Помоги мне дышать

Он допивал уже вторую чашку чая, когда она появилась на пороге кафе. Все такая же странная, не понятная. Кажется, никто и не заметил этого постороннего вторжения в мерно выстроившуюся атмосферу заведения, никто кроме него. Александра пришла вместе с запахом дождя и выпечки из соседней кондитерской. Она непроизвольно притягивала его взгляд, но оставалась будто невидимой для остальных, проплывая обычной тенью через чужие столики, чужие жизни; притягивала взгляд, до сих пор удивляя, сколько еще осталось в ней внутренней энергии и силы. Немалое чувство вины, уже давно закравшееся, но выпустившее когти именно сейчас, давало напоминание при каждом его взгляде на девушку. Она была совершенно опустошена, обессилена, но улыбка не сходила с ее лица, делая похожей на ребенка, она была исчерпана, но продолжала делиться своей энергией с каждым прохожим. На ней снова был бирюзовый сарафан, кажется, ее любимый, и совсем не типичные для девушек сапоги, скорее походившие на ковбойские. Наверное, именно к Алекс и не могло подойти слово "типичная", ведь девушка всегда любила чуть странные вещи во всем. Он совсем не знал ее за пределами Центра, не знал ее жизни, хоть много и слышал, но сейчас почему-то был абсолютно уверен, что она не могла пройти ни одной лавки старьевщика, внимательно рассматривая все вещи, пахнущие стариной. От этих лишних мыслей он лишь рассеянно улыбнулся, не понимая, когда именно пропала эта невидимая черта, не позволяющая ему и подумать, кажется, о таких личных ее привычках, ее делах. Почему-то только сейчас стало неимоверно интересно, чем она живет и дышит. В смысле, когда не с ним, когда не с ним... Эта мысль заставляет его только усмехнуться и попытаться вернуться из сознания, отпуская все предложения включающие сочетание "не с ним". - Ты рано, - заметила она, уже подойдя, - не смотря на то, что я пришла раньше. - Просто захотел сначала прогуляться один, - слишком быстро ответил, так и не сумев придумать что-то другое заготовленной фразе, будто грамотно оправдаться было для него неимоверно важно. И это бесило. Бесило, что он перестал замечать, что говорит, думает. Ведь раньше и мысли были только нужные, полезные, упорядоченные, не было этого бардака и хаоса. Его всегда раздражала эта неопределенность, беспомощность, когда неосознанно уходишь в себя, пропускаешь отрывки фраз, затем предложений. А потом и вовсе слышишь, но не можешь услышать. А может, не хочешь. Эта путаница, ужасная головоломка непонятно-чего-непонятно-как засела слишком глубоко, не давая надолго сфокусироваться на чем-то конкретном. Но самое раздражающее, что он и сам не знал, какие ответы хочет получить, что хочет разгадать. Эта было то самое ощущение, когда чувствуешь, что ты слишком близок к чему-то конкретному, важному, но зацепиться никак не можешь. Просто продолжаешь находиться где-то между сознанием и реальностью. Ни туда. Ни обратно. Мужчина лишь в очередной раз рассеянно проследил за каплями, стекающими с зонта, который был в цвет сарафану девушки. - А где Шеннон? Что-то я не увидела его машины, - просто спросила она, уже садясь напротив мужчины и тут же углубляясь в изучение меню. - Я сегодня один. А ты расстроена? - только сейчас он смотрит на нее, сразу же сталкиваясь с непонимающим взглядом. Но далеко не только сейчас он замечает это почти нескрываемое любопытство в сторону его брата. Эта непонятная связь, образовавшаяся совершенно недавно, между ней и Шенноном могла заметно задеть, если бы Джаред так хорошо не знал брата. Но не задевала. Не задевала продолжал он вдавливать себе, повторяя с каждым разом все громче, убедительнее. Эти слова стали как новая привычка, от которой и не хочется избавляться, привычкой самовнушения, самоубеждения. Привычка, а не иллюзия, не забывал добавлять он, как только сознание услужливо подбрасывало мысли, что все слишком стало значимым для него. Ведь сколько бы Александра не проводил времени с ним, все эти бесконечные часы разговоров - они не