Отражения

Поздним вечером в мэноре Гермиона задумчиво шла по тёмным коридорам. Она постаралась не потревожить спящие портреты в галерее и тихонько кивнула Жюстине, когда та приоткрыла один глаз. Оказавшись перед дверью в комнату, Гермиона вдруг поняла, что это вовсе не её спальня. Косяки с тёмными дубовыми молдингами, блестящая круглая ручка. И тонкий едва уловимый запах сандала. «Его. Это его комната». Она слегка коснулась двери и провела пальцем по гладкому дереву. Будто по плечу Люциуса или груди. Но такому холодному... Приложила ухо к двери. «Спит. Иначе и быть не может». И только сквозняк шевелит тяжёлые портьеры в гостиной. Гермиона развернулась и быстро зашагала к своей спальне.

***

Всю ночь её мучили кошмары. Снилось, будто Рон замахивается и бьёт по щеке, а потом ещё и ещё! Бьёт так, что от боли ноет скула, на которую приходится очередной удар, а от унижения выступают слёзы на глазах. Проснувшись с пульсирующей от боли головой и в поту, Гермиона взялась за пергамент и чернила. «Гарри! При нашей последней встрече ты сказал, что видишь во мне свою подругу, добрую и сильную. Если это действительно так, расскажи мне, пожалуйста, почему мы с Роном так рассорились. Это очень важно для меня, поверь. Гермиона, твоя подруга». Ронни в клетке пищал, требуя внимания, но больше не клевался. Гермиона насыпала корма, налила свежей воды в поилку. От мыслей о тёзке совёнка стало душно и муторно. Она не знала, где Малфои держат сов, а Хэнка беспокоить не хотелось. Поэтому отправилась на чердак. Проходя мимо мансарды, Гермиона замерла. Столько всего случилось здесь всего за сутки. Волнующего. И горького. Она оперлась на косяк, задумчиво поглаживая его пальцами, и обнаружила какую-то неровность. Под ладонью оказалось банальное сердце, когда-то выжженное кем-то из Малфоев. Знак чьей-то любви. Гермиона очертила его. Точно так же Люциус касался её здесь вчера. Гладил. Ласкал. «Иллюзия... ложь. Отражение...» Отправив письмо, она набросила плащ и спустилась в парк. Знакомая тропинка привела к полюбившейся скамейке с вишнёвыми кустами. Солнце уже раздвигало лучами шафранную листву и нежно целовало щёки. Ветер задумчиво перебирал густые ветви, роняя с клёнов листья, обожжённые холодом, и принося лёгкий запах гречишного мёда. Гермиона с тоской подумала о том, как прекрасно было бы приходить сюда с книгой. Такой тишины, покоя и гармонии как здесь, она не ощущала нигде. Но законы реальности диктовали свои правила. Она сглотнула. Есть хотелось ужасно. Но встречаться за завтраком с Люциусом хотелось ещё меньше. Гермиона вспомнила, как лакомилась здесь в прошлый раз, и обернулась. На кустах висели тяжёлые бордовые вишни. Спелые, налитые. Для конца августа странная редкость. Наверняка какой-нибудь поздний сорт, а то и вовсе волшебный. Она не удержалась, потёрла одну о подол платья, совсем как в детстве, и сунула в рот. Гермиона закрыла глаза. Сочная мякоть лопнула под зубами, и на язык брызнул кисло-сладкий сок. «Божественно! С таким вкусом – точно волшебная!» Она съела ещё две, перепачкавшись алым соком. А потом встала и принялась срывать ягоды одну за другой, но так как корзинки, чтобы сложить туда вишни, не было, а трансфигурировать её не из чего, пришлось поднять подол и складывать туда вкуснейшую находку. Она вовсе не ожидала увидеть здесь человека, голос которого раздался совсем рядом. – Доброе утро! Я вижу, у нас установился утренний ритуал. Опять рвёшь ягоды? – О Мерлин! Зачем вы подкрадываетесь? – Гермиона испуганно подпрыгнула и чуть не рассыпала вишни. – Неужели вам жалко? Если уж я играю роль миссис Малфой, то, кажется, могу спокойно их есть! Она старалась стоять к Люциусу боком, краснея от смелого взгляда, которым он очертил её оголённые ноги. – Надо же, как удобно! – саркастически прокомментировал он, поглаживая набалдашник трости. – Вчера тебе не хотелось быть Малфой – ты не была, сегодня захотелось – вдруг стала. Может, всё-таки определишься? Люциус подошёл вплотную, и Гермионе пришлось повернуться спиной, чтобы скрыть обнажённые ноги. Ему даже не нужно было прикасаться, она чувствовала тепло его тела даже на расстоянии пары дюймов. От досады, что он снова поймал её, и слишком близкого ощущения рядом этого мужчины руки дрогнули, и вишни рассыпались по траве. Гермиона чертыхнулась и наклонилась, чтобы собрать их. Она наколдовала воды с помощью «Агуаменти» и сполоснула ягоды в пригоршне. А выпрямившись, поймала выжидательный взгляд Люциуса. – Знаете, никогда из меня не выйдет миссис Малфой. Но это не позволяет вам вести себя так, будто я... – голос предательски дрогнул, – будто я ваша вещь, ваша любовница! Гермиона поднесла ко рту ягоду, но Люциус перехватил её, слегка коснувшись её губ. – В таком случае, «миссис Малфой», учтите следующее. Всё, что ты здесь видишь, Гермиона, принадлежит мне, – он съел вишенку. – И я не вижу, чтобы это вызывало у тебя отвращение. А ты – моя гостья. Не вещь. Но принадлежать мне не так уж плохо. Подумай над моими словами. Над всеми словами. Он развернулся и отправился в сторону дома. Гермиона задумчиво смотрела ему вслед, глядя, как ветер треплет белые волосы, и только потом заметила, что все вишни в руках раздавлены, а между пальцев бежит алый, как кровь, сок. «Прямо как сердце...»

