Pov Автор
Эдмунд не был доверчивым, но он верил зверю, живущему в Пейне, верил в его дикость и безжалостность — в какой-то степени это напоминало ему себя. Он видел в парне образ сына, которого так хотел, но не получил. Эд в глубине души желал, чтобы и Лиам видел в нём друга и отца, наверное, поэтому он больше не запирал Пейна и давал ему больше свободы. Он разрешал ему гулять одному, и тот всегда возвращался — то ли от доли покорности, которая возникла после того, как в нём пробудился монстр и показал их схожесть, то ли от того, что он всё ещё не выполнил своё обещание. Может, некое доверие и сложилось, но Эдмунд не был глупцом, чтобы считать, что Лиам теперь стал его верным слугой. Вожак всегда присматривал за ним и был с этим аккуратен. Может, он и видел в нём сына и хотел воспитать его как своего родного, но он не мог сделать этого без доверия, а долгие прогулки Лиама не давали покоя вожаку, Эд видел в этом что-то неладное. В очередной раз Пейн долго не возвращался, уже смеркалось, и первые звёзды засияли на небосводе. Эд сидел весь на иголках, даже очередные бои не позволяли ему отвлечься и расслабиться, он вечно озирался по сторонам и прислушивался, но никто не приходил и никого не было слышно. Тогда он подозвал к себе Афелию и стал шептать на ухо о том, чтобы она взяла несколько ребят и прочесала окрестность. В голосе было слышно волнение, которое заставляло напрячься каждую клеточку тела. Пусть девушка и выполняла беспрекословно все приказы отца, делала всё идеально и даже лучше, он всё равно никогда не смог бы целиком и полностью гордиться ею, как ни крути, он хотел сына. Взгляд упал на деревья и зацепился за скользящую уродливую тень, Эд смолк и поднялся на ноги. Это был Лиам, в зубах держащий чью-то плоть, красная густая кровь, перемешанная со слюной, стекала с клыков. При виде парня у альфы появилось чувство облегчения и даже радости, внутри всё на какое-то мгновение успокоилось. Он кивнул с ухмылкой, и члены его стаи направились к Лиаму, помогая тому дотащить тушу. Эд дождался, пока Пейн подойдёт ближе, и пригласил пройти за ним в более уединенное место. — Ты радуешь меня. Столько раз мог сбежать, вернуться к своей любимой, друзьям, но ты этого не делаешь. Ты каждый раз возвращаешься ко мне и даже приносишь ужин. Почему? — он расхаживал по норе и периодически бросал взгляды на Лиама. — Ты показал мне, как я ужасен, такой монстр не может находиться рядом с ними. Я разрушу их жизни, — Пейн смотрел в пол. Это то, что хотел услышать Эдмунд. Он остановился спиной к парню, и доля радости тут же пропала, — Да и к тому же, если я сбегу, то пострадает много людей, я этого не хочу, — всё было настолько правдивым, что казалось фальшивым. Эд развернулся к Лиаму и пристально посмотрел. — Куда же ты уходишь на весь день? — Пейн немного помешкал, но всё же улыбнулся, чем застал врасплох альфу. — Я хотел сделать сюрприз, но раз уж зашла об этом речь, то я нашёл Оливера, — Эд смутился от своих мыслей, которые уже лезли в голову, в какой-то момент ему даже стало стыдно за них, но виду он не подал, разве что на долю секунды была заметна его озадаченность, — Я думал привести его для тебя, но раз ты уже знаешь, может, завтра пойдём на «охоту» вместе? — Эдмунда впервые в жизни взяла гордость, такая гордость, которую он не испытывал даже за собственную дочь. Он размяк и даже раздобрел, такие новости радовали его, что-то зажгло свет в тёмной душе, которая до этого испытывала лишь разочарования. Эд охотно согласился на предложение Пейна и решил вернуться к остальным, чтобы разделить принесенную добычу. Вожак попросил Лиама сесть неподалёку от него в знак почёта и уважения, тем самым выражая свою благодарность и признательность. Развлечения продолжались, веселье тоже, каждый находил себе занятие по душе: кто-то дрался на спор или для выяснения конфликта, кто-то на это смотрел, другие придавались плотским утехам, четвёртые трапезничали, жадно раздирая добычу, ещё одни нашли интересным разговоры и лишь один среди всех не относился ни к одной из категорий. Лиам смотрел в пространство, он был задумчив и серьёзен, мысли о предстоящем дне не давали покоя. Может, он и находился в стае, но он не был её частью, всё, что они делали, казалось ему диким и недопустимым, наблюдать за их образом жизни было отвратительно, но сейчас парень, погруженный в свои мысли, не замечал эту свору отбросов. Не заметил он и то, как к Эдмунду подошёл «черный призрак», появившийся словно из ниоткуда, и нашептал на ухо вожаку слова, которые едким ядом прожгли остатки чего-то в груди. Теперь ночь стала темнее, мрак, нависший над этим местом, — гуще, злость и безжалостность — сильнее. Утро выдалось волнительным для Лиама, но он этого старался не показывать, правда, не всегда то, что нельзя заметить глазом, невозможно