становились ближе. Он открывался, порою сам не замечая того (но каждый раз клятвенно обещал себе, что этого не повторится), почти не задавал вопросов (но с каждым днем их накапливалось все больше), каким и было условие, втайне надеясь, что придет время, и она сама все расскажет (но она лишь молчала, выслушивала, тянула). И каждый упущенный момент разговора, каждое мгновение, потерянное напрасно, отдаляли ее, закрывали. По крайне мере, так всегда казалось мужчине, когда Александра скорее пугалась лишней искренности, откровенности, зная, что ничего хорошего это еще не приносило. Но тогда оставался лишь один вопрос: как всего за день она смогла открыться Шеннону, сама того не желая, но и не жалея в последствии. Или произошло это далеко не за день... Не задевало, задевало. - Просто поинтересовалась, - пожала плечами, заметно напрягаясь и только от одного холодного взгляда втягивая шею. Без слов, без намеков, лишь по этой саркастической улыбке и нервно барабанящим пальцам понимая всю не благоприятность разговора. Голова медленно прячется за меню, словно эта единственное, что может сейчас служить защитой от этой невыносимого напряжения. Напряжения, которое стало более чем физически ощутимо, напряжение, которое укрыло их толстым коконом, заставляя беспомощно утопать, задыхаться. Напряжение, покрывающее кожу холодной липкой пеленой, словно щупальцами. - Знаешь, меня это, конечно, не касается, - только от одной интонации и медленно растянутых слов стремительно холодеют пальцы, а внутри разрастается непонятное волнение, - но я все же должен спросить, - его взгляд медленный, скользкий, уже давно ставший осязаемый на коже, но мужчина словно именно этого и добивается, продолжая свою своеобразную пытку. - У вас что-то есть с моим братом? И только в следующее мгновение Джаред видит, как коричневая папка с меню медленно опускается, наконец открывая лицо Александры. Он даже не понимает, радует ли его этот факт, что наконец появилась возможность видеть все ее эмоции, но говорить все эти слова, не глядя ей в глаза было горазд проще. Сейчас же остается слышен только шум крови, словно его оглушили чем-то тяжелым. Наверное, взглядом Алекс, ведь он был действительно невыносимо угнетающим. Глаза лишь быстро бегают по худому лицу ища хоть какие-то зацепки на эмоции. Бледные щеки быстро розовеют, но уже через мгновение, кажется, становятся еще бледнее прежнего. Губы приоткрываются, словно она хочет что-то сказать, но слов не следует, лишь напряженное дыхание, беспомощный выдох. Удивлена, взволнована? Кажется, она совершенно не понимает этой фразы, заключенной в ядовитой оболочке из фальши и лицемерия. Ей сразу вспоминается их первая встреча, когда его голос был настолько же пропитан презрением, только тогда он этого не скрывал, а сейчас все прятал под такой тонкой маской. Уже знакомый озноб закрадывается под кожу, а сознание отчаянно кричит, что все слова не правда, лишь преувеличение и ее домыслы. - Конечно, есть, - она заметно сглотнула образовавшийся ком, а сердце тем временем стремится покинуть резко ставшую такой крохотной и неподходящей грудную клетку. - Одна цель на двоих - вытащить тебя и помочь вернуться к прежней жизни, - она молчит секунду, но как только видит его взгляд - глаза в глаза, продолжает. - Как вижу, мы уже близки к цели. Это слишком горькая ухмылка, на которую способен только что отчаявшийся человек. Отчаяние приравненное к предательству, только виноватых нет. Лишь преданные ожидания, надежды и иллюзии. Эта улыбка полна лишь того самого человеческого сожаления. - Ты же понимаешь о чем я говорю, - лишь продолжает он, но голос заметно дергается, словно совершенно и не хотел говорить этих слов, словно хотел отступить, отшутиться, забыть. Но ход сделан, а на сожаления уже не было второго шанса. - Да, понимаю, - папка с меню совершенно бесшумно оказывается на столе, а на лице за одну минуту меняется весь спектр эмоций, которые, кажется, все это время были внутри, накапливались, раздирали, измучивали. - И