Круг ада

В среду без минуты пять Патрик заходит в буквальное сердце Иисуса и занимает один из детских пластиковых стульев, образующих круг. Он делает это не первый год и за это время успел повидать такой калейдоскоп подростковых лиц, что запомнить их, казалось бы, просто невозможно. Но Патрик помнит. Первое время было ужасно тяжело. Он переживал за каждого, кто покидал группу поддержки, видел их во снах и лицах прохожих. Дети и подростки, которых Божья рука избрала для... чего? Что такое был, в итоге, рак? Дар или кара? Если дар, то в чем его смысл? В чем суть всей той боли, слез и скорби, которой пропитаны стены онкологического отделения больницы? А если кара - чем Его прогневили невинные ребятишки? Патрик знает, что все эти подростки, которые ходят в группу поддержки, презирают его. Ну, или что-то вроде того. Группа поддержки для больных раком - смешно же. Все они знают, что никакая поддержка в мире не способна помочь им в неравной борьбе с болезнью, которая в сотню раз сильнее их. И ходят они сюда только по одной причине: ради родителей. Сегодня Патрик видит новое лицо в кругу ада. Это девочка лет четырнадцати-пятнадцати, бледная и худая, как и все больные раком. - Боже, - произносит Патрик давным-давно вызубренные слова, - дай мне душевное равновесие принять то, что я не могу изменить, смелость изменить то, что в моих силах, и мудрость, чтобы отличить одно от другого. Часовой механизм запускается, и каждый несчастный представляется. Имя, возраст, диагноз. Имя, возраст, диагноз, имя, возраст, диагноз... У новенькой девочки рак щитовидки. Патрик грустно ей улыбается. Вот так ирония судьбы. Девчонка, - ее зовут Хлоя, - заняла место Хейзел Грейс Ланкастер, будто нутром чуя, что предшественница была товарищем по несчастью более близким, чем остальные. " - Меня зовут Хейзел. Шестнадцать. Первичная локализация в щитовидке и старые метастазы в легких", - эхом звучит в голове Патрика голос Хейзел Грейс Ланкастер. Она, пожалуй, была самой умной девчонкой из всех собравшихся. Молчаливой, вечно вздыхающей на пару с Айзеком, но понимающей и лучше других осознающей, что спасения нет. В душе каждого больного - будь то ребенок, подросток или взрослый, - горела ярким пламенем искорка надежды на чудесное исцеление. В душе каждого, кроме Хейзел Грейс Ланкастер. Это не было отчаянием или преждевременной сдачей оружия. Просто Хейзел знала и принимала суровую правду. Вот и все. И именно это позволяло ей жить, наслаждаться оставшимися днями, неделями, месяцами, хоть это было сложно назвать наслаждением. Но Хейзел действительно жила. Это было видно по ее глазам. Патрик глубоко уважал ее за это, не по годам мудрую, взрослую девочку, и от того ему было вдвойне жаль ее терять. Патрик пропускает мимо ушей дальнейшие слова Хлои, ждет, когда выскажутся другие. Находит глазами Айзека - тот сидит с самого края в старых черных очках. Патрик хорошо помнит красивые глаза парня. Точнее, глаз. Когда Айзек появился в группе поддержки, одного органа зрения у него уже не было. - Айзек, - говорит Патрик. - Возможно, ты хочешь поделиться с группой своими страхами? " - Возможно, ты хочешь поделиться с группой своими страхами?" Айзек замирает, прежде чем что-либо ответить, но Патрик знает, что он скажет, еще до того, как парень открывает рот. - Моими страхами? - спрашивает он. " - Моими страхами?" - Да. " - Да." Айзек снова задумывается. Восемь пар глаз устремлены на него, но парень этого не чувствует, - а может, и чувствует, кто знает? - Я боюсь терять друзей, - тихо говорит Айзек. Патрик грустно улыбается ему. - Расскажи нам о них, Айзек. Парень вздрагивает, будто от пощечины, и Патрик уже жалеет о своей просьбе. Он не понимает, что с ним, просто чувствует, что ему необходимо услышать о тех двоих, на чью смену пришли новые лица - мальчик пару недель назад и девочка сегодня. Октавиан и Хлоя. У Тебя плохое чувство юмора, Господи. Нельзя смеяться над больными детьми. И Айзек начинает рассказывать. Он говорит про Огастуса: как тот любил спасать пиксельных школьников, как однажды позволил Айзеку разбить все его награды за баскетбол. Говорит, как тот отвратительно водит машину, как беспрестанно болтает о Хейзел, а Хейзел, кстати, классная девчонка, она любит читать и даже Гаса подсадила, а тот настолько в нее втюрился, что написал нечто вроде сиквела к ее любимой книжке... Айзек не видит, как остальные переглядываются, да и сам Патрик с удивлением поглядывает на других. А Айзек все говорит и говорит о Хейзел и Огастусе в настоящем времени... Когда Айзек заканчивает, он вздыхает так глубоко, будто дышит за троих - за себя, Гаса и Хейзел. По щекам его текут слезы, и он не сразу их замечает, а когда соленые капли касаются губ, он хватается за свою трость и бежит к лестнице, натыкаясь на стулья и углы подвала. В кругу царит тишина, и Патрик знает, что Айзек больше никогда не спустится в сердце Иисуса. - Господь наш Иисус Христос, - нарушает тишину Патрик, - мы, борющиеся с раком, собрались здесь, буквально в сердце твоем. Ты, и только ты один, знаешь нас, как мы знаем себя; проведи же нас к жизни и свету через времена испытаний. Молим тебя о крови Сары, о печени Тома, о почках Октавиана, о горле Хлои и Марии. Молим тебя исцелить нас, позволить ощутить твою любовь и твой Божий покой, превосходящие всякое понимание. В наших сердцах мы храним память о тех, кого знали и любили и кто вернулся к тебе в предвечный дом: Марию и Кейда, Джозефа и Хайли, Абигайль и Анджелину, Тейлора и Габриэль… Список такой длинный, что не помещается на сложенном вчетверо альбомном листке, и Патрик переворачивает его, чтобы зачитать последние два имени на обороте, которые и так помнит, но все же каждый раз заглядывает и смотрит на буквы, которые вывел собственной рукой. - Огастуса и Хейзел, - заканчивает он, а голос предательски дрожит и срывается на "зел". Он поднимает глаза и видит отсутствующие выражения лиц подростков. Патрик знает, что никто не слушает список до конца, и они знают, что никто не будет слушать его до конца, когда и их имена окажутся на белом листке. Хейзел тоже знала. Патрик и ребята повторяют дурацкую мантру - прожить сегодня как лучший день в жизни, - и собрание заканчивается. Патрик краем глаза смотрит, кто из ребят пойдет к лестнице, а кто к лифту, чтобы знать, кого он, возможно, через неделю уже не увидит.