узнать другим способом. Хорошее обоняние, что свойственно некоторым видам оборотней, помогло бы учуять малейшие выделения сальных желёз, которые выделяются при тревоге или страхе, или, например, чутким слухом можно было бы уловить количество ударов сердца, которое учащается при переживаниях. Пейн об этом знал и не хотел, чтобы о его беспокойстве поведал Эд. Парень ещё вчера предупредил альфу, что до убежища Оливера следует идти пешком, потому что тот обосновался в хижине, скрытой от глаз с помощью мудрёного расположения среди деревьев, и намного проще попасть туда будет в обличии человека. Также за время в пути они смогут о многом поговорить и, возможно, стать ближе, как этого хотел Эдмунд. Пейн напялил всё те же старые треники, что любезно ему одолжил рыбак, и направился к вожаку, который неподалёку разговаривал с несколькими из своей стаи. Внутри парня всё сжалось и затрепетало, но сразу отпустило, когда тот, кивнув своим, повернулся к нему с улыбкой. С этого началась их увлекательная прогулка, которая должна была стать самой запоминающейся. Птицы щебетали в верхушках деревьев, листья которых золотисто переливались на солнце. Жизнь в лесу кипела, можно было уловить множество различных звуков: шёпот ветра, блуждающего между стволами и щекочущего их своей невидимой рукой, отчего те грозно шатались и поскрипывали, словно смеясь от прикосновений; мелкие зверушки рыскали в поисках еды, которую можно было бы запасти на зиму, пряча её в укромные местечки, о многих из которых потом забывали; также к этим звукам относились и шаги двух мужчин, под ногами которых ломались сучки и шелестели листва и хвоя. Эдмунд шёл немного позади, сунув руки в карман, и наблюдал за Пейном, за тем, как он двигался и дышал. Он поражался его упрямству и силе духа и жалел о том, что они были направлены не в ту сторону. Наконец он заговорил: — Ты напряжен, — голос неожиданно нарушил тишину, отчего Лиам резко посмотрел на Эда. — Да нет, — он мотнул головой и отвернулся, — Просто думаю о том, что сделал Оливер. — И о чём думаешь? — парень вновь посмотрел на альфу, и наступила тишина. Наверное, в действительности, между этими двумя возникла связь, которую они не осознавали, каждый из них хотел видеть в другом частичку себя и шанс на перевоспитание. Возможно, в других обстоятельствах эти двое были бы отличной командой, скреплённой сильными дружескими узами, но каждый для себя выбрал свой путь, и пути эти не пересекались между собой. — Я думал о том, как сильно желание мести может изуродовать душу, — Лиам многозначительно посмотрел на Эдмунда, и тот в его взгляде заметил печаль. Каждый из присутствующих сталкивался с этим пороком и по-своему проживал и осмысливал его. — Иногда это единственное, что даёт нам цель в жизни и желание жить. — Разве тогда стоит жить, если тобой двигает лишь месть? — Лиам смотрел выжидающе, прямо в глаза, не отводя взгляда, казалось, он хочет услышать ответ, но ещё сам не закончил говорить, — Мне кажется, что человек, который не может найти, ради чего жить, — обречён на провал. — На провал обречён глупец, который думает, что может прыгнуть выше головы, — они перестали говорить об Оливере, и диалог стал двусмысленным, по крайней мере, так казалось Лиаму. — Разве не глупцы, окрылённые идеей, совершают невозможные вещи? — Лишь единицам улыбается удача, остальные летят в чёрную бездну со своими помыслами, — Пейн замедлился, даже в какой-то момент остановился, смотря с опаской на Эдмунда, который с тенью улыбки на лице, в свою очередь, пронзительно смотрел на Лиама. — Мы почти пришли, — Лиам решил сменить тему, услышав, как быстро забилось сердце Эда, как бывает при растущей злости. Альфа вздохнул и презрительно одарил взглядом затылок Пейна. Пока парень не смотрел на него, тот менялся в лице, снимая с себя маску приятеля. Чем ближе они подходили к той злополучной хижине, тем больше нарастало напряжение, и тишина неумолимо сдавливала. Лиам ощущал чувство приятного волнения, когда они подходили к месту «икс», и становился всё смелее. — Я всю жизнь думал, что никогда не был удачлив, — Лиам посмотрел на Эда, — Но потом в мою жизнь ворвалась, словно шторм, девушка, — он улыбнулся, вспомнив её черты лица, — Я никогда не считал, что достоин чего-то хорошего, всё всегда шло худшим образом, но, знаешь, — Пейн радостно посмотрел на собеседника, — Все эти дорожки — тёмные, кривые — вели к ней. И я бы ещё тысячу раз прошёл по ним, лишь бы в конце встретить её, — в какой-то момент Лиам даже расслабился, забыв о предстоящем, — Она мой подарок свыше, и я никогда не позволю, чтобы кто-то вставал между нами, я всегда буду пытаться вернуться в её объятия, — они уже практически подошли к тому домику. Тут всё и должно было случиться. В нос Пейна ударил чужой запах, который смешался со знакомым, отчего тот