Не моя любовь

— Белла, ты что? Какая пауза?! — кричит Сэм, а у меня в ушах такой гул, что я едва улавливаю смысл его слов. — Кто будет платить за эфирное время?! А реклама?! Ты её из своего кошелька оплатишь?! Молчу. И не от того, что чувствую вину, потому что эфир на грани срыва, а от того, что не могу говорить. Ощущаю отчетливый ком в горле, что не позволяет мне произнести ни слова. Сердце давно сжалось в болезненном спазме. Оно ноет так, что хочется вырвать его изнутри, ведь я все равно умру, хоть с ним, хоть без него… Как рыба, которую выбросило на берег, отчаянно хватаю воздух ртом. — Белла! Сейчас же объяснись! — кричит уже совсем не голос Сэма. Это женщина, определенно женщина. Мне требуется еще минута для того, чтобы наконец прийти в себя и поднять веки. Первое, что вижу перед собой — пара серо-голубых глаз, которые с ужасом уставились на меня. Уже по привычке опускаю взгляд, и взору открываются волосы — белоснежные, крупными локонами спадающие с плеч. С ужасом догадываюсь, кому они принадлежат. Розали Хейл, только она обладает такими локонами и никто иной. Директор радио и по совместительству моя подруга. Якобы. В моей жизни все так. Якобы. Она последний человек, которого я хотела бы видеть прямо сейчас. Хотя кого я обманываю, есть еще один… ОН будет всегда. — Белла, что случилось?! Какая «твоя история»? Ты хочешь угробить мое радио?! Если тебе плевать на свою жизнь, то подумай о тех, кто останется без работы, когда нас закроют. — Прости, — шепчу я. Это тяжело, как выяснилось. Люди, что сидели здесь и рассказывали свои истории, казались такими уверенными в себе и своих силах, что, глядя на них, я решилась. Но сейчас не могу. Я никогда не была сильной. Я сломлена, сломлена им уже давно… — Прости? Прости?! — ее голос становится все жестче и жестче. — Это же надо было додуматься! Если ты не была готова к эфиру, то так бы и сказала. Мол, Роуз, у меня день рождения, и я хочу его отпраздновать. Разве я не дала бы тебе выходной?! Она говорит «день рождения, выходной, отпраздновать», а я мысленно умираю. Все эти слова несут меня обратно, туда, куда я никогда не вернусь. — Не надо, пожалуйста! — мычу и вижу ЕГО перед собой. *** — Бел-л-ла, сегодня твой день рождения! Уже тринадцатое сентября?! Неужели прошел… ГОД?! Целый год. Сколько мне еще быть в этом аду?! Но внезапный удар по лицу и обжигающий след, что остается после него, приводят меня в чувство. — Не смей отключаться, когда я с тобой разговариваю! Я хочу, чтобы мы отпраздновали его достойно! Я даже взял на работе выходной по этому поводу. Мои глаза расширяются, когда я узнаю, что он будет со мной целый день. Двадцать четыре часа. — Смотри, у меня подарок для тебя, — говорит он и наклоняется ближе к моему лицу. Внутри меня все ноет. Пытаюсь скрыть отвращение и не отвернуть голову. — Смотри, — шепчет он, поднимая руку с фотографией. Сердце пропускает пару ударов. Дыхание сбивается, когда я вижу, кто запечатлен на этом фото. — Ах, ты ж! — кричу я, и слезы текут из глаз. Мое тело безрезультатно вздрагивает, бьется в цепях в тщетной надежде освободиться и бежать отсюда. — Не тронь его! — молю я. — Не тронь! *** — Белла! Белла! Посмотри на меня, это я, Роуз! Милая! — реальность медленно настигает меня. Передо мной испуганная Розали, которая пристально всматривается в мои глаза в поисках хоть мельчайшего намека на то, что я в порядке. — Милая! Ты дрожишь вся… — Пожалуйста, — прошу я. — Все в порядке! Все хорошо! Я с тобой! — как в бреду повторяет она и крепко прижимает мое вялое тело к себе. — Расскажи мне, что случилось. В