***

Гермиона с досадой вспомнила о конфетном бале только к семи вечера: она весь день просидела в библиотеке с «Деяниями», опасаясь выходить куда-то после вчерашнего визита в салон красоты. Никуда идти не хотелось. Должно быть, само название подразумевало, что вечеринка будет тематической. Но в шкафу ничего шоколадного или хотя бы кофейного не обнаружилось. А часы тикали. И времени, чтобы трансгрессировать к «Мадам Малкин» уже не оставалось. Гермиона вздохнула. Ей вспомнилась Джинни со своим вечным «мы же ведьмы, Герм!». И она решила, что здесь поможет только креатив, а репутации отражения в этом мире уже ничто не навредит. Она взяла золотистую обёрточную бумагу, приложила к изнанке лёгкую ткань и соединила их заклятием вечного приклеивания. Затем обернула вокруг себя, склеила края и опоясалась тонкой алой ленточкой. Однако чего-то явно не хватало для завершения образа. Гермиона скрутила волосы в «ракушку», подвела глаза, но какая-то мелочь всё время ускользала от внимания. Тогда она принялась рыться в ящичках отражения. Там обнаружилось столько склянок с бадьяном, что дрожь пробирала от одной только мысли, сколько ран ими заживляли. Сразу вспомнились хлысты, о которых говорил Люциус. И тут на глаза попалась баночка с муссом, который Дженни всучила ей вчера в «Афродите». Гермиона отвернула крышку и вдохнула приятный запах шоколада. Пальцы сами окунулись в прохладную массу, а потом легко коснулись обнажённой кожи ног, плеч, ключиц. Гермиона встала перед зеркалом, чтобы нанести мусс равномерно. В завершении на неё смотрело отражение с чуть смуглой кожей, отливающей оливковым и золотым, прямо в тон наряду. – Конфетка! – вынесла она самой себе вердикт.