мне не нравится это, доволен? - она слишком быстро вспыхивает, быстрее, чем от нее это ожидается, а уже через мгновение торопиться покинуть кафетерий. Улица встречает отрезвляющей прохладой после прошедшего ливня, о котором напоминают, лишь изредка срывающиеся капли. Воздух кажется непривычно свежим, от чего голова начинает кружиться, а легкие просто переполняться спасительным кислородом. Или эта очередная иллюзия, захлестнувшая ее, после слишком долгой пытки. Спасла ли она сама себя, сумев вынырнуть из бездны непонимания, напряжения и раздражения. Спасла ли ее резко вспыхнувшая смесь эмоций. Все оставалось в тумане, где-то за пеленой здравого смысла и всего сознания, словно было и не с ней, будто последняя брошенная фраза была аффектом. И именно сейчас удалось проснуться, но почувствовать все туже безысходность, что и пару минут назад. Только сейчас Александра замечает, что стоит, не в силе и пошевелиться, не зная, куда скорее сбежать, укрыться. Резкие порывы ветра вынуждают только жалеть о такой неуместности летнего сарафана и сильнее обнимать себя в области груди. Да, она внушает себе, что делает это именно от холода, ветра, дождя - всего, что угодно, только не от тупой боли, не дающей сделать и вдоха. Слишком чуждо и так необычно сейчас чувствовать столько всего, когда должна остаться лишь обида и капля презрения. Но из-за чего? Из-за чего она смогла так сильно возгореться, когда практически ничего и не было сказано, практически. Возможно, и не было этого "тона", этих "взглядов". Но не было и сожаления во взгляде, все было по-настоящему, абсолютно искренние слова, с неискренней улыбкой после. Сейчас все только путалось, когда Александра начинала искать ответ, и с каждым новым шагом девушка начинала только больше сомневаться и жалеть о поспешности и такой неуместной вспыльчивости. Но почему она начинает злиться на себя, такие уже устоявшиеся правила и стереотипы, когда всему виной был лишь он, только он, такой новый уже сегодня, новый только для нее. А может, просто ранее неизвестный. Очередные ожидания. Ведь она правда была слишком уверена, что вот он, всегда такой настоящий и открытый перед ней. Когда это было правдой, когда игрой, когда только частью настоящего Джареда, можно было только догадываться, снова утопая в воспоминаниях всех встреч. Девушка уже приближается к остановке, но поддавшись очередной волне сожаления, разворачивается, чтобы вернуться, наконец объясниться, но этого уже и не требуется. Он подходит совсем близко, слишком быстро приняв преображение. Жалеет, извиняется? Или просто испугался ее такому быстрому исчезновению. Александра лишь умоляет глазами, чтобы изменился, вернулся, преобразился, стал не таким чужим, не таким пугающим, опасным. Но для кого? Неужели она стоила всех этих страхов. - Не доволен, - просто качает головой, словно разговор и не был резко прерван, словно не было поставленной ею точки. - Я же не получил ответа. Александра не понимает, где начинается искренность этого человека, где он продолжает играть. Хочется закрыть уши, кричать, чтобы прекращал пытку словами, голосом, этой непонятной пошлостью, которой была пропитана каждая его фраза в сторону нее и его брата. Это чувствовалось каждой клеткой тела, даже в том, с каким презрением он только произнес "у вас". Это ново, совершенно чуждо для нее. И скорее сработала защитная реакция перед чем-то неизвестным, как только был произнесен вопрос. Ей приходится собрать воедино всю оставшуюся стойкость, все силы, чтобы как и прежде поднять лицо, не боясь взглянуть ему в глаза, и наконец закончить, прекратить. - Нет, Джаред, нет! С чего ты вообще взял? Что за вопросы такие? Что на тебя нашло? - она слишком обессилена, исчерпана, но все же воспламеняется, словно спичка, сама того не замечая, но прекрасно все видя по его глазам, с непонятным восхищением наблюдавшим за этим почти невозможным перевоплощением. - Я задал обычный вопрос. Разве нет? От его такого спокойного тона, от