ответ лишь отрицательно мотаю головой. — Хорошо. — Розали! Через минуту эфир! Что делать?! — Белла, — говорит она и отстраняется, а я теряю так нужное мне тепло. — Посмотри на меня, — и это не требование и не приказ, скорее просьба, или, может, даже мольба. Подчиняюсь… — Эфир нужно завершить! Ты это понимаешь? Слабо киваю в ответ. — Есть один единственный выход. Ты должна завершить свой рассказ. Справишься? — Не могу… Не могу… Пожалуйста. Голос дрожит, я дрожу. — Успокойся! Я помогу! Хорошо?! Я буду рядом. Ты начни, и, если что, мы прервёмся на рекламу в любой момент. Только начни. Ладно?! Давай как всегда с приветствия и краткой биографии, а дальше все само пойдет. Её нежный голос успокаивает. Она говорит, что все будет хорошо, и почему-то я ей верю. Хочу верить. Мне нужно это. Мне необходимо высвободить все, что я держу в себе. Эта ноша слишком сильно давит на меня. Я прошла весь этот путь одна. Всегда одна… Раздается сигнал, который оповещает о прямом эфире, и я слышу обратный отсчет. — Пять, четыре, три, два, один, эфир! «Вы слушаете „Radio Starbright“. С вами ведущая рубрики „Не моя любовь“ Изабелла Свон». — Давай, — шепчет Розали и крепко сжимает мою руку. Прочистив горло и сделав глубокий вдох, я начинаю говорить: — Приветствую всех тех, кто только что присоединился к нам. С вами по-прежнему я, Белла Свон, и мы продолжаем, — вдох. — Как я уже сказала раньше, сегодня я расскажу вам свою историю… — заканчиваю предложение, после чего смотрю на лист сценария и не знаю, что говорить. Это все не то. Как открыть душу? Я сделала это только раз, и тогда это почти убило меня. Заметив мое замешательство, Розали надевает наушники и, придвинувшись к микрофону, заговаривает: — Привет-привет всем, кто сейчас слушает нас. Я Розали Хейл, и сегодня я буду помощником Беллы. Итак, Белла, расскажи нам, где ты родилась, как проходило твое детство, кто твои родители? — Ам, кхм, я родилась и росла в Форксе, — от одного только упоминания об этом аде меня всю передергивает. — Это маленький городок в штате Вашингтон. Мой отец, — глубокий вдох, закрываю глаза, — Чарли, был шефом местной полиции. А мама умерла при родах. Я её никогда не видела… Чарли уничтожил все, что напоминало ему о ней. Кроме меня… — я горько ухмыльнулась. — Он ненавидел меня. Я была причиной смерти его возлюбленной. Ходячим воспоминанием… Ему было плевать на меня. Всегда… Он не занимался и не играл со мной в детстве, как это делали другие отцы. Я поздно научилась ходить и говорить. За мной приглядывали две женщины, бабушка и Аманда Вебер, с которой мы жили по соседству. Несмотря на то, что у нее была дочь моего возраста, она заботилась и обо мне. А Чарли жил и делал вид, что меня нет. Бывало такое, что он уходил на работу, закрывал дом, и я не могла никуда выйти. Поэтому я часто пропускала школу. Но я не виню его — наоборот, даже была благодарна ему, что он не бросил меня в роддоме. Хотя сейчас понимаю, что лучше бы мне было где угодно, только не там… Мы никогда не отмечали праздники, как другие семьи. Я попросту росла и не знала, что на День Благодарения нужно готовить индейку и тыквенный пирог. На Рождество мы не украшали дом. Однажды Аманда пригласила меня в гости в канун Рождества. Мне тогда было десять. Она подарила мне свитер. Это был самый первый подарок в моей жизни. Я до сих помню его цвет, каким он был на ощупь, какой имел запах. Я почти никогда его не надевала, только изредка. И то дома, перед зеркалом. Мне было страшно — вдруг я нечаянно его порву или измажу, с моей-то координацией и удачей. Но потом