В моём сердце

- Китнисс… Я смотрю на её лицо. Она прекрасна и свежа, как цветок примулы, в честь которого она была названа. Её улыбка заставляет меня улыбнуться в ответ. - Подбери хвост, утёнок… Мой голос звучит так, будто я молчала десять лет и вдруг решила заговорить. Глухо, хрипло, даже как-то печально. Я откашливаюсь и, наконец, улыбаюсь. - Китнисс… Мама входит в комнату и смотрит на нас. На ней синее платье из хлопка, похожее на то, в котором я была в день Жатвы пять лет назад… Но Игры позади. Мне говорят: попробуй забыть. Но, как? Этого мне никто не может сказать. Мама расплетает Прим волосы и расчесывает их. Я улыбаюсь – после того, как мама заплетёт сестрёнку, настанет моя очередь. Моя мама – настоящий мастер. У неё природный талант к работе с волосами. Почти такой же, как к работе с лекарствами и травами. Мама часто заплетает Прим именно так. Две косички. Сестрёнке это очень к лицу. Она такая красивая. Вот бы и мне быть такой. Как жаль, что ей пришлось всё это пережить… как же я виновата. - Китнисс, дорогая, сходи, пожалуйста, в Котёл. У меня кончились антисептики и обезболивающие, - говорит мама, закончив мою причёску. Я киваю. Конечно, я схожу, мне ни капельки не сложно. Приятный летний ветерок встречает меня. Сегодня хороший день. Светит солнце, и на небе не облачка. На улице прохладно, но не настолько, чтобы надевать куртку. Я люблю такую погоду. - Кискисс! – знакомый до боли голос заставляет меня остановиться. Как бы мне не хотелось сейчас сдвинуться с места, я не могу этого сделать. Гейл легко касается моего плеча. Я смотрю в его серые глаза и понимаю вопрос, который будет задан прямо сейчас. Вопрос, который давно волнует меня. - Мы можем вернуть прежние отношения? Вернуть всё, как было? Я не думаю с ответом. Не думаю ни секунды. - Да, - отвечаю я. Да, конечно же да, я ведь сама так давно об этом мечтала. Я бросаюсь в объятья Гейла. От него пахнет лесом, как и много лет назад. Родной запах впивается в нос, а Гейл прижимает меня к себе сильными руками. Я невольно улыбаюсь и закрываю глаза. Эти объятья дарят мне спокойствие и умиротворение. Он такой, как прежде. Мой Гейл. Ничего не изменилось, и от осознания этого мне хочется кричать от радости. - Китнисс? Я резко оборачиваюсь. - Цинна! Моей радости нет предела. Я смотрю на Гейла. Он улыбается и отпускает меня. Я смеюсь и бегу навстречу ещё одному старому другу. - Цинна, как же я рада тебя видеть! – я смеюсь. Смеюсь искренне. Смеюсь так, как не смеялась давно. Улыбка щекочет моё лицо, а карие глаза Цинны смотрят на меня с дружеской любовью и заботой. - Я думала, что… я думала... больше никогда тебя не увижу! – мне хочется плакать и смеяться одновременно. Наверное, это нормально при встрече с человеком, которого ты считал мёртвым. Цинна тоже смеётся. И он совсем не изменился, как и Гейл. - Я тоже так думал, Сойка. Гейл машет мне рукой и уходит. Я не зову его. Мы ещё встретимся – это я знаю наверняка. - Китнисс! – ещё один знакомый голос, вогнавший меня в ступор. Как же это может быть? Финник одет в потёртые джинсы и лёгкую футболку. Он стоит, немного отклонившись назад, и улыбается. Теперь я понимаю, что в эту улыбку невозможно не влюбиться. Золотистые волосы блестят на солнце. Я теряюсь. Столько встреч – за один день… Я совершенно не знаю, что делать. - Неужели ты не рада встречи, Китнисс? – в его голосе проскакивают нотки обиды, но не столь настоящей, сколько театральной. Ведь он заранее знает ответ. - Конечно же я рада, Финник, - я