«Директору «SWING» господину Пак Чанёлю… Прошу уволить меня с занимаемой должности по собственному желанию… Ким Чунмён… 14.10.2014»
У меня подкосились ноги. — А, вот и резюме, — удовлетворённая результатами поисков, проговорила миссис Чон и протянула мне свою находку. — Спасибо, — проговорила я, вернув на стол заявление об увольнении и забрав резюме. Как только я покинула отдел кадров, я достала из сумки телефон и набрала номер отца. Знаю, мне уже не было смысла надеяться, что наши с Чунмёном отношения когда-нибудь станут лучше, но разве стоило уходить? Внутри меня всё безнадёжно оборвалось. — Да, радость моя, папочка у телефона, — беззаботно пролепетал отец. — Почему Чунмён уволился? — опустив все формальности и лирические вступления, спросила я тоном, не терпящим каких—либо отговорок. — Работники приходят и уходят, чему тут удивляться? — Чунмён был моим личным водителем. Если он захотел уйти, то почему сказал об этом тебе, а не мне? Признавайся, это ты надоумил его на уход из агентства? — Ну, ты совсем обо мне плохого мнения, дорогая. Мне принесли бумагу — я подписал. — Вот так просто? — не унималась я, не веря в реальность произошедшего. — Нет, я, конечно, поговорил с Чунмёном… — Почему ты не послал его ко мне? Пап, это же мой водитель! Я чувствовала, как последние ниточки, которые и без того едва держали кусочки моего разбитого сердца, лопнули подобно натянутым до предела струнам. — Хёрин, — послышался папин голос после недолгой паузы, — ну ты же не глупая девочка. Либо мне показалось, либо отец сказал это так, словно узнал, что между нами с Чунмёном произошло? От одной мысли о том, что это может оказаться правдой, я непроизвольно закусила губу. Сейчас я действительно чувствовала себя маленькой провинившейся девочкой, которой было очень стыдно, но за что именно — непонятно. — Обидела ты парня, — выдохнул папа, — а зря. Жаль, ведь он мне нравился. — Ясно, — сухо ответила я и, сославшись на неотложные дела, первой скинула трубку. Говорить стало невыносимо. Ещё сложнее было держать всё в себе. Я почувствовала неприятную горечь во рту, словно меня вот-вот должно было вырвать. В последнее время напряжение и нервы творят что-то неладное с моим организмом, который раньше без проблем выдерживал и затяжные пьянки, и знойный секс. Чунмён отбил у меня всякое желание продолжать прежний стиль жизни, но вместе с тем так и не рассказал до конца, на что заменить старые привычки. Я осталась наедине со своей, как оказалось, никому ненужной любовью, с бессмысленным комком чувств, который только травил душу и делал меня беспомощной. Не помню, как дошла до лифта и как добралась до кабинета, закрыв его на ключ. Не помню, как перезвонила отцу и сказала, что сегодня меня не будет на встрече. Отключив телефон, я положила голову на руки с одной единственной мыслью: сбежать из этого грёбаного мира.***
Острая необходимость в переменах заставила меня сравнять с землёй всё то, что я выстраивала на протяжении двадцати шести лет. Открыв глаза утром пятнадцатого октября, я поняла, что у меня нет никакого желания идти в агентство. Я была уверена, что и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе мне совершенно не захочется появляться в «SWING». Я никогда не любила то, чем мне приходилось заниматься, и утром пятнадцатого октября я сделала то, что требовала моя душа — взяла отпуск на неопределённый срок. Я предупредила отца в коротком сообщении о своём решении, ясно давая понять, что более подробно пояснять свои действия я не собираюсь. Сидя на кухне вечером семнадцатого октября, я пришла к выводу, что мне совершенно неуютно находиться в этом огромном доме одной. Я не хотела принимать гостей и закатывать вечеринки. У меня не было парня, которого я могла бы позвать к себе жить. У меня была только я, которой