улыбки, коснувшейся тонкой линии губ, от всей правоты в его словах становится лишь хуже, обиднее за такие непонятные и сейчас ненужные чувства. В его голосе серьезность, а в глазах победа, словно вывести ее на эмоции было главным в его своеобразной игре. - Почему ты вообще это не спросил у Шеннона? - она говорит быстрее, чем успевает подумать, скорее, чтобы мужчина не увидел этой неуверенности и растерянности. - В том-то и дело, Алекс! В этом все дело! Хочу слышать это от тебя. Ведь эта правда совершенно обычный, даже легкий вопрос, но ты почему-то все равно уходишь от ответа. Испугалась, поджала хвост, словно спросил у тебя не о Шенноне, а не знаю о ком... Давай же, Алекс. Вы же так сплотились, чего тут удивительного. - О чем ты вообще говоришь? Пожалуйста, Джаред... - Чего ты опять так заводишься? Я ведь задал совершенно обычный вопрос, Алекс. Совершенно, надо было сразу ответить, а не убегать, как от огня. - Это бесчестно, Джаред. Бесчестно выводить человека из равновесия, из зоны комфорта. Совершенно подло задавать такие вопросы, когда сам прекрасно знаешь ответ, так зачем всё это? Мы ведь далеко не об этом собирались поговорить... - Я не понимаю тебя. Просто не понимаю твоей вспыльчивости, твоей реакции. - он почти смеется, но смех похож больше на нервный. Ладони зарываются в коротких волосах, а взгляд безостановочно мечется, словно мужчина не знает, куда себя деть. - Другой человек на это просто отшутился бы, посмеялся, спокойно дал ответ, но никак не стал бы убегать из кафе, - Джаред только недоумевающе гипнотизирует девушку, которая желает лишь исчезнуть, раствориться. Она словно через туман смотрит, как мужчина в очередной раз проводит рукой по уже довольно влажным волосам, сама не замечая холодных каплей на открытой коже. - Ты будто бы меня в чем-то обвинял. Это я видела по глазам, - почти шепот, почти не слышно. - По глазам? Серьезно? А, ну это же ты. Та, что много чего может увидеть по глазам, та, что "я вижу людей, как открытую книгу". Помнишь? Ты однажды мне сказала, каждый человек открытая книга, но прочитать каждую нам не под силу... А ведь я сначала подумал, что именно тебе это и под силу. Правда посчитал! Наивный идиот... Может ты и правда видишь нас лучше остальных, но... А что остается нам знаешь? Нам, Алекс, остается полагаться лишь на факты, наблюдения, догадки. Извини, что во мне нет способности видеть людей насквозь. Хотя раньше я считал себя лучшим в этом. Извини, что попытался узнать правду о своем предположении. Уж извини, что надеялся... Знаешь, наверное, мне стоило просто порадоваться, что мои домыслы не подтвердились, но вместе с этим мне стало ясно еще кое-что. - Джаред, это ведь было не обязательно. Таким методами... - Я не могу выкинуть из головы одну мысль, - он и не слышит ее, лишь закрывает глаза, словно боясь упустить какую-либо значимую деталь из воспоминаний. - Вчера, когда мы были на побережье. Знаешь, меня всегда удивляло, как проводя значительно меньше времени с Шенноном, тебе удалось с ним сблизиться намного больше. Ведь твоя искренность не была вызвана резко нахлынувшими эмоциями. Вся эта история с морем, мамой... Неужели было настолько необходимо столько тайн? - Сказал значит, - лишь кивает, слишком отстранено улыбаясь, становясь резко далекой, словно секунда - и не достать. - Это и не важно, не важно, - горячие ладони крепко сжимают острые узкие плечи, приближая к себе слишком быстро. - Все прошлое - не важно, ведь так? Так? Он только пытается заглянуть в лицо, которое слишком быстро стало отстраненным, безжизненным. Неправильным, уже неправильным. - Послушай, тебе просто надо было рассказать все сразу. Это ведь тебя мучило, изводило давно, я видел. А мы... Я и Шеннон стали тебя не чужими, ведь так? По крайне мере, ты для нас точно. Стоило давно поговорить, мы бы поняли. - Ты сам себя слышишь? - это был тот самый взгляд, которого, наверное, и стоило бояться всю жизнь, взгляд, после которого обычно шли самые больно бьющие