улыбаюсь и коротко обнимаю его. И тут во мне поднимается волна злости. - Какого чёрта за эти три года никто из вас не объявился?! Я мучилась, я страдала! Эгоисты, все вы эгоисты! – кричу я. Цинна смотрит на меня и печально улыбается. Я тут же понимаю – у него была веская причина не объявляться все эти годы. Финник хватает меня за руки. Я отчаянно вырываюсь. - Китнисс, успокойся. Послушай меня. Мне совершенно не хочется успокаиваться. Я продолжаю вырываться. Мой голос охрип. - Что, было трудно да? Трудно хотя бы один единственный раз за всё это время, - я отчеканиваю каждое слово. - Хотя бы раз, объявиться?.. - Тише, успокойся, - Финник перебивает меня, и я злюсь ещё больше. - Успокойся. Ты ведь и сама знаешь не понаслышке, что такое революция. Мне требовалось подправить своё здоровье. Даже Энни… даже к ней я вернулся два месяца назад. Вот теперь я успокаиваюсь. Я получила то, что хотела – честный ответ. И тут случается то, чего я совершенно не могла ожидать. - Китнисс! Китнисс! – звонкий детский голос. Весёлый. Такой, каким я его слышала всего лишь один раз – когда она съела целую ножку. - Китнисс! Рута зовёт меня, но я боюсь откликнуться. - Китнисс! И всё же оборачиваюсь. Она такая маленькая. Совсем как тогда. Её глаза, такие же прекрасные и умные; её улыбка, такая же искренняя… а ещё она совсем не выросла. Ни на дюйм. Как это может быть? - Рута… - я произношу её имя, но получается нечто, больше похожее на болезненный стон. Как это может быть? Я ведь своими глазами видела, как она умерла… - Китнисс… Как это может быть? - Китнисс… Лицо Руты расплывается и исчезает во мраке. Я открываю глаза и начинаю плакать. Плачу долго, горько и безутешно. Я скидываю с кровати подушку, за ней следом летят вторая подушка, одеяло, и я сама. Я сворачиваюсь клубочком на полу и плачу ещё громче. Я слышу, как кто-то подбегает ко мне. Спустя несколько секунд сильные мужские руки берут меня за плечи и пытаются усадить. Через какое-то время у них это и правда получается сделать, но я не обращаю внимания. Прости меня, Прим. Прости, пожалуйста, я так виновата… О, Прим, как же я виновата!.. Мама, мамочка, любимая, ты тоже меня прости. Как я могла тебя винить все эти годы за слабость? Оказалась ли я сильнее на самом деле? О, мамочка, прости… Рута, Рута, прости, что я не сумела спасти тебя. Прости. Как же я виновата, виновата перед всеми вами… Гейл, Цинна, Финник… Простите меня, простите меня пожалуйста… А сколько ещё людей погибло... погибло практически от моей руки? Нет, нет… Простите меня. Простите меня, умоляю! Все вы, простите меня! Как я виновата… Виновата перед всеми вами, абсолютно перед всеми. Эта мысль заставляет вернуться меня к Питу. Ведь и перед ним я виновата не меньше. Он обнимает меня. Я рассказываю, он слушает. Так всегда. Он справляется со своими кошмарами сам, а я сама справиться не могу. Я не в состоянии. Для меня это слишком тяжело. Мы спускаемся на первый этаж, на кухню. Мы пьём чай с мятой и разговариваем. Разговариваем долго и душевно. Я высказываю Питу все свои мысли, сожаление, отчаянье уже в тысячный раз. Я не знаю, хочу ли я видеть сны. Мне сложно, но кто знает, может быть, только эти самые сны и позволяют мне быть собой? Настоящей Китнисс, пускай и в вечном трауре. Зато - настоящей. И пусть всех тех людей, пришедших сегодня ко мне во сне, рядом больше нет, они навсегда останутся в моём сердце. А значит – они живы. И будут жить до тех пор, пока живу я. Будут жить, пока они в моём сердце.