Аманда стала звать меня на все праздники, которые отмечала их семья. Я отчетливо помню каждый из них. Каждый подарок, что они мне сделали. В основном это были предметы гардероба. Брюки, сапоги, пальто и много другого. С ними я чувствовала себя счастливой. Они были очень добры ко мне. Я росла, и вместе со мной росла их дочь Анжела, мы были лучшими подругами. Не разлей вода. Нас невозможно было разлучить. Со временем нас стало трое, к нашей крепкой дружбе присоединилась Джессика Стенли, их семья переехала в Форкс из Сиэтла. Причину мы не уточняли. И не нужно было. Но вскоре все изменилось. Это случилось после моего шестнадцатилетия… Чарли вдруг ожил. Просто в один день, когда я пришла домой из школы, он впервые за всю мою жизнь спросил, как у меня дела. Слезам не было предела. Я прорыдала всю ночь. Ответив ему сухое «нормально», я до утра не выходила из комнаты. Каждый день он все больше и больше, казалось, пытался сблизиться со мной. Пытался завести разговор и все в этом духе. Потом, как оказалось, все это он делал для того, чтобы сообщить мне одну новость. Он получил повышение, и его переводили в другой участок, что находится в Порт-Анджелесе. Я огорчилась, думая, что нам придется переехать, и мне нужно будет бросить школу и друзей. Но у Чарли были другие планы на мой счет… Я шумно сглотнула и мельком взглянула на Розали. Она, заметив это, напряглась. Неужели я смогу произнести это вслух?! Или не смогу… Рука Розали, по-прежнему сжимающая мою ладонь, взметнулась вверх и прикрыла рот тонкими пальцами. Я поняла, о чем она подумала, но это было не так. На самом деле все было гораздо хуже. — Я осталась в Форксе, — тихо прошептала я. По щеке скользнула первая слеза. И, повторив жест Розали, я прикрыла рот ладонью, чтобы крик, который стоял у меня в горле, не вырвался наружу. — Он оставил меня в Форксе… — поток слез уже было не остановить. — Он… он… закрыл меня! Там… Все думали, что я уехала. А он закрыл меня… — повторяла я все те же слова, не в силах подобрать новые. — Белла… — прошептала Розали, смахивая влагу с лица. — Нет… Нет… Он закрыл меня… Закрыл в подвале. Темно и холодно. Мне было холодно, все время, понимаешь?! — мой голос сорвался на крик. — Я была там одна, совершенно одна. Там я потеряла счет времени. Я не знала, какой был день, месяц, год… А все из-за того, что я влюбилась… Просто влюбилась. Но я не виновата, понимаешь, — кричу, — не виновата! Я не хотела… — Дорогие слушатели, мы вынуждены прерваться на короткую рекламную паузу, оставайтесь с нами, — быстро проговорила Розали в микрофон. — Белла! — тихо позвала она после, но меня там уже не было. *** — Это он, да-а-а?! Я отрицательно качаю головой, пытаясь убедить Чарли в обратном. — Он-он, я вижу твою реакцию!!! Во рту кляп, он мешает мне кричать, молить его не трогать Эдварда. Я виновата, я влюбилась… Не он. Я виновата. — Я убью его, — тихо говорит он, — как ты убила Рене. Ты, чертов выродок, никогда не будешь счастливой. Ты не заслужила! — выплевывает он и уходит. Я дергаюсь, но цепи не позволяют шевелиться. Мое тело окровавленное и обессиленное. Я истощена. Он убивает меня. Хотя нет, я давно мертва… Он приходит сюда редко… По понедельникам и по пятницам, как он сам когда-то сказал. Иногда приносит еду, иногда воду, а иногда просто приходит, чтобы в очередной раз избить и уйти. От его ударов нет живого места на теле. Нет такого участка моей кожи, который бы не ныл и не болел. Если не от ударов, так от цепи, которой я прикована к столбу. Я умру здесь… Только об одном прошу — чтобы случилось это как можно быстрее.