нахмурился и замедлился, оглядываясь по сторонам. — Жаль, — звучало это очень громко, тем самым заставляя парня посмотреть на Эдмунда, — Очень жаль. Ты такой упрямый, — альфа сморщился, — Знаешь, я тоже упрям, — он сделал паузу, выплевывая слова с отвращением, — Но не глуп, как ты, — добавленная фраза заставила сердце Лиама биться быстрее, — Ты всерьёз думал, что умнее меня? — он фыркнул, задрал голову вверх и сунул руки в карманы, — Глупый, непослушный и упрямый, как ослина, ребёнок, — каждое слово вылетало из его рта со злостью и разочарованием. Злость была вместо ненависти — как бы ему ни хотелось, но ненавидеть Пейна он не мог, так или иначе он восхищался тем, как тот борется за свои свободу и убеждения, но вместе с тем считал эти порывы глупыми. А разочарование было то ли от того, что Лиам не сумел обыграть его, то ли от того, что в глубине души рушились все надежды на обретение сына, пусть и не по крови. Пейн выглядел сердитым, но на самом деле был растерян: он не знал, где его стая и всё ли с ними хорошо. Эда сжирала ярость и возникшая из ниоткуда обида, — Не придут твои друзья, — вытянув шею вперёд, отчётливо проговорил альфа, заметив, как тот мельком озирается по сторонам, — Ты подставил их, и теперь я убью каждого, — Лиам с рыком выпустил когти, его глаза поменяли цвет на янтарный, и прорезались клыки, — Делать это я буду долго и мучительно, но вначале они увидят, как я убью тебя, — Эд свистнул, и из-за деревьев вышли оборотни из его стаи, с которыми он разговаривал утром, с захваченными в плен друзьями Лиама. Они придумали план, в котором Пейн должен был заманить врага на их территорию (предлогом был Оливер) и после этого отвезти того в участок к Рику. Но, как известно, Эд не был доверчив, конечно же, он не отпускал гулять Пейна одного, это было бы очень глупо и безрассудно с его стороны. В его стае был лучший разведчик, который умел оставаться незамеченным при любых обстоятельствах. Кто-то звал его призраком, кто-то демоном, невидимкой, хамелеоном — прозвищ было много, но ходил он всегда сам по себе, был волком-одиночкой. Наверное, все просто побаивались его, хотя страшного в нём абсолютно ничего не было, разве что изуродованная нижняя челюсть с шрамом до подбородка и отсутствие нижнего левого клыка. Он-то как раз и следил все эти дни за Пейном, видел, как тот встречался с друзьями, как они обсуждали свой план и готовились к нему. «Призрак» не сразу сообщил Эду, куда ходил Пейн, возможно, ему было интересно наблюдать за попытками принятия хоть каких-либо действий против своего вожака, а может, он просто выжидал подходящего момента. «Призрак» никогда не считал стаю Эда своей стаей, и причина, по которой он служил ему, или, лучше сказать, помогал, была неизвестна. Может, от того, что был благодарен Эдмунду за то, что тот спас его от браконьеров, которые хотели с бедного, забившегося в угол волчонка спустить шкуру, а может, он просто не хотел быть одиноким и решил окружить себя даже такими мерзкими личностями, как все они. Злость и отчаяние ударили в голову и очень давили на Лиама — смотреть на свою стаю, которой угрожает опасность, и осознавать, что ничего не можешь сделать, было ужасно, он совершенно не знал, как теперь быть. Ведь если он набросится на Эда, то его подчинённые сразу же убьют всех его друзей, а потом и его самого, но если он этого не сделает, не попытается хотя бы убить альфу, то убьют его, а потом и всех его друзей. Ни тот, ни другой вариант не предполагали ничего хорошего, и всё, что ему оставалось сделать — это умолять пощадить его друзей, ведь, так или иначе, он заварил эту кашу и должен расхлебывать её сам. Вожак стоял молча, потирая переносицу и хмурясь. — Эдмунд… — голос звучал унизительно жалобно. — Заткнись! — резко ожила статуя, что до этого склонила голову и пыталась усмирить свою злость. Осознание того, что Пейн воспользовался привилегией, которую он ему подарил, что тот умело играл на его чувствах и сумел заставить поверить в их ложную связь, оскорбляло Эдмунда и послужило переломным моментом для него. Если раньше в нём был тлеющий огонёк добра и любви, то теперь его потушил ледяной волной обмана Лиам, уничтожая последние капли лучшего в нём, как в человеке. Теперь он никогда не будет так доверчив, никогда не будет так добр, человек, в котором он видел надежду, в один миг отнял её, дав взамен разочарование и горечь, — Не смей у меня ничего просить! — в несколько широких шагов Эд оказался возле Лиама и ткнул ему пальцем в грудь, свирепо смотря в лицо парня. Пейн был растерян, даже испуган, нельзя точно описать это чувство — его ощущаешь лишь в тот момент, когда приходит осознание скорой смерти, — Знаешь, ты и вправду неудачлив, — Эд усмехнулся, — Наверное, думал, что всю жизнь проведёшь с Элизабет, а жизнь оказалась короткой, — губы скривились