слова. - Рассказать? Поговорить? Это меня мучило из года в год! И только вчера, когда непонятная волна доверия к Шеннону меня вывела на разговор, я сдалась. А сейчас ты с нескрываемым презрением спрашивал у меня о Шенноне, словно... Определись уже Джаред! Или... - словно резко пришедшая мысль оказалось верной, но по-прежнему оставалась догадкой, но необходимой к озвучиванию. - Или мне надо было бежать к тебе? Тебя это задевает? Что я все рассказала Шеннону, а не тебе? Он лишь нервно облизывает губы, качая головой, словно сам убеждая себя во всей абсурдности ее слов. Так фальшиво и так знакомо. - Я имел в виду, что надо было рассказать раньше. - Серьезно? А десять минут назад все, что я слышала из твоих слов, так это "Вы с Шенноном сблизились, надо было рассказать нам, вчера на пляже...". Это... Ты просто чертов эгоист! Она не замечала, как кровь шумела в ушах, как последняя фраза так и повисла между ними, словно не дойдя до него, и до конца не осознанная ею. Наверное, ее стоило говорить в самом начале, как только стали заметны эти нотки обиды в его голосе, а потом лишь презрение, затмившее все остальное. - Мне надоел этот разговор, - ее голос почти охрипший, плечи слишком опустились, как только крепкие руки их покинули. - Мне надоело оправдываться непонятно перед чем, Джаред. - Ты не перед чем не должна оправдываться. Теперь она видела, что он вернулся, но это уже было совершенно бессмысленно, слишком поздно. - Я знала, что он тебе расскажет. Знала, доволен? Не прогадала, как видишь. Ты прав, мне стало легче, но легче не с вами. Точнее, не с тобой, не с тобой Джаред... Шеннон ничего от меня не ожидает и не ожидал, не требовал, он просто был рядом. И почему-то я уверена, что так оно и будет. А у тебя какие-то завышенные ожидания от меня, какие-то выстроенные в твоем воображение иллюзии. И знаешь, так было всегда, всегда Джаред, всегда с нашей первой встречи. И я уверена, что так было бы и до тех пор, пока ты не добился бы своего. Просто вспомни это, пойми и признайся хоть сам себе, - этот вдох слишком рваный, такой беспомощный, словно разучилась дышать. - Признайся, черт возьми! Хватит, хватит меня мучить, изводить этими ожидающими взглядами, направляющими фразами. Я ведь все, абсолютно все прекрасно понимаю! Ни фразы, ни слова он не смог бы в этот момент осилить. Лишь тяжелое дыхание, сжимающиеся в кулак пальцы, скорее чтобы хоть что-то почувствовать кроме непонятно от куда взявшегося холода, а в висках бешено отбивает барабанную дробь тупая боль. Теперь уже кажется абсолютно все бессмысленным и таким ясным, словно резко всплыло на поверхность его затуманенного разума. - Больше нет сил, нет, как ты этого не понимаешь? Больше не будет сил играть в эти твои игры на угадывания! Я не хочу больше этого терпеть, Джаред, не хочу. Все, все, что я пытаюсь забыть или хотя бы просто, просто не вспоминать... Все выходит на поверхность, как только ты на меня смотришь, будто я храню какие-то неимоверно страшные тайны... Смотришь, будто во мне обязательно должно быть что-то, что оправдает твои надежды. Но знаешь, - эти помутневшие глаза совсем близко, что в них он может рассмотреть самого себя, - на самом деле, все совсем по-другому. Все намного грязнее, омерзительней и тошнотворней, чем ты можешь себе представить. В принципе, как и бывает в жизни... - слишком горькая ухмылка, и он может поклясться, что отдал бы все, лишь бы не быть сейчас здесь, не слышать этого голоса, не видеть этих плеч. - И черт тебя дери, Джаред Лето, но ты не станешь тем, из-за кого я сорвусь и окунусь заново во всю боль из прошлого. И он уже не здесь, не слышит этого голоса, не видит этих плеч. Слишком, слишком крепко зажмуривает глаза, стараясь справиться со всем, что вылилось на него мгновение назад. Понимает, что рядом ее уже нет, ведь нет и этого давления, исходящего от такого небольшого, но как оказалось далеко не хрупкого организма. Благодарит, что дала шанс обдумать, переварить и, в конце концов, начать себя самоуничтожать.