***

В зале с высокими потолками было душно от множества свечей, и ужасно скучно. Гермиона тосковала с бокалом в руке. Драко встретил её и принял плащ; обойдя по кругу всех гостей с ней в паре, оставил у окна, а сам отправился вести светские беседы и налаживать связи. Эта конфетная вечеринка оказалась ещё хуже, чем скачки. Здесь тоже не попадалось ни одного знакомого лица, хотя мир волшебников был не так уж велик. Чужие лица здоровались, кто-то пожимал руку, буднично спрашивал про погоду и здоровье, многие мужчины прикасались в стандартном поцелуе. Гермиона приветливо и часто улыбалась так, что стало сводить скулы, вежливо кивала. Директор нотариальной конторы «Хокинс и Дженкинс» с крысиным лицом, патлатый художник Антуан Дью, хозяйка «Твилфитт и Таттинг», которая пыталась аккуратно вызнать дизайнера её платья – все казались плохими актёрами в дешёвой постановке. Время тянулось, как приторная тянучка на дегустационном столе. Среди гомона и фальшивого смеха Гермиона слышала, как отстукивают минутные стрелки на настенных часах, заколдованных в блестящий красный леденец. – Оригинальный наряд, миссис Малфой! – Специально подбирали к тематике? – Вы – модная штучка! Как объяснил Драко, «Берти Боттс» открывали новую линию какого-то радужного шоколада с корицей вместе со швейцарцами. На дегустационном столе булькал волшебный фонтанчик с разноцветными струями, в подиумных вазочках крутились батончики и карамель. Но больше всего сейчас хотелось ощутить на языке терпкий вкус вишни из Малфой-мэнора, а не всю эту приторную липкость. Гермиона изо всех сил пыталась отыскать в себе учёного, который не упустит возможности изучить особенности другого мира по сплетням и деловым разговорам. Но утренняя стычка с Люциусом совсем выбила из колеи, она так и мучила, не давая покоя. «Принадлежать мне... Ну что за глупые слова? К чему это всё? Зачем?.. Боже...» Драко беседовал с начальником Отдела связи и явно флиртовал с его дочерью, которая вовсю строила ему глазки. Наконец, он вспомнил о приличиях и вернулся к ней, поигрывая бокалом. – Что такая скучная? Отец опять тебя игнорирует? Гермиона закусила губу. Так и подмывало объявить ему о разводе. Удобнейший брак – муж всё время в разъездах, делай, что душе угодно, но это так фальшиво. Бесчестно. Подло. И останавливал только наказ Морганы никак не влиять на жизнь своего отражения и вообще не отсвечивать. А она уже нанесла визит отцу и проведала Рона. Что, собственно, и привело к весьма плачевным результатам. Наконец Гермиона не выдержала. – Драко, тебе нравится такая жизнь? – А в чём дело? – он с неохотой оторвался от бокала. – Ты столько ездишь по миру. Разве тебе не хочется вернуться домой? Туда, где тебя ждут? – Хочешь сказать, что ты меня будешь ждать? – Я не о том, Драко! Разве тебе не хочется, чтобы тебя ждал дома кто-то любящий? Родной? – Снова врёшь? Не надоело тебе? И тут она вспомнила, как в воспоминании Люциуса отражение оборачивалось и улыбалось, глядя на кого-то. И этим кто-то мог быть только один человек – Драко! Если бы она чуть повернулась, могла бы видеть его. Зачем-то она демонстрировала ему, как занимается сексом с его отцом. Но зачем? Убеждала в своих намерениях? Как там сказал Люциус: я бы не поверил этой девице ни на йоту. Значит, отражение действительно врало? И у него и с Драко что-то было? – Погоди-ка, – Драко вдруг с интересом принюхался. – Это что, духи новые? Гермиона округлила глаза. – Духи? Но я же не... – Миссис Малфой, мистер Малфой, – перед ними нарисовался патлатый художник, – Гермиона, разрешите показать вам коллекцию картин Кэйри. – Я бы с удовольствием, – Гермиона сожалеюще улыбнулась, – но я не слишком хорошо разбираюсь в искусстве... И тут Драко бросил на неё такой недоумённый взгляд, что она поняла, что опять просчиталась: видимо, отражение либо понимало в искусстве, либо только и ждало возможности пофлиртовать с кем-нибудь. – Я проведу для вас небольшую лекцию, – осклабился Дью, – поверьте, это стоит того! Гермиона оглянулась на Драко. Он смотрел на неё с новым непонятным интересом, и ноздри его подозрительно подрагивали, улавливая какой-то запах. На мгновение стало не по себе, и она решила согласиться. – Что ж, если так, то почему бы и нет? – Надеюсь, ваша лекция не будет долгой, мистер Дью. Мы с женой сегодня возвращаемся пораньше. Гермиона напряглась, услышав в тоне Драко какие-то предвкушающие нотки. Она сама последовала за Дью, чтобы оказаться подальше от фиктивного мужа, всё больше убеждаясь в том, что отражение спало и с ним тоже. На мгновение показалось, будто в толпе гостей мелькнула белая шевелюра на фоне тёмного костюма, но Дью загородил обзор, а в следующий момент видение уже пропало. Задумавшись, Гермиона не заметила, как они оказались в тёмной галерее. На стенах, обтянутых полосатыми обоями, висели мрачные пейзажи маяков и скал, о которых раз за разом разбивались волны. – Это Либертина Уоллес, – художник осветил «Люмосом» картину с побережьем, на котором высился странный дом на сваях. – Её прославила эта серия. И выставки были даже в Австралии. – А в чём смысл? – спросила Гермиона. – Смысл? – переспросил Дью, недоумённо глядя на неё. – В любом произведении искусства