в улыбке, а когда Эд наконец заметил, как жалко выглядит Пейн, да ещё и со страхом в глазах (этот страх был за друзей и близких, сам-то он не боялся за свою жизнь), то улыбнулся ещё шире и даже засмеялся. Эдмунд наконец смотрел на эту картину под другим углом — все обиды и злость испарились, словно их никогда и не было, теперь он был более бесчувственным и более холодным. Игра в отца и сына отодвинулась на второй план, и мужчина вспомнил о том, что ещё давно должен был расправиться с Пейном, вспомнил старую вендетту, и теперь казалось, что всё встало на свои места. Его смех и неожиданная расслабленность обезоруживали Лиама и наводили ужас, теперь он действительно не знал, чего можно ожидать от Эдмунда. Вожак расхаживал взад-вперёд и не давал всем своим видом произнести и звука Пейну, — Ты очень похож на своего отца убеждениями — он тоже не принимал свою сущность и хотел жить в лучшем мире. Но мир — дерьмо, и он никогда не станет лучше, — он сделал паузу, — А ещё в тебе есть частичка от Джейка. Он так же рвался быть героем, хотел защитить своих близких, — Эд посмотрел в глаза Пейна и мерзко улыбнулся, — Но как же они были глупы, когда решили перейти мне дорогу, — боль и злость разнеслись по венам по всему телу Лиама, губы слегка приоткрылись, и что-то сжалось в груди, — Видишь ли, я думал, что, убрав твоего отца, я смогу взять его сыновей к себе под крыло, — он развёл руками, — Но Джейк был глуп, а ты оказался упрям, — ярость бурлила в парне, раздался грозный рык, Пейн даже вначале дёрнулся, но Эдмунд покачал пальцем и зацокал, подчинённые крепче взяли заложников и приставили к их горлу острые когти, что заставило Лиама остановиться. Эду нравилось его превосходство, он буквально наслаждался беспомощностью парня. Пейн вёл игру, готовя ловушку, но в итоге проиграл, попав в западню врага. Казалось, что теперь ничего не спасёт ни его, ни его друзей. Альфа обходит парня вокруг и останавливается за спиной, подходя близко-близко и горячо шепча на ухо последние слова: — Надеюсь, вкус плоти Элизабет будет таким же нежным, какой она была в твоих объятиях, — надменная улыбка и последнее мгновение перед смертью. — Не советую этого делать, — пространство нарушил чужой голос. Это был Хамфри. Его ребята и другие кланы только что окружили стаю Эдмунда. Их было намного больше, и были они повсюду. Такой неожиданный поворот событий заставил удивиться не только Эда, но и Лиама.flashback
Pov Мики
Я иду прямиком к компании, которая собралась во дворе института за столом и о чём-то шепталась, прижимая голову низко к деревянной поверхности и вытягивая шею. От Лиама после той встречи в лесу не было вестей, в голове всё ещё крутилось то горячо данное им обещание, которое не давало мне покоя. Я не знаю о его намерениях, но, кажется, о них знает кое-кто другой. Подсаживаюсь к друзьям Пейна, нарушая их тайные переговоры, отчего те неловко замолкают. — Я хочу знать, что вы задумали, — выпаливаю сходу, отчего они переглядываются между собой и хотят придумать, что ответить, но не решаются, — Давайте, как мы спасём Лиама? — Э-эм, Мики, нет никаких мы, — Сара стеснительно посмотрела на меня, пожав плечами, — Держись от этого подальше, ты не должна в этом участвовать. — Я просто хочу знать, что вы собираетесь делать. У вас же наверняка есть какой-то план, — возмущено осматриваю каждого из компании. Видно, что они озадачены и не знают, как поступить. — Мы собираемся заманить Эдмунда в ловушку и арестовать, — быстро протараторила близняшка. — Ли-и-ив, — тут же все шикнули на неё. — Ну, а что, если мы ей не расскажем, она начнёт следить за нами и не дай Бог каких ещё натворит дел, — думаю, она права: я бы не успокоилась, пока не узнала. — И это ваш план? Эдмунд не дурак, он не пойдёт один. — Нас всё равно будет больше, — Джон покачал головой. — Да с чего вы вообще знаете, что он не возьмёт с собой целую стаю? — все молчали. Полагаю, они надеялись на удачу. Качаю головой и запускаю руку в волосы, убирая их за ухо, — Вы должны позвать остальные кланы. — Они не хотят в этом участвовать, — тяжело, но терпеливо выдыхаю. — У вас хотя бы есть план «Б»? — те растерянно качают головой. Всё ясно. Встаю из-за стола и ухожу. — Ты куда? — разворачиваюсь к компании, поправляя сумку на плече и крепче сжимая её ручку. — Не буду лезть в это, как вы и просили, — пожимаю плечами и удаляюсь.***
