Он, она

Чувства - да, они оставались незамеченными ею. В этом была вся цель, в этом состоял самый глубокий смысл каждого действия. А раньше он не беспокоился так ни о чем. Постигая открывавшиеся простые и сложные - порой даже слишком простые и чересчур сложные истины, - он вел тщательный подсчет времени. Этого требовали его привычки, а привычкам изменять было утомительно. Да и незачем. Он бы удивился, если бы знал, что всколыхнуть некие чувства, о которых даже не подозревал, сможет один-единственный человек. Это удивление настигло его на асфальте, еще горячем от соприкосновения с шинами автомобиля, и воплотилось в мерцании звезд - его кровь казалась золотистой в свете уличных фонарей. И потом, когда он останавливал время, чтобы еще раз взглянуть в ее глаза и сказать то, что ей так хотелось услышать, он удивлялся. Если теперь он постоянно мерзнет, то почему слова - именно эти, он ведь часто говорит другие, - слова заставляют сердце биться чаще, кровь стучать в висках, и становится жарко, приходится распахнуть воротник пальто или расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки? В ее взгляде на него всегда было слишком много вопросительных знаков. Наверное, она все же замечала. Непостижимым для него образом, прорываясь сквозь его грубость и холодность. А еще она ждала, но никогда не жаловалась на ожидание. Будто бы знала, что на самом деле он принадлежит ей. И если сейчас нет - то вскоре обязательно да. И это было самым удивительным. От поцелуя он терял сознание. Ей вовсе не казалось это смешным: каждый раз, когда они целовались, то ей приходилось тащить его на себе до ближайшего подходящего укрытия и укладывать в постель. Однажды она заявила, что целовать ее можно, только уже лежа в кровати. Или на кухне, например... или в гостиной рядом с диваном. Иначе ей придется перейти с каблуков на кроссовки. Он злился на эту свою особенность: никогда нельзя было терять самообладание. Но ее губы слишком часто оказывались рядом с его губами, она стремилась постоянно оказаться в непосредственной близости от него, и самообладание можно было посылать не ближе Плутона. Это если в пределах Солнечной системы. Он знал, что ей тоже приходится несладко. Учащенное дыхание, манящие полураскрытые губы, высоко вздымающаяся грудь... По его скудному опыту, это свидетельствовало о желании. Он даже прочел несколько тематических книг, ведь в его привычках было искать в них ответы на интересующие вопросы. То немногое, что вынес из прочитанного, ему давно было известно. Но раньше он никогда не соотносил себя с подобным знанием. Раньше у него не кружилась голова от странных, ненужных, изматывающих мыслей о ней. После того, как они ночевали вместе в отеле, он предположил, что она может мерзнуть слишком часто вдали от него. Бдительность ее брата была усыплена подаренным телескопом, и тому не приходило в голову выяснить, зачем она запирает на ночь двери. Если бы брат пожелал это узнать, то спросить было бы не у кого. Каждую ночь, начиная с той самой, в отеле, она проводила с мужчиной, которому было невыносимо жарко рядом с ней. Но ей без него невыносимо холодно. Поэтому решение было принято единогласно, хотя и по отдельности, и он с запоздалой горечью думал о том, что теперь не может уснуть, не чувствуя ее голову на своем плече. Однажды она заставила его выключить свет - без сверхъестественных способностей, ведь они истощали его сверх меры. Пока он выполнял просьбу, она завозилась под теплым одеялом, взглянула в темноте сверкающими, как у кошки, глазами. Он вернулся и лег рядом. Она притянула его к себе, взяла обе его руки и положила себе на талию. Ощущая пальцами шелковую кожу, он не услышал ее вздоха сквозь собственное рваное дыхание. Как ни странно, самоконтроль работал без сбоев, потому что он и не подумал оттолкнуть ее или уйти самому. Без слов понимал, что именно было ей нужно, поэтому позволил расстегнуть свою рубашку, стянул пижамные брюки. Его горячее тело мгновенно согрело ее, уняв дрожь. Самообладание испарялось медленно, уступая отчаянному желанию целовать ее, прикасаться к ней, и это сводило с ума. Но большего, чем держать ее трепещущее тело в объятиях, он не мог позволить. - Никогда раньше я не хотела быть так близко к кому-то. Настолько близко, насколько возможно. Она сказала это тихо, но ведь он мог слышать ее голос даже сквозь стены. Отчаяние тоже способно было удивить его. Мгновение - без слов - он видел, он знал, что она ждет его. Что засыпает и просыпается с мыслью о нем. Проклинал и благословлял ее терпение, ее любовь. Заново открыл для себя понятия доверия, которым раньше избегал пользоваться слишком часто. И поэтому, даже заметив рядом с ней Хи Кена, не испытал мук ревности. Он просто верил, что она дождется его. Верил ей. Возвращение получилось эффектным: красная дорожка, вспышки камер, возгласы присутствующих на мероприятии людей. Позже она призналась, что волновалась о том, не потерял ли он сознание после поцелуев - гораздо больше, чем появится ли он снова. В последнем она не позволяла себе сомневаться. А вот о бесчувственном Мин Джуне на далекой звезде (хотя ведь у них там есть "скорая" и врачи, правда?) тревожиться стоило. Она так привыкла считать его неуязвимым, всезнающим... Быть может, оттого она и казалась такой счастливой рядом с ним. Ведь каждый раз оставались вопросы, которые она бы хотела задать. Он мечтал ответить на них все. Непостижимым образом он обретал себя рядом с ней. Перестал впадать в забытье от поцелуя. В нем было не так много от человека, пусть он и выглядел, как человек. Она растопила его безразличие по капле, каждый кристаллик льда превратился в чистую, прозрачную слезу и ушел из его сердца - она сама стерла их все платком с его щек. И вот теперь, сердцем всегда с ней, он вновь не чувствовал холода. Предосторожности были сметены, как неустойчивая плотина бурной рекой. Он готов был вечно спешить сквозь усыпанное звездами пространство, чтобы перехватить мгновение, когда дрогнут ее ресницы.