Игра на выбывание

Неужели Стоун действительно думал, что я буду играть по его правилам? Единственная прелесть поражения в том, что всегда можно испортить победителю всю малину, убрав все удовольствие от победы. И именно этим я и занялась в салоне. Пару часов пришлось потерпеть эти пытки. Мне вымыли волосы, сделали им кучу масок, как и лицу. Как идиотка сидела с огурцами на глазах. Я им что, салат, блять? А потом еще и с фольгой на голове. Еще лучше. Прием, прием, я землянин, вызываю марсианина. Пфффф, какая же тут хреновая связь с космосом, никто не отвечает. Какая жалость. В общем, мучили меня до самого вечера. Маникюр, педикюр, прочая хня. Когда выщипывали брови, крыла их матом, выбивала из рук пинцет, не давала к себе притронутся. Зато отлично потянула время, около часа только на это убили. А потом еще и прическу крутить начали, какие-то там прибамбасы, куча шпилек, невидимок, тонна лака, чтобы кирпичи отскакивали, еще около трех часов. Ах да, как же можно было забыть про штукатурку, которой на мне минимум тонна? На нее еще ушло часа полтора. Сама на себя не похожа. Из зеркала на меня смотрела не я, а какая-то смазливая расфуфыренная кукла, которой только и делать, что по подиуму ходить да задницей вилять. Я теряла себя, и этого допускать было нельзя. Ну а потом, когда за окнами уже стемнело, начали выбирать мне одежду. Вообще, это должны были сделать с самого начала, но я сразу же послала их, заявив, что неприлично при первой встрече приглашать девушку в гардероб. Приносили платья, туфли к ним, пояски, а я все отрицательно качала головой. Когда же я достала стилиста с большой буквы «П», и он стал на меня орать, я приступила ко второй части марлезонского балета. Легким движением руки вся тяжелая артиллерия с зеркала полетела на пол. Поразбивались несколько флакончиков дорогих «французссских духооов», как говорил этот пэ. Порассыпались тени, еще их ногой по полу растерла, вырисовывая какие-то непонятные узорчики. Да и вообще, все поразлеталось в разные стороны. А потом я взяла со стола ножницы. Те самые, которыми он грозился мне «повыскубывать все патлы, которые сейчас то и волосами назвать сложно, если я не буду за ними следить». И стала напевать веселую песенку Тату – мальчик-гей. Да-да, специально для нашего стилиста выбирала, надеюсь, оценит. Когда я все тут крушила, мне было весело, чертовски весело. Особенно слышать эти вопли ужаса о том, что же я, ирод такой, здесь творю. Когда от всей той кипы шмоток не осталось живого места, помимо нескольких спасенных парнишей вещиц, я отбросила ножницы и стала выдирать из своей головы шпильки и невидимки, выбрасывая их в парня. С матами, потому что из-за лака это было проблемно, но спустя пару минут от его трехчасового труда не осталось ни-фи-га. Ну и чтобы добить, я стерла пальцами тени и тыльной стороной ладони растерла по щеке эту отвратительную красную помаду. Та-дам. Сто-о-оу-у-ун, забирай, я готова. Пока я все это творила, мне было чертовски весело, вмиг даже как-то настроение поднялось. Ради этого стоило терпеть все эти издевательства. И вот теперь, когда время уже поджимает и никто из этих придурков с еще одной большой буквы «П» не сможет ничего исправить, я самодовольно улыбалась, сложив руки на груди. Как раз вовремя приперся хуинц. По тому, как за несколько секунд мина на его лице стала прихуевшей недовольной, я поняла, что не зря старалась. Расплывшись в наглой, самодовольной, ехидной улыбко-усмешечке, помахала ему рукой, на распев сообщая ему о том, что я готова. Отличное настроение, это действительно того стоило. - Она все отработает. – что, блять? Ага, сейчас. Плати, дорогой, плати, я работать в этом гейском притоне не собираюсь. - Ну что, коллега, готов со мной поработать? – ухмыльнулась я, скосив взгляд на стилиста. Тот вначале побелел, потом покраснел, а потом вообще разорался, какое я чудовище, которое совершенно не разбирается ни в одежде, ни в моде, ни в брендах, и вообще у меня ни вкуса, ни совести, и что он быстрее повесится, чем будет со мной работать. Замечательно. - Я за все заплачу. А пока можете хотя бы накрасить ее и хоть как-то уложить волосы? Я с ней разберусь, она будет паинькой. – на этом моменте я разразилась истеричным хохотом, от которого бедолагу-стилиста аж передернуло. Как он меня еще экзорцисту не сдал, удивительно. Хуинц долго не церемонился, схватил меня за руку, потащил в другой конец комнаты и втолкнул в уборную. Не успела я толком поматериться на него, как в лицо мне плеснули ледяной воды, заставляя встрепенуться. Потом еще и еще. Умыв меня, этот мудак вытер мне лицо полотенцем, наконец отпуская мою уже ноющую шею. Я швырнула в него полотенце, начиная сверлить злобным взглядом. - Какого хуя? - Тот же вопрос. – тихо прошипел он мне в ответ, хватая за запястья и притягивая к себе, наклоняясь надо мной подобно хищнику. - Что за балаган ты здесь развела? - Я тебе не игрушка, чтобы разнаряживать меня как угодно. Хочешь развлечься – найди шлюху. А я пойду так, как я хочу. – повисло молчание. Он внимательно, вызывающе