Толкаю тяжелую деревянную дверь, отчего звенит входной колокольчик. В нос сразу же ударяет запах алкоголя и спёртости. В баре все столики заняты шумно выпивающими пиво и громко смеющимися компаниями. На какой-то момент, когда я вхожу, мне кажется, что все замирают, но уже в следующую секунду они оживают, продолжая выпивать и разговаривать. Места у барной стойки практически пусты, именно там я и сажусь, по пути ловя настойчивый взгляд от мужчины за одним из столиков. Бармен слегка удивлён, это видно по его лицу, но он не теряется и спрашивает, что я буду пить. После того, как он наливает мне пинту пива, ко мне подсаживается тот мужчина. — Пьёшь одна? — Уже с компанией, — поднимаю кружку в воздух, предлагая выпить, и, не дожидаясь ответа, делаю несколько глотков. Он улыбается и заказывает себе то же самое. — Почему такая хрупкая девушка решила зайти в такое отвратительное место? — Может, и хрупкая, но яиц побольше, чем у вас. — Что? — он чуть не подавился пивом, поэтому решил его отставить. — Я думала, у вас один за всех и все за одного, — наигранно изображаю разочарование. — Мики, я полагаю? — тот ведёт бровью. — Хамфри, — мужчина почтительно кивает. Бармен, который ранее протирал стойку, замер рядом с нами, оперевшись на стол руками, — теперь слушал и он. — Рад наконец познакомиться, — он обворожительно улыбнулся, но ничего привлекательного я в этом не нашла. — Ответила бы вам тем же, будь мы в других обстоятельствах, — он ухмыльнулся моей дерзости и покрутил кружку. — Я понимаю твоё недовольство. — Правда? А мне кажется, вы не способны к эмпатии, — опускаю уголки губ вниз и пью пиво. Он хотел что-то ответить, но я перебила его, как только тот открыл рот, — Мне говорили, что вы человек доблести и чести, но мне кажется, вы обычный эгоистичный трус. — Мики… — Знаешь, — вытираю пенку с верхней губы длинным рукавом кофты, — Если бы ты оказался на месте Лиама, он бы без сомнений вызвался к тебе на помощь, потому что он своих в беде не бросает, упиваясь алкоголем и ведя бессмысленные беседы с друзьями. Он там один, пытается выжить, не потеряв свою человечность, а вас тут много, живёте на полную катушку, не отказывая себе ни в чём, и становитесь животными, — слова вылетают быстро, раздраженно, на эмоциях, но в какой-то момент я понимаю, что это не имеет смысла и смолкаю. Кручу в руках кружку пива, — Извините, — то ли за свою вспыльчивость прошу прощения, то ли за то, что ухожу, — Мне нужно идти. Завтра они собираются совершить глупость, нужно их отговорить, — достаю двадцатку из кармана и кладу на стойку. — Не надо, за счёт заведения, — забираю обратно деньги и, последний раз бросив пронзительный взгляд на Хамфри, ухожу.конец flashback’а
Он обернулся вокруг себя, радостно глядя на неожиданное подкрепление, и устремил свой грозный и сердитый взор на альфу. Теперь они поменялись ролями. Эд хмыкнул и опустил голову. — Ладно-ладно, — он поднял руки, сдаваясь, — И что вы сделаете? — он глянул на Лиама, выгибая бровь, но заговорил с ним Хамфри. — Отведём в полицию, там разберутся с тобой, — Эду это показалось забавным, но он не был из тех, кто не боялся смерти: Эдмунд не хотел умирать, так что такой вариант его устраивал. — Я знал, что ты не такой, как я, — он хмыкнул, смотря на Пейна, и развернулся к нему затылком со сложенными за спиной руками, — Ведите меня, куда вы там собрались, — но смотрел на Лиама он невнимательно, небрежно, не замечая того, как тот был зол. В одно движение Пейн оказывается возле Эдмунда, отчего тот корчится, и со злостью горячо шепчет на ухо: — Да, не похож, я не стану тянуть, когда мне представится шанс, — слова летят с ненавистью, и это последнее, что слышит Эдмунд. Лиам резко отстраняется от него, выдирая сердце из груди. Рот Эда приоткрывается, глаза закатываются, ноги подгибаются, и тело замертво падает на сырую землю. Рука Лиама по локоть в крови, ладонь сдавливает склизкое красное сердце, на которое тот смотрит недолго, после чего опускает размякшую кисть, и оно уродливо и небрежно падает на землю. Ни жалости, ни грусти, ни отвращения — ни-че-го. Победа ли это? Что, если Эдмунд в конце партии отдал ферзя, лишаясь важной фигуры, но взамен выиграл игру, ставя шах и мат? Они никогда не были похожи, но, может быть, после сегодняшнего дня стали? Остаётся только гадать, насколько тёмной стала душа Лиама после стольких испытаний. Единственное, на что он надеется, — это на то, что света Элизабет хватит на них обоих. Тьма на небе сгущалась, поглощая последние следы солнца, оставленные им на небосводе. Руки девушки потрясывались, когда она подносила горящую сигарету парламента к губам. Было глухо, настолько, что был слышен её треск, табачный дым кубами взмывал вверх и растворялся в воздухе. Дурные мысли одна за другой проносились в голове, слёзы подступали к глазам, и ком вставал в горле. Она боялась. Боялась потерять его. Боялась, что больше никогда не сможет прикоснуться, обнять, посмотреть в эти шоколадные глаза и почувствовать его запах на своей коже. От того, что от стаи Лиама не было никаких вестей, подкашивались ноги и леденели кисти рук, то жаром, то ознобом обдавая тело. Вскоре сигареты кончились, чай остыл, стало холодно. Проводив взглядом летящий вниз окурок, Элизабет спускается на кухню, чтобы