшь. Есть информация, что один маг в Южном Племени Воды ещё остался! — мужчина приблизился, и Кая внутренне сжалась. — И мы не уйдём до тех пор, пока не найдём его! Кая опустила глаза. У неё не было выбора. Её деревня в опасности. Катара в опасности. Отчаяние пропитало каждую клеточку тела, но она вытолкнула изо рта царапающие горло слова: — Если я признаюсь, ты пообещаешь оставить деревню в покое? Солдат медленно кивнул, издав согласный звук. Страх исчез, мимолётно изумилась Кая, на смену ему пришла непоколебимая уверенность в правильности собственных действий. — Это я. Я стану твоей заключённой. По его лицу снова зазмеилась гадкая, отвратительная до дрожи в коленях ухмылка. Ей следовало догадаться, что что-то пошло не так. — Боюсь, я не беру заключённых сегодня… Измученное сознание отказывалось принимать действительность. В ушах бешено стучала отравленная приговором кровь, вязкие краски мира словно смазали влажной тряпкой, а она, если и дрожала, то только потому, что холодно было. Холодно. Кая тупо наблюдала, как её мучитель — мутное пятно на размытом фоне — поднял объятую пламенем руку. Может, это и неважно, вяло подумала она. Совсем нет. Ведь Катара будет жить. И вдруг стало душно, очень-очень-очень, хотя вокруг царил холод — её душа покрылась инеем, она точно знала. Иней сковал её всю, от макушки до пят, он был везде: вокруг, в ней — в конечностях, в глазах, в затихшем, уставшем бояться сердце; она и сама была инеем, застывшая и бесстрастная. И холодно, и жарко, и жарко, и холодно — одновременно — разве так бывает? Холод не спасал. Боль обрушивалась, вонзалась, вгрызалась; Кая отгораживалась, но она всё равно чёрным дымом вползала внутрь, вытягивала когти, и не ослаблял иней её испепеляющего жара. «Так не должно быть» — шептал кто-то в её голове; Кая вдыхала агонию и соглашалась, а воспалённый мозг подкинул обрывок образа — феникс, расправивший крылья. Но ведь она не чудо-птица, ей не возродиться из пепла, так есть ли смысл бороться?.. Зачем?.. Тем легче будет сгореть дотла. Она растает как снег на солнце, утечёт водой сквозь пальцы, и не будет ни боли, ни отчаяния — ничего больше не будет. Ничего. И это не страшно. Смерть подарит ей покой. — Кая! …