смотрел мне в глаза, ожидая, когда же отведу взгляд. Не тут то было, не сдамся. Гордо вскинула подбородок, с вызовом глядя ему в глаза. Вот только там была не злость, а… интерес? Ну охуеть теперь. Во дебил. Не буду я тебе кроликом, не буду! - Хорошо. Иди сама приведи себя в порядок, у тебя двадцать минут. Время пошло. *** У всех девушек внутри есть богини, принцессы, королевы, волчицы, и прочая ваниль, что они себе накручивают. А у меня был монстрик. Гордый, злорадный, вредный и немножко приебнутый. И вот мой внутренний монстрик ликовал. Мы победили, пусть мы и проиграли войну… Я ехала в машине, прислонившись лбом к стеклу и прикрыв глаза. Усталось давала о себе знать. Не выспалась, так еще и замучили этими средневековыми пытками. Нет, ну серьезно. Эти бабские штучки как раз похожи на какие-то орудия пыток. Щипцы, плойка, утюжок, рифленый утюжок, пинцет, какая-то фиготень для завивки ресниц. (ну это то нахрена?) В общем, ужас, ужас, ужас. Радовало одно – я осталась собой. На мне были узкие черные джинсы с какими-то атласными ленточками по бокам, затянутые под тип корсета. Черная футболка с серебристым витиеватым рисунком и черные, с серебряными полосками и шнурками, кроссовки. Они мне понравились, вот и пошла на уступки Стоуну, сняла свои старые. Волосы я расчесала, они теперь были какими-то волнами, но смотрелось довольно сносно. Поэтому просто разделила их на две части и свесила с плеч. Ну а с макияжем так и вовсе не заморачивалась. Туш и блеск. Тадам. Всего за двадцать минут, а эти стилисты с утра меня мучили. Стоун ничего не сказал, только хмыкнул, запихнул в машину и скомандовал водителю ехать в Эндорфин. Слышала что-то такое, какой-то там элитный притон. Ну, то есть клуб. В общем, одно и тоже, не суть. В любом случае, там часто собираются богатые придурки, которым нечем заняться, и поэтому они выпендриваются друг перед другом. Зашибись, нашел куда потащить. Ну да ладно, все могло быть хуже. Я вот ожидала желание куда-а-а хуже. *** На входе в огромное здание с синей неоновой вывеской «Эндорфин» стоял громила с наушником в ухе, вышибала, который при виде меня даже черные очки снял, перестав изображать из себя агента людей в черном. Вопросительно выгнув бровь, он глянул на Стоуна, который ответил ему абсолютной холодностью, затем на меня, на что я скривила губы на бок, и кивнул, пропуская нас внутрь. Ну и очередь тут выстроилась, конечно. Вот только этому мудаку было как-то пофиг на нее, он нагло прошел в самое начало, предъявил какую-то платиновую карточку и вопросов не возникло. Почти. Столько народу на меня давно не косилось. Клуб встретил нас громкой, бьющей по вискам музыкой, которую я даже знаю. «Эти сумасшедшие ночи» - как раз прекрасно описывает все происходящее здесь. Особенно строки «Кто-то пьян, кто-то озабочен». Должна признать, вид был – нечто, когда еще я такое увижу. Все так и сочилось роскошью, блеском. Осталось только ценники на вещи повесить, чтобы было понятно, что это для понтов. Чего еще ожидать от мажоров? Красиво, дорого, пафосно. Почти сразу как только мы сели на мягкий, обитый алым бархатом, диван, перед которым стоял прямоугольный стеклянный столик на железной ножке, к нам подрулило трое парней. Один, самый низкий, стоял посередине, чуть впереди. Ну типа главарь, ага. Он был страшноват. Немного пухлый, плотного такого телосложения, с короткими светло-русыми волосами и темно-карими глазами. Ну, так себе. И он был в кремовом костюме, как и Стоун. Только у этого дебила он был черным, с алой рубашкой под ним. Двое других оказались близнецами, что меня удивило. Но они кардинально отличались друг от друга. Один был чуть выше, с взъерошенными черными волосами, насмешливой улыбкой, блуждающим карим взглядом, и в одежде такой разгильдяйской. Футболка, джинсы, кроссовки и кожаная клепаная куртка, байкерская. Опаньки, а вот это уже интереснее. Ну а второй – в элегантном белоснежном костюме, с аккуратно уложенными волосами, в очках. Спокойное выражение лица, и взгляд еще такой, прямо как у Стоуна. Глубокий, липкий, бр-р-р. Я за первого. Все трое сели напротив нас. Толстячку было лет двадцать, близнецам – может, семнадцать-восемнадцать. - Изменил свои вкусы? – «главарь» кивнул на меня. - Разнообразие бывает полезным. - И то верно. Официант, мартини. – как собаке бросил он и без того замотавшемуся официанту, который уже едва передвигал ногами, а потом вернулся ко мне. Было ощущение, что меня сканируют. Когда его взгляд спустился на грудь, я скрестила на ней руки, начиная сверлить толстячка недовольным взглядом. Н-дам. Он расплылся в насмешливой улыбке. - Взял себе кобылку с характером? Миленькая. – и тут ЭТО протянуло ко мне руку, собираясь положить ее на щеку. Недолго думая, я резко отбила протянутую к моему лицу руку, зло сверкая глазами на друга этого мудозвона. Да чего я удивляюсь то? Какие еще у него могут быть друзья? Повисло неловкое молчание, после которого Стоун и близнецы разразились тихим смехом, а эта свинка закипела, начиная прожигать во мне дыру. Ага-ага, удачи, пуганная уже.