вылить остатки напитка, как вдруг раздаётся дверной звонок, что заставляет её ускориться. Быстрым шагом, шаркая тапочками, Мики спешит к входной двери. Когда она её открывает, не проходит и секунды, как на лице девушки расплывается улыбка при виде своего любимого мужчины, она с радостным визгом запрыгивает на него, жадно целуя в губы. Немного пошатнувшись, Лиам обхватывает ягодицы Элиз и, придерживая её, проходит дальше в дом. Поцелуй жаркий, резкий, желанный, сейчас есть только он и она. Парень несёт Мики на кухню, усаживая на обеденный стол, и страстно припадает к её шее. Красные следы остаются на коже после губ Пейна, он словно хочет покрыть каждый дюйм её тела предупреждениями, что эта девушка принадлежит только ему. Их руки неприлично блуждают, срывая одежду, губы оставляют откровенные метки на теле, языки горячо переплетаются, и стоны срываются с уст. Они словно одно целое, каждая клеточка их кожи чувствует партнёра, движения тонкие, чувственные и резкие, страстные. Спина девушки красиво выгибается, и взгляд Лиама скользит от ямочки между ключиц до пупка. Молочная кожа, приторно-сладкий, но лёгкий запах, ставший уже родным, красные губы, что незаметно трясутся от удовольствия, прикрытые глаза серого цвета и цепкие ручки с длинными пальцами, что так жадно притягиваю парня к себе. Пейн в который раз убеждается в выразительной красоте Элизабет, что пленила его разум и не отпускала всё это время. Его девочка. Любовь — это словно сладкая вата, которая тает на языке, даря сладкий вкус беззаботности и лёгкости. Её всегда мало и хочется ещё, нельзя, поглощая эту сладость, не запачкать что-то ещё, кроме рта. Так и с любовью: попробовав это чувство, нельзя не окунуться в него полностью. Вот и сейчас эти двое ели сладкую вату на двоих, обляпывая ею свои тела и души. Голова Мики покоится на голом плече парня, дыхание ровное, спокойствие витает в воздухе и нежно обнимает этих двоих своими большими мягкими лапами. Лучи солнышка, что игриво ворвались через окна, ласкают тела, нежно щекоча их своим теплом, пальчик медленно вырисовывает узоры на груди парня по его румяной коже. У него она всегда была немного загорелее, более тёмной, чем у Элизабет, что в очередной раз показывало их особое различие. Ей это нравилось. Да, она полюбила не только его оболочку, но и демонов, что скрываются внутри, отчего они стали податливыми и покорными. Ведь все мы злые и несчастные, пока нас кто-нибудь не полюбит. Нежный поцелуй в лоб и улыбки. Это то утро, которое они заслужили. — Наконец это всё закончилось, — тихо произносит Мики и целует парня в плечо. Пейн молчит, и глубокий вздох заставляет девушку посмотреть на него. — Есть неоконченное дело, — голова тяжело опускается на место, и настроение пропадает. — Какое? — Оливер, — девушка откидывается спиной на кровать с плеча парня и смотрит в потолок. Лиам нависает над ней и рассматривает каждый дюйм её лица, — Это быстро, — он убирает волосы со лба девушки и целует. Лицо расслабилось, и угрюмость прошла, уголки губ дёрнулись вверх, и шаловливые руки притянули голову Пейна для поцелуя. — Не сегодня, — шепчет Мики. Парень ухмыляется. — Не сегодня, — повторяет он и нежно целует в губы.***
Запахи сменяются один за другим: дождя, что недавно прошёл, листвы, начинающей гнить, сырой земли, животных, что незадолго тут пробегали, и запах волка. Волка-одиночки, потерявшего себя, окончательно запутавшегося и ищущего спасения. Он долгое время чувствовал, что сбился с пути и, наверное, только сегодня осознал решение этой проблемы, убегая и скрываясь от стаи, что так настойчиво преследовала его по пятам. Лесная мягкая почва под лапами сменяется каменистым и грубым утёсом. Затылком он чует дыхание и слышит мягкий топот преследователей, глаза отчаянно ищут спасения, выбирая нужный путь, по которому он смог бы скрыться. Ноги несут вверх по тропе вдоль ущелья — единственная дорога, по которой он может убежать. Впереди его ждёт обрыв, но это не останавливает Оливера, ведь повернуть назад нельзя, теперь нельзя. Он слишком долго пробыл в бегах, скрывался, выживал, не жил. Нужно было поставить на этом точку раз и навсегда. Это была его последняя погоня. Могучие серые лапы быстро нагоняли Оли, а за ними бежали и остальные из стаи. Обрыв открылся перед глазами загнанного в тупик оборотня и заставил его остановиться. Внизу шумела вода, омывающая острые камни, высота была не меньше сорока ярдов, беспощадно задувал холодный ветер. Другому могло показаться, что он в ловушке, что выхода нет, но не Оливеру — он знал свой путь освобождения, наверное, впервые за долгое время. Янтарные глаза встречаются с зелёными, изумрудными, как море, и холодными, как шторм. — Сдавайся, тебе больше некуда бежать, — Стоун опускает взгляд. Он на удивление спокоен. — Выход есть всегда, — Оливер