Сказ о жизни великой и прекрасной Генриетты

— И всё равно ты ничего не сделаешь! Теперь уже поздно! Этот мир станет моим!!! Раздался выстрел и боль пронзила моё хрупкое тело. Ноги покосились и я даже не почувствовала как упала на пол, в самый центр огромной пентаграммы — Неееет, что ты наделал, это всё из-за тебя, предатель! — кажется, кричал Герман. Снова выстрелы, снова крики. Я не чувствовала ничего, лишь видела как ручейки крови ползут к пересекающимся линиям. — Нет, Генриетта, не закрывай глаза! Держись, ради всего святого, держись! — надрывался кто-то из окруженной толпы. Однако веки сами собой начали опускаться и события последних часов пронеслись в моей голове....... *** — Рота, подъём! — бодро вопил Эрнст, пока мы нехотя вставали. Всё вокруг было обблёвано, и в этот раз был виноват не только Гудериан. Настойка боярышника сделала своё дело и дала нашим желудкам прикурить. Я встала и оглялелась. Посмотрела на свои часы из чистого сплава платины с иридием и завизжала так, что алмазный циферблат пошел трещинами. На часах было одиннадцать утра. Мы проспали начало операции!!! — Вставайте, живо! — все, кроме Бальдура, тут же вскочили на ноги. Ширах продолжал уютно посапывать и дрыгать ножкой во сне. — Awwwwww, — дружно выдохнули мы и позвали самого Генриха Гофмана, чтобы он снял это милое зрелище на камеру. Он был не очень рад видеть зятя, который уже как месяц не появлялся дома, и с ненавистью пнул его. Бальдур с воплем вскочил, а мы разозлились и начали бить Гофмана в ответ, пока Мюллер снимал это на отжатую в пылу сражения камеру. — Так, мы вообще-то опаздываем, — закричала я и достала из сумки косметичку. Сегодня я должна быть на высоте! В два часа мы дружно сели в наш танк. И тут Риббентроп выдал: — Так, а каков план? И мы поняли, что всё забыли. — Шайсе, чертов боярышник! — закричал Отто и ударил по приборной панели. Гудериан и Пайпер побледнели и принялись молиться, как бы танк снова не развалился. Ведь тогда все увидят меня и тогда всё пойдет прахом… — Ай, у меня что-то в сапоге застряло, — прокряхтел Мюллер откуда-то сзади и закопошился, — о, смотрите что схоронил! И он протянул нам бумагу с надписью «План». Мы дружно бросились его обнимать. Это было так предусмотрительно и так по-баварски! — Хмм, пункт первый гласит что мы должны подъехать к рейхсканцлярии и оставить оружие в танке, — протянул Отто, — вам не кажется это странным? Все закивали и загомонили, обсуждая это. — Наверняка охрана фюрера захочет нас обыскать. Это логично! — воскликнул Йозеф, — Но что бы мог значить третий пункт… Под цифрой три было написано следующее:"Не сопротивляться при задержании». — И это логично, наверняка мы пьяные договорились с охраной и сами забыли! — Я не пью и я не помню чтобы мы., — начал было Шелленберг и тут же был прерван гудериановским припадком рвоты. В глазах Хайнца было отвращение, но никак не похмелье. Я насторожилась, однако всё было вполне объяснимо логически. Так что операция «Генриетта» началась, пусть и с опозданием. И вот мы припарковались у рейхсканцлярии. Меня связали, застегнули розовые меховые наручники на тонких запястьях и вставили в зубы красное яблоко. На шее сомкнулся ошейник с шипами, на который тут же пристегнули золотую цепочку. Её дали в руки нашему дипломату, который пугливо озирался в поисках фрау Риббентроп. — Ничего не бойся, Генриетта, мы с тобой до конца, — Гудериан отчески похлопал меня по плечу. — Да, тем более у нас ведь такой отличный план. Не сомневайтесь, всё точно пройдет гладко! — поддержал его Эрнст. Охрана на входе тщательно ощупала всех, и рука одного из ССовцев неприлично долго задержалась на моей груди. Все заскрипели зубами от злости, но никак не могли противиться этому унижению. Наконец нам разрешили войти. Коридоры рейсхканцелярии были пугающе пустыми и цоканье моих платиновых каблучков эхом разносилось по всему зданию. — Ой я боюсь! — пропищал Бальдур и прильнул к гигантской ноге Отто. Тот был настолько сосредоточен, что даже не обратил внимания. Наша команда была на взводе. Гудериан позеленел под стать своей форме. Наконец перед нами предстала гигантская дверь, которая со скрипом распахнулась перед нами. За ней была тёмная, непроглядная бездна, куда мы дружно шагнули. Отступать было