Солнце

Белые халаты, мрачные лица, запах больницы - это всё, что видела Лидия этой ночью; в палату не пускали, головная боль не проходила и казалось, что рушится весь мир. Шерифа вызвали на работу, и в больнице оставались только Лидия и Скотт. Голоса в голове не желали униматься и жуткий страх, что предсказывают они его, такого родного и любимого; только сейчас Лидия понимала, как же поздно она всё поняла и дала себе клятву - что когда он придёт в себя, обязательно признается в своих чувствах, ибо роднее никого уже нет и быть не может; она вспоминала, как когда-то в этой же больнице она ждала Джексона, которого, как ей казалось, очень любила, и сильнее не полюбит никогда; как Стайлз пытался что-то сказать ей с такой уверенностью, но она не услышала ни звука из-за музыки в наушниках, а он не желал повторять, столько времени прошло зря, а ведь она могла уже давно быть счастлива с ним, могла сделать его счастливым, но лишила счастья обоих. Скотт, сидевший лишь в нескольких метров от подруги, мог слышать, как бешено колотится её сердце, только он знал, как сходил с ума Стайлз, когда влюбился в самую красивую девушку школы, как ударился ногой об стол до огромного синяка, когда она села с ним обедать, и как он не спал три ночи после того, как она его поцеловала. И кто, как не он, мог сейчас её понять, когда теряешь человека, которого так любил, хотя и был уже далёк от него; в его сердце больше не будет любви сильнее и нежнее, чем той, что он испытывал к Эллисон, и сейчас Лидия так беспомощна и разбита. Он встал со своего стула и сел рядом с ней; Лидия уткнулась в крепкое дружеское плечо: - Всё будет хорошо, я знаю, я слышу, как бьётся его сердце, ему обязательно станет лучше. Скотт пытался успокоить подругу, но это очень тяжело, когда самому хочется кричать от боли; потерять второго, главного в своей жизни человека он просто не мог. - Я очень боюсь, Скотт, это очень страшно, эти голоса. Я не могу так больше. Скотт зажмурил глаза: не хотелось слышать ничего о голосах, ведь это значит, что кто-то должен умереть. Солнце взошло над Биккон Хилз; после бессонной ночи ребята идут по домам, на душе неспокойно у обоих, но оба надеются на лучший расклад. - Что произошло, Скотт? - Вдруг словно выйдя из комы, спросила Лидия. - Стайлз не справился с управлением и... - Я не об этом, - опуская голову вниз, перебила Лидия. - Почему он вдруг перестал любить меня? Не понимая, зачем вообще начала этот разговор, спросила Лидия. - Он никогда не сможет разлюбить тебя, Лидия - ты его первая любовь, навсегда ею останешься. Пытаясь скрыть боль, говорил Скотт. Эллисон говорила это, умирая на его руках, и это навсегда в его памяти. Лидия не стала ничего говорить о Малии и об их отношениях, это бы выглядело словно она маленький избалованный ребёнок; она не хотела и не могла ничего больше говорить, ей просто хотелось, чтобы это все скорее закончилось, и он пришёл в себя. - Позвони мне, если что-то узнаешь. - Хорошо. Лидия вышла из машины и отправилась домой; ей вовсе не хотелось ставить его перед выбором, заставлять выбирать между ей и Малией, но выхода нет, либо рискнуть и стать счастливой навсегда, либо уйти в тень так и не узнав, что же на самом деле чувствует Стайлз. Она ложится на кровать и видит сны - ей снова снятся кошмары, она снова плачет во сне. Всегда, когда ей так плохо, она берёт телефон и звонит Стайлзу. И она знает, что как бы он не был занят, он приедет и поговорит, обнимет, успокоит, но сейчас это невозможно, и Лидия вынуждена хранить это всё в себе, желая поскорее забыть и понять, как же можно унять голоса, что так мешают спать. А в светлой палате лежит Стайлз, его сердце уже приняло привычный ритм, но он ещё не очнулся; так нужен тот кто может придти и вытолкнуть его из этого транса, тот, кто просидел у палаты всхлипывая всю ночь, а потом, также всхлипывая, ушёл. Он так хочет обнять и уткнуться лицом в нежные, мягкие волосы, что пахнут весной, но сейчас это невозможно, между ними расстояние и сознание, не желающее просыпаться, между ними невидимая тонкая нить, что они оба так хотят оборвать.