причмокивает губами и пятится назад, когда Пейн делает к нему шаг. — Очнись, ты загнан в тупик, сзади тебя обрыв, справа тоже, слева тупик, впереди мы, тебе не справиться со всеми нами, — Пейн хмурился и вглядывался в мужчину, пытаясь понять его чувства и мысли. Оли почему-то улыбнулся, но эту улыбку понимал только лишь он. — Знаешь, ты не прав, всё это время я был в ловушке, в ловушке под названием месть. Она так сильно пленила меня, пуская грязные лапы в мою душу и никак не желала отпускать, как кальмар впрыскивая в меня тьму, ярость, злость. Я был пленником собственного разума, точнее, собственного безумия. Я совершил столько ужасных вещей… — голос сошёл на нет, в нём были слышны боль и раскаяние, — Мне никогда не искупить своих деяний, — он стал превращаться в человека, чем очень всех насторожил, — Месть затуманила мой разум, лишь она двигала мною и заставляла вставать по утрам. И посмотри, куда она меня завела, — он развёл руками, указывая на местность, — Посмотри, кем я стал, — указал на себя, — Во мне не осталось ничего человеческого, — он отвёл взгляд и снова сделал короткий шаг назад, когда Лиам вновь попытался подойти поближе. Стоун посмотрел на свою руку, где красовался перстень и, недолго думая, снял его и выкинул в речную пучину, — Да и волчьего тоже, — он сделал небольшую паузу, поджимая губы, — Я больше не узнаю себя, — Оливер посмотрел в глаза Пейну. Это был тот взгляд, что заставляет холодок пробежаться по коже, — А ты, Лиам, узнаешь себя? — Идём с нами, Оливер, ты ответишь по закону, во всём сознаешься, всё исправишь, у тебя будет время на искупление, — кажется, Пейн понимал, к чему это всё идёт. — Людей не оживишь, Лиам, — он с горечью в глазах посмотрел на парня, — Мою семью тоже, — Оли оглянулся на край обрыва, — Я здесь прилично задержался. Мне пора домой, — он кратко улыбнулся, по-приятельски, с радостью, взгляд его был добрый и мягкий, это так не вписывалось в ситуацию и обезоруживало Пейна и его ребят, что они даже не сразу среагировали, когда тот начал падать назад. Пейн первым дёрнулся на выручку, но не успел, да тот и не хотел. Всё, что Лиам теперь мог наблюдать, это то, как один из них с заблудшей душой бесповоротно нёсся к неизбежному. Это настолько не входило в канон, настолько было неожиданно и трагично, что наводило грусть и тоску на присутствующих. Наблюдать за тем, как кто-то убивает себя сам, целенаправленно лишает себя жизни… Такое оставляет отпечаток на душе, ощущение, что ты ничего не можешь изменить или исправить, что-то сказать, что, возможно бы, спасло человека от этого шага, и, так или иначе, это мучает тебя ещё некоторое время. Ветер пытается остановить летящее вниз тело, но то слишком тяжёлое для него, его руки проскальзывают сквозь волосы, растрёпывая их. «Так вот каково это — лететь навстречу к родным» — пронеслось у мужчины в голове за долю секунды до приземления. За эти пару секунд многое успело промелькнуть у него в голове: он думал об Алисии и Лейле настолько много, что ему даже мерещились их образы и как они взывали его к себе, отчего тёплая улыбка расплывалась на лице. Наш мозг порой играет с нами очень злые шутки… Ещё нескоро Лиам понял, почему Оливер назвал смерть домом, он вовсе и не смерть имел ввиду. Домом для него были две его девочки, в которых мужчина души не чаял. Они были его всем и, лишаясь каждой одной за другой, он вместе с тем терял свой рассудок. Безумен ли он был, когда падал, неадекватен ли был, когда решался на это, остаётся только гадать. Возможно, только в смерти своей он видел искупление, а может, его и вовсе оно не волновало, может быть, он просто хотел закончить свои страдания, хотел избавиться от чувства, что он один в этом мире, или же и вправду верил, что после смерти по ту сторону он встретит своих близких. Встретил ли он кого-то, есть ли та сторона, что его ждало после гибели — загадка, которую каждый познаёт самостоятельно, когда приходит его время. Вода разомкнулась на долю секунды, принимая тело в свои объятия, и сомкнулась, как только получила желаемое, унося его прочь от этого злосчастного места. Теперь он обрёл покой, которого так долго жаждал. Алисия, Лейла и Оливер наконец воссоединились…***