за глаза хватило бы и простой квартиры. Кстати, это была мысль. После обеда двадцатого числа я уже сидела в кресле парикмахера, наблюдая в зеркало за тем, как длинные волосы становятся всё короче и короче. Говорят, что на кончиках собирается весь негатив, и после пережитого стресса обязательно надо подстригаться. В идеале мне хотелось побриться на лысо, но, не рискнув прибегнуть к таким радикальным санкциям, я остановилась на оптимальной стрижке до плеч. Добрые десять-двенадцать сантиметров постепенно падали на пол, и в какой-то момент я даже с облегчением вздохнула. Я не надеялась, что смогу ощутить небывалую лёгкость сразу после того, как выйду из парикмахерской, зато буду уверена, что хоть десятая часть пережитых мною проблем в скором времени забудется. Вечером двадцать девятого числа я пришла на курсы для начинающих фотографов. Не реализовавшись как модель, я решила попробовать себя немного в другой стезе, о которой периодически задумывалась, но из-за постоянно «неотложных» дел, я откладывала давнюю мечту на неопределённое «потом». И вот теперь, когда дел у меня больше не было, я взяла в руки фотоаппарат, чтобы научиться ловить жизнь в мгновениях. Моя революция могла считаться завершённой уже тридцатого октября, когда большой дом был выставлен на продажу, а я переехала в небольшую квартирку-студию. Она была разделена на несколько зон: кухонная, гостиная по совместительству со спальней и туалет с ванной. Был ещё один свободный уголок, роль которого мне ещё самой предстояло определить. Несмотря на то, что я никого не хотела видеть, а телефонные звонки я настоятельно игнорировала (разговаривала я только с отцом, от которого у меня не получилось окончательно убежать), Бэкхён всё-таки добрался до меня. Интересно, чем он угрожал папе, раз тот проболтался ему о моём новом адресе. — Хёрин! — выпалил Бэк, стоило мне открыть дверь. Друг выглядел не на шутку взволнованным, и мне даже стало немного стыдно за свой эгоизм. С другой стороны, я трезво понимала, что никакие чувства меня не заставят отказаться от принятых мною решений. — Хёрин, — уже более мягко сказал Бэкхён, — плохая Хёрин. — Сам не лучше, — горько улыбнулась я и, не сдержавшись, кинулась в объятья к другу. Слёзы непрерывным потоком лились из моих глаз, а я мысленно и благодарила, и обвиняла Бэка в его визите. Я хотела что-то сказать, но в последний момент почувствовала приступ тошноты и, выскользнув из объятий Бэка, я полетела в туалет. — Рин-ни! — нечётко расслышала я голос Бэкхёна. Позволив организму вывести из себя всю скопившуюся дрянь, я вытерла уголки рта, поднялась на ноги и, подойдя к раковине, умыла лицо. Бён всё это время продолжал в упор смотреть на меня, ожидая объяснений. — Нервы, — рассмеялась я, — никогда за всю жизнь я столько не плакала. Даже мой желудок начинает протестовать против моей слабости. — Ты уверена, что это нервы? — недоверчиво спросил Бэкхён. — Конечно. — Рин, — выдохнул Бэк и, взяв меня за руку, вывел из ванной. Мы сели с ним на диван и некоторое время ещё молчали: он, наверное, подбирал нужные слова; а я не просто не знала, что следует говорить. — Вы ведь были с Чунмёном в близких отношениях? — наконец спросил Бэкхён. — Были, — призналась я, хотя мне никому не хотелось рассказывать о том, что послужило нашему разрыву. — Поэтому он уволился? Я кивнула. — А потом ушла и ты. — А потом ушла и я, — подтвердила я слова Бэкхёна. — Рин, мы с тобой взрослые люди, и ты должна прекрасно понимать, что иногда не одни нервы виноваты в дурном самочувствии. Как я и говорила, в новой квартире-студии была одна пустая зона, которую я изначально думала оборудовать под рабочую, но в один день планы поменялись. Благодаря Бэкхёну, силой заставившему обратиться меня к врачу, в первых числах ноября я узнала, что жду ребёнка.