Стань моим ангелом

Все вернулось. Все вернулось, едва она переступила порог своей квартиры, показавшейся абсолютно чужой и пугающей. Как будто и не было того ощущения, что она возвращается к жизни, учится существовать со всем, что с ней случилось, учится смотреть на мир как раньше, насколько это возможно. Катя несколько мгновений стояла в прихожей, словно боясь пройти дальше, боясь вновь окунуться в уже успевший забыться кошмар. В больнице Лаврова совсем не мучилась от воспоминаний - для нее главным было выжить; да еще рядом постоянно был Чиглинцев, и ей хватало одного его присутствия, чтобы буквально чувствовать, как она возрождается, словно та птица из пепла. Может, ей и нужно было пройти по краю пропасти, очутиться на грани смерти, чтобы узнать, как это - жить?.. Сделав вдох, словно перед прыжком в воду, Катя медленно прошла на кухню, преодолевая совершенно иррациональный страх и успокаивая себя тем, что дело всего лишь в слабости, которая еще накатывала временами, напоминая о ее глупом поступке, о том, что ее могло и не быть. Странным, нелепым это казалось - ее просто могло не быть. В тот раз, чудом избежав смерти от руки маньяка, Катя не задумывалась об этом, настолько ее поглотила непрестанная боль, как физическая, так и душевная. А вот теперь все было иначе. И Лавровой очень бы хотелось вспомнить, как это - радоваться каждому новому дню; знать, что ты нужна кому-то; строить планы на будущее. Просто дорожить каждой минутой. Вот только она понимала, что одной ей не справиться. Катя несколько мгновений смотрела на телефон, на свои судорожно сжатые, побелевшие от напряжения пальцы. Казалось бы, что может проще, чем набрать номер, каждая цифра которого накрепко впечаталась в память... Всего лишь сказать одно слово... да нет, много, много слов, вертевшихся в голове, но произнести которые отчего-то было страшно. Капитан непослушными пальцами пробежалась по кнопкам и уже готова была нажать соединение, но вдруг поняла, что не сможет выдавить ни слова, будто голос внезапно пропал. Она нажала на сброс, затем вновь набрала номер. И два слова в сообщении, которое, к счастью, не могло выдать всех эмоций, бушевавших в душе. Пожалуйста, приезжай. Он приехал. Приехал так быстро, как только мог. Забыв о работе, о времени, да и на правила дорожного движения наплевав. Самый дорогой человек нуждался в его помощи, в нем, больше ничего не имело значения.       - Миш, не смотри на меня так, - Лавровой даже удалось улыбнуться, причем вполне искренне. - Со мной все в порядке, правда. Лучше скажи, у вас есть новое дело? Мне как-то не хочется разучиться думать.       - Кать...       - Миш!       - Лаврова, - он не выдержал и тоже улыбнулся - с такой знакомой, строго-требовательной интонацией она это произнесла. Ей всегда удавалось выдерживать такой тон, даже когда еще в отделе работала. У Чиглинцева порой появлялось ощущение, что это она его начальник, а не наоборот.       - Кать, тебе отдыхать нужно, какие дела? - принялся увещевать ее майор, словно маленькую девочку.       - Миш, ну я так не могу, - взмолилась Лаврова. - Я сейчас согласна расследовать хоть пропажу болонки, только бы что-то делать. Ну товарищ майор...       - Ну вот почему я все время иду у тебя на поводу? - вздохнул Чиглинцев, слегка усмехнувшись от уже забытого официального обращения.       - Потому что ты меня любишь, - Катя улыбнулась той прежней улыбкой, которую она дарила только ему; той, когда улыбались не только губы, но и глаза, а все лицо словно светилось счастьем и радостью. Майор уже и забыл, что она умеет так улыбаться. И теперь, глядя на нее, пообещал, что сделает все возможное, лишь бы она снова научилась так улыбаться. Жить научилась. А потом они сидели за кипой всяких бумажек, то замолкая, когда один из них о чем-то задумывался, то принимаясь ожесточенно спорить. Лаврова нетерпеливо сдувала со лба челку, указывала карандашом в только что нарисованную схему, что-то уточняла и записывала. Чай давно остыл, а время уже перешагнуло полночь, но они даже не заметили. Но Чиглинцев случайно бросил взгляд на часы и принялся торопливо собираться. Катя растерянно смотрела, как он убирает бумаги, составляет в мойку чашки, и не хотела верить, что все снова повторится. Она снова одна, снова в пустой квартире, снова с ощущением ненужности.       - Миш... Он никогда не слышал у нее такого тона, почти умоляющего. Она могла просить, могла требовать, а вот умолять - никогда. А еще Чиглинцев не представлял, каково это - когда прохладные пальцы чуть гладят запястье, когда глаза, обычно смотревшие или задумчиво, или искристо-весело, полны почти волчьей тоски и обреченности.       - Пожалуйста... Это было уже. Но в тот раз слова давались ей легче, да и стыдно так ей тогда не было. Чувство вины вновь обострилось, будто ударило, мешая дышать. Он так много пережил по ее вине, так много совершил ради нее, а она что-то требует - осознавать это было невыносимо. Но не просить она не могла.       - Ты правда этого хочешь? - тихо спросил он, прочитав в ее взгляде то, что она не могла сказать вслух. Стыдно. Катя молча кивнула, торопливо опустила голову, боясь встретиться с ним глазами, боясь увидеть его жалость, боясь выдать себя. Стыдно. Он только осторожно сжал ее ладонь в ответ. Хотелось крепко обнять, хотелось много чего сказать, но Чиглинцев знал, что не время. И когда оно, это время наступит, никому неизвестно.

***

Она снова заснула легко, успев подумать, что Мишка стал для нее настоящим ангелом-хранителем, который не только дважды спасал ее от смерти, но даже как-то необъяснимо прогоняет все кошмары. От этой мысли становилось и тепло на душе, и в то же время немного страшно. Страшно, что все это может прекратиться, исчезнуть, остаться лишь воспоминанием. Именно то, что она не хотела забывать. Не прошло. Ничего еще прошло. Она сидела в постели с бешено бьющимся сердцем, бессмысленно глядя в пространство. Вновь казалось, что вызывающие отвращение руки касаются кожи, вновь слышался негромкий, полный сарказма голос, вновь... Нет, просто сон. Сон. Ничего больше. Он мертв. Ничего не повторится, ничего больше не станет реальностью. Примерно это твердил Чиглинцев, крепко держа ее за руки в попытке вырвать из сна в действительность. А Катя вдруг, перестав всхлипывать, подалась ему навстречу, вцепилась в его плечи с отчаянием ребенка, которому жутко остаться одному в темноте.       - Тише, Кать, тише, - успокаивающе говорил майор, почти невесомо поглаживая ее вздрагивающие плечи и чувствуя ее горячее, сбивчивое дыхание. Она на мгновение отстранилась.       - Побудь со мной, - попросила по-детски, по-прежнему не разжимая рук. Чиглинцев молча прижал ее к себе, уже не боясь сделать что-то не то, не так. Он знал, что ей нужно сейчас, знал так же ясно, как сама Катя. Им не нужно было слов. Просто стань моим ангелом.