Вечер выдался туманным, белая пелена застилала всё под ногами, ласково обволакивая землю. Было холодно, настолько, что при дыхании был виден пар. С вылазки все шли в тишине, каждый обдумывал произошедшее. В голове Лиама творился хаос: из пребывания в безмятежном спокойствии его закинуло в пчелиный улей, где рой мыслей и воспоминаний нахлынули одновременно, теперь и его прежнее умиротворение не казалось ему здоровым. Слова Оливера бесконечно и очень звонко звучали в голове, заставляя её от этого болеть. Все поступки и речи Лиама в один миг перестали для него быть понятными, всё, что ему ранее казалось правильным и справедливым, поддалось сомнению. И самое страшное было то, что Оливер оказался прав, видимо, мужчина раньше парня понял, что тот потерялся в глуши самой тёмной и запутанной из всех — себе. Ноги несут по знакомому маршруту, проложенному сердцем, сворачивают во двор и поднимаются на крыльцо. Он медлит ещё несколько секунд, прежде чем нажимает на дверной звонок, который оглушительно разносится по всему дому. Пейн слышит топот женских ног и видит улыбку, когда в следующее мгновение девушка открывает дверь. — Ты вернулся, проходи, — она немного отступает назад, приглашая в дом, но парень не двигается с места. — Нет-нет, я не надолго, — ему стыдно смотреть в глаза Мики, поэтому он не смеет поднимать взгляда, — Я зашёл попрощаться, — Маус скрещивает руки на груди и ёжится от холода. — В смысле попрощаться? — Элиз немного улыбается, принимая его слова за шутку, но улыбка тут же проходит, когда она замечает всю мрачность на лице парня, — Лиам? — Я натворил слишком много плохих вещей. — Ты был вынужден. Это Эдмунд тебя заставил, — Мики подходит ближе, но Пейн делает шаг назад. — Он не заставлял меня. — Лиам, — голос звучит отчаянно. — Он просто дал мне свободы, — парень посмотрел прямиком в глаза Элизабет, но не смог выдержать это взгляда, видя, как у неё наворачиваются слёзы. — Ты не можешь уйти сейчас, после всего, что произошло, ты не можешь так поступить со мной, — всё тело девушки дрожало от холода. — Мики, я больше не знаю, кто я, — его плечи безнадёжно опустились и ссутулились, — Я на сто процентов знаю, — он подходит к ней и позволяет себе ладонью прикоснуться к её щеке, — Что ты делишься со мной своим светом, что благодаря тебе моя жизнь становится ярче, — он тяжело выдохнул, и Маус ощутила тёплое дыхание на лице, — Но я должен сам для себя понять, что внутри меня горит мой собственный огонь, что я не безнадёжен, что без тебя я чего-то стою. А рядом с тобой я этого не пойму и всю жизнь буду думать, что во мне живёт только тьма и по-настоящему я не достоин тебя, — кто-то невидимый сдавливал девушке горло, она молчала, не потому, что ей нечего было сказать, а потому, что ком в горле не позволял выдавить и слова. Слёзы беспощадно обжигающе текли по щекам, но вечерняя прохлада тут же остужала их, заставляя покрываться мурашками. — Я… — голос надорвался, слова будто не хотели произноситься. Девушка часто заморгала, поднимая голову вверх и отворачиваясь. — Ты сможешь, — она отрицательно замотала головой, кусая внутренние части щёк, чтобы заставить себя перестать плакать. Две большие ладони обхватили маленькое личико и наклонили его к себе. Для Мики это было мучительно: она закрыла глаза и ощутила, как полились слёзы, а после — тепло у себя на губах. Поцелуй был односторонним, Элизабет словно окаменела, и единственное, что её выдавало — это дрожь. Лиам отступил, и сейчас ему больше всего не хотелось увидеть взгляд, полный боли и разочарования, меньше всего он хотел сделать больно этой девушке. А она и не смотрела, не давая шанса парню в последний раз взглянуть в глаза, чтобы запомнить их цвет. Её душа разрывалась на части, большие чёрные лапы сдавливали сердце с невероятной болью, воздух в один миг стал тяжёлым, вена на лбу начала пульсировать, и мигрень крепко стиснула голову девушки в объятиях. Она смотрела в сторону и хотела, чтобы он ушёл, потому что прощание было невыносимым, и одновременно с тем желала, чтобы он остался и никогда больше не говорил подобного и, тем более, не уходил. Элиз было обидно, и вихрь различных чувств бушевал внутри неё: столько слов ей хотелось сказать, но в то же время они не имели значения и промолчать было бы лучше. Но как же тут можно было молчать, когда внутри начинался сильнейший шторм? — Уходи, — раздалось почти шёпотом, спокойно, без эмоций на лице, разве что усталость и печаль промелькнули в её глазах. Пейн хотел что-то сказать, но тут же сомкнул губы обратно, когда Мики, поёжившись от холода, медленно развернулась и бесшумно вернулась в дом, тихо закрывая за собой дверь. Он в последний раз окинул дом взглядом и, поджав губы, пошёл прочь. Сложно сказать, что на тот момент его волновало больше — его чувства или переживания Мики. Но одно он знал точно: поиски себя начались именно с этого момента, теперь он — белый холст и готов раскрасить себя красками, что кроются в его душе. Многочисленные события, происходящие с нами, меняют нас, и удивителен тот факт, что люди, которых мы встречаем в своей жизни, формируют нас как личность и подталкивают на один из тысячи всевозможных путей нашей жизни. Все хотят изменений, но не каждый готов к ним, порой, чтобы смыть с себя слой штукатурки, состоящей из перенятых чужих мнений и взглядов, нужно от многого отказаться. И только «сняв» с себя чужое, можно начинать всё с начала.Это было его начало.