некуда. *** Фюрер уже ждал нас на огромном троне посреди не менее огромного зала. В его центре располагалась пентаграмма. Рядом с фюрером стоял Герман! В его глазах застыли слёзы. Одними лишь губами он прошептал «Прости…». — Так-так, кого я вижу, — скучающе протянул Адольф, — все мои лучшие бойцы в полном составе. Ну, давайте сюда девку. Иоахим на дрожащих ногах шёл вперед, ведя меня за собой. Я не понимала, в чём же заключается план. Неужели он должен сработать потом. Наконец моя цепь оказалась в руке фюрера. Он с силой дёрнул за неё и я упала на пол. Адольф властно поставил ногу мне на горло. Йозеф дернулся вперёд, но его придержал Отто. — Предатель! Я знал что тебе нельзя верить! — выпалил рыдающий Герман. Фюрер расхохотался. Мы поняли, что это был провал. — Нет, это не Скорцени. И даже не Мюллер, — последний вовсю ковырял в ухе, когда к нему обратились, — все Вы здесь наделены силой. Кроме одного. — Так это тыыыы! — все уставились на Кальтенбруннера, лицо которого вдруг перестало быть дегенеративным. — Да, это я. Вы думали, что тупой алкаш Эрнст может только пускать слюни и веселить всех своим невежеством? О нет, господа, это я подменил план и рассказал всё фюреру. Шелленберг подтвердит. Он так опасался увольнения, что присоединился ко мне как миленький! — Зачем??? Зачем ты сделал ЭТО! Я любил тебя! — рыдал Бальдур. — Видишь ли, мне надоело быть вашей тенью. Каким-то талисманом. Вечным посмешищем. Я достоин большего. Фюрер обещал дать мне силу, которая превысит ваши вместе взятые! Из моих прекрасных глаз струились слёзы. Неужели это был конец? — Уходите. Всё равно далеко не уйдёте. — Нет! — закричал Гудериан и превратился в Оптимуса Прайма, — автоботы, в бой! Все недоумевающе посмотрели на Хайнца, которого стошнило машинным маслом. Он понял свою ошибку и закричал: — Ну то есть просто в бой! И все перевоплотились. Пайпер тоже оказался трансформером, Мюллер превратился в демона с кнутом, Скорцени как обычно стал Локи, Йозеф обрел силу ангела смерти, Бальдур принял облик купидона, а Герман нашёл в себе волю и обратился в ПУДЖА! Риббентроп почему-то не спешил с превращением. Фюрер захохотал: — Ну что же, раз вы хотите войны, то получите её! — по всему залу открылись двери и из них вышли самые преданные приспешники, в их числе Гиммлер, Гейдрих, переметнувшийся Шелленберг и конечно же Розенберг! Они тоже обратились. Пред нами предстали могущественные феникс-курица, фурри-козёл, Шелленберг призвал армию 14-летних школьниц, а Розенберг просто достал «Миф ХХ века». Началась великая битва. Фюрер образовал над собой защитный купол. Герман притягивал фанаток Вальтера крюком, а они падали в обморок от того, что больше не рядом с любимым. Гудериан пытался разрушить купол фюрера ракетами, но тут его затошнило маслом. Гиммлер не растерялся и поджёг его. Хайнц оказался в огне! Мюллер пытался потушить его своим огненным хлыстом, но не выходило… А Гиммлер продолжал поджигать всё вокруг. — Эй, Хани! — прокричал Скорцени, — а ты правда в отношениях с Гейдрихом? — Я не касался писи козла!!! — завопил он и сгорел от стыда, но вскоре возродился. — Риббентроп, давай! — кричали все. — Фон Риббетроп! — Иоахим был близок к тому, чтобы расплакаться. И наконец он обратился в PHARAOH'a!!! Все засмеялись, а он начал петь «Сквирт шампанского в лицо» и оно полилось отовсюду. Огонь загорелся ещё сильнее. Гудериан начал плавиться… Я не могла дальше лежать просто так. И попыталась исцелить его взглядом. — Лежать плюс сосать, ты! — завопил Эрнст, достав из кобуры пистолет, — и всё равно ты ничего не сделаешь! Теперь уже поздно! Этот мир станет моим!!! Грянул выстрел. Мир вокруг меня остановился. Боль заняла всё место в моём сознании и пульсирующей струёй крови била из моего плоского животика. — Неееет, что ты наделал, это всё из-за тебя, предатель! — кажется, кричал Герман. Фюрер торжествующе хлопал в ладоши, глядя как кровь катится к начерченной на полу пентаграмме. Эрнст выстрелил ещё раз. Я уже ничего не чувствовала, даже слёзы, тоже бегущие к страшной звезде. — Нет, Генриетта, не закрывай глаза! Держись, ради всего святого, держись! — надрывался кто-то из окруженной толпы. Но нет, я не могла внять их приказу. Веки медленно опустились, обнажив всепоглощающую черноту.....