должен быть смысл. Книга, музыка, картина... Душа. Иначе это просто бессмысленная вещь. – Душа… Это так старомодно, миссис Малфой. Это же перфоманс, вдохновение! А это Химера Ши, – палочка художника ткнула в странный натюрморт с разноцветными геометрическими фигурами, которые перетекали друг в друга. – Философ кисти! Великий мастер… Гермиона подавила желание зевнуть. Дью вдохновенно что-то вещал, сыпал какими-то терминами, о которых она никогда в жизни не слышала, и размахивал палочкой, будто сам наносил на холст крупные мазки. Его скучный голос утомлял, опутывая какой-то невидимой паутиной, и она не заметила, как художник оказался так близко. Гермиона уже подумывала сбежать, как вдруг художник встряхнул слипшимися патлами, с силой толкнул к стене и приставил к горлу палочку. – Ты, идиотка, действительно думала, что я привёл тебя сюда рассуждать о душе? Он прижался к ней и рванул на себя платье, но оно, склеенное заклятием, не поддалось. Тогда Дью сдёрнул алую ленту, и наряд, больше ничем не удерживаемый, пополз вниз, а художник с жадностью втянул носом запах её тела. Гермиона запоздало вскрикнула. «Шоколадный мусс! В нём подмешано какое-то зелье…» Она поверить не могла, что так сглупила. Ведьма схватилась за сумочку, но острый кончик впился в кожу шеи так, что пришлось выше поднять голову. – Только посмей, шлюха! – прошипел Дью, свободной рукой дёргая пуговицу на брюках. – Только пикни – и я тебя так прокляну, что… о-о-ох!.. Он согнулся пополам от её удара коленом в пах и упал набок, прижимая руки к причинному месту. Палочка лежала рядом, и Гермиона отпнула её подальше. – Подонок! – зло бросила она. – Не смей меня лапать! Никогда! Первый шок прошёл, и ведьма торопливо и наскоро обмотала талию ленточкой. Но что-то изменилось, что-то теперь было не так. Кожу вдруг начало покалывать и припекать. Гермиона поняла, что в галерее стало слишком жарко, а дыхание странно потяжелело. «Только не это… Этот мусс ещё и на меня действует!». Она бросилась к выходу, чтобы трансгрессировать, но на пути вдруг возник Драко. А за ним виднелись ещё два волшебника, один с дурацкими бакенбардами, другой – с зализанными чёрными волосами; они поглядывали с нездоровым интересом, и один из них раздражённо бросил: – Какого дракла я не могу пригласить её на танец? Это всего лишь танец! – Драко! – Гермиона бросила на него взгляд, расширившихся от страха глаз. А может, уже и не от страха. – Прости, но мне нужно домой! – Идём вместе, – он шумно втянул носом воздух, и она увидела, насколько замутнённые у него глаза. – Мы же муж и жена, помнишь? Гермиона поняла, что надо действовать и как можно скорее. Нужно оказаться подальше от людей, иначе случится катастрофа. В эту минуту она уже успела возненавидеть Дженни и себя – за то, что не дослушала её. Чего стоило выслушать, на что способен этот мусс? Ведьма оттолкнула «мужа» с дороги и попыталась трансгрессировать с места, но тут вдруг почувствовала, как чьи-то жёсткие пальцы сжали запястье. Она обернулась и с нехорошим предчувствием увидела перед собой одного из волшебников, тех, что стояли поодаль – с бакенбардами. – Куда же вы так рано, миссис Малфой? Вечеринка ещё не кончилась! – Как раз время десерта! – второй ощупал её липким взглядом, и Гермиона почувствовала, как по спине пробежал холодок. - А я страсть как люблю шоколадные конфеты! И что хуже всего, её тело, в которое впитался мусс, начало отзываться животной похотью: ноги чуть раздвинулись, а мышцы влагалища призывно запульсировали. Драко достал палочку и приставил её к виску волшебника с бакенбардами. – А ну отпусти мою жену, Лимнесс! Или у тебя лишняя голова имеется? И тут второй, тот, что с зализанными волосами, нацелил палочку в грудь Драко. – Полегче, Малфой! Ты слышал, что бывает с теми, кто не делится? Гермиона взмахнула палочкой, чтобы отбросить их всех одним заклинанием, но Лимнесс вдруг резко дёрнул её на себя, и сила удара ушла в стену. Обои треснули вместе со штукатуркой, ветвистая чёрная молния пробежала между картинами Химеры Ши и Либертины Уоллес. С потолка посыпалась побелка. Сопротивляясь действию мусса из последних сил, Гермиона послала в Лимнесса Таранталлегру. Он не успел уклониться, и тут же ноги его начали выписывать замысловатые кренделя. В это время второй, «зализанный», поставил ей подножку, и Гермиона звучно шлепнулась на пол. В ту же секунду Драко оглушил его Ступефаем, и скованный чарами, волшебник, тяжело рухнул, как большая деревянная кукла. Гермиона сквозь мутившееся сознание видела, как в галерею собирается всё больше волшебников. Перед глазами темнел помятый в схватке пиджак «мужа» и его зрачки, подернутые дымкой возбуждения. Бороться становилось всё сложнее. И в тот момент, когда Драко уже опустился перед ней на колени и начал расстёгивать рубашку, Гермиона поняла, что он уже даже не соображает, где находится, раз не пытается трансгрессировать. Сил не осталось. В голове мутилось. Стучала одна только мысль: мужчина должен войти в неё. Прямо сейчас. И всё равно какой. И тут вдруг Драко застыл и завалился на бок. А рядом материализовалась знакомая бледная рука в белой манжете с перстнем на среднем пальце. – Руку! – холодно велел Люциус.