Знакомство в снегопад

Сейчас, глядя на угрюмого молодого человека с холодным взглядом и вечной, будто бы нарисованной морщинкой между бровей, даже не верилось, что каких-то два года назад его всегда окружал говорливый круг веселых приятелей, лицо украшала улыбка, а от жеста, каким молодой маг воды откидывал назад длинные черные волосы сходили с ума все девушки северного полюса. Впрочем... из-за одной из этих девушек и произошли с Пакку все эти метаморфозы. Канна сбежала почти в прямом смысле из-под венца: за день до свадьбы. В память всем надолго врезалось искаженное болью и детской растерянностью лицо молодого мага воды. Он медленно отступил назад, схватился рукой за стену, непонимающе качнул головой вправо-влево... и провалился сквозь лед. Этот прием он придумал несколько недель назад и прежде использовал его, чтобы покрасоваться... на этот раз использовал, чтобы сбежать. Неделю Пакку не видели в городе. Где он скитался неизвестно до сих пор. На восьмой день юноша вернулся — и всем стало ясно, что пропал навсегда. Пропал тот веселый, бойкий парень с острым языком и вечно искрящимся взглядом, и появился кто-то другой, похожий и непохожий на него одновременно. Куда-то пропала и веселость, и вечные искры в глазах, и искреннее дружелюбие... Никуда не делся только острый язык, но теперь в насмешках и шутках появилась желчность и раздраженная, болезненная злость. Неудивительно, что Пакку быстро растерял всех прежних товарищей. Спустя полтора года за ним прекратили увиваться и девушки: поняли, что этот упрямец будет верен своей несостоявшейся жене. Чуть раньше, чем успокоились девушки, затихли и прекратили перемывать кости сбежавшей невеста всевозможные кумушки да тетушки. Жалеть Пакку вслух прекратили прежде всего: на все попытки посочувствовать упрямец отвечал едкими, злыми фразами и даже несколько раз вморозил особенно упорных сочувствующих в стену и воткнул им в носы по ледяной пробке. Бедолаги две недели лечились от воспаления легких. Приближаться к молодому магу воды с тех пор не рисковали, но сожалеющие взгляды и шепоток «бедный, бедный мальчик» до сих пор волочился за ним оглушительно шуршащим шлейфом. Чтобы скрыться от всего этого и передохнуть в одиночестве, Пакку обычно отправлялся за город на снежные холмы недалеко от лежбища тюлигров. Утробно-урчащие звуки, доносящиеся оттуда, странным образом успокаивали. К тому же, здесь можно было, не стесняясь никого и ничего, сделать нескольких «бабочек», поиграть со снегом и водой, как когда-то в детстве, построить небольшую снежную крепость, или вычертить ногами послание небесам. Юноша был свято уверен, что здесь его никто не найдет. И он не ошибся: не нашли. Зато он сам кое-кого нашел. Уже приближаясь к заветным холмам, Пакку услышал громкий, отчетливый скрип снега и против воли прибавил шаг. Вскоре к скрипу добавилось громкое дыхание, отрывистые слова, которые маг воды пока не мог разобрать, и сквозь густой снегопад юноша увидел чью-то стройную, невысокую фигуру, словно танцующую дикий танец. Парень — Пакку был уверен, что это парень, женщины не умеют колдовать так сильно — создавал из воды изящные фигуры: лоселев, человечек, тюлигр, кружащаяся в танце девушка сменяли друг друга с огромной скоростью, и так же быстро они меняли размеры: огромный лоселев, возвышающийся над магом ледяной громадой, крошечная мышь-полевка, мечущаяся по кругу, повинуясь движению странно-изящных рук, снова громада — лениво зевающий чудовищных размеров тюлигр... Пакку невольно приостановился, завороженный феерией магии воды. В приоткрытый от удивления рот залетело несколько снежинок... разозлившись сам на себя, молодой человек крикнул: — Эй, парень! Повернись ко мне! Эй! Ты что здесь делаешь? Фигура продолжала хаотичные, странно-грациозные движения, будто не слыша ничего и никого. До Пакку доносились обрывки какой-то мелодии: «пора узнать, что я могу, на помощь призову пургу...». Голос показался ему слишком высоким, но слова уносил ветер, и нельзя было сказать наверняка. «Ну, все.» Хлесткое движение рук назад, за спину, и снег под ногами обратился в лед. Пакку взлетел на самый верх холма, легким движением руки приказал льду растаять, схватил холодное, белое запястье, рванул, развернул к себе... И уставился в испуганные голубые глаза. В испуганные голубые девичьи глаза. Взгляд мага воды зацепился за ярко-красные, искусанные, тонкие губы, по-детски пухлые щеки, белоснежную прядь, прилипшую ко лбу, за пятна лихорадочного румянца на скулах, за покрасневший на морозе нос и вернулся к голубым глазам, успевшим сменить легкий испуг неожиданности на самый настоящий ужас. Казалось, девушка сейчас закричит: «Пожалуйста, только не бейте меня!». Пакку ошарашенно отступил на пару шагов назад. — Ты... «Девушка?!» — хотел сказать он, но вместо этого с усилием вспомнил имя седовласой девицы: — Элин? Имя упало тоненькой звонкой льдинкой. — Элин, дочь Хакона? — более уверенно повторил Пакку. Собственное имя будто отрезвило ее. Девушка медленно выпрямилась, грациозно расправила плечи, удивительно женственным жестом поправила непослушные, густые волосы, заправила за пылающие малиновым уши растрепанные пряди и отточено, как подобает настоящей леди из хорошей семьи, поклонилась ему. — Да, это я. Простите, вы застали меня в немного неподобающем виде... Она говорила, не разгибая спину, и Пакку видел, как подрагивают ее плечи, а из алых губ крошечными облачками пара вырывается быстрое, сбитое дыхание. «В неподобающем виде... — повторил маг воды про себя. — А может, в ее истинном виде?..» Ему редко доводилось видеть Элин: она была ужасной домоседкой, и если даже появлялась на улице, то только для того, чтобы отнести в библиотеку Града Ледяных Дворцов какую-нибудь книгу и взять оттуда новую. Иногда Пакку видел ее в углу зала, где тренировались молодые маги воды. «Я прячусь от Аники, она не дает мне вышивать, а здесь ей в голову не придет искать меня», — так она объясняла свои визиты с неизменной легкой улыбкой, достойной молодой королевы, а не дочери пускай зажиточного, но всего лишь умелого рыбака. Абсолютно все были свято уверены: Элин — идеальная девушка Северного Племени Воды. Тихая, спокойная, покорная и молчаливая. Она никогда не говорила, если ее не спрашивали, не поднимала глаз от рук, закованных в тонкие перчатки, умело держала осанку, всегда выглядела опрятной и в совершенстве владела искусством держать лицо. По всеобщему мнению, у нее было всего два недостатка: она не блистала на уроках Югоды, и ее волосы были не черными, как у всех девушек Северного Полюса, а белоснежными. Пакку не знал всей истории, но, кажется, в детстве Элин и Аника, играя на стене Града, упали в океан. Их обеих удалось спасти, но если крепкая и уже тогда бойкая Аника справилась с неминуемой пневмонией за две недели, то Элин рисковала умереть, и Совет Старейшин позволил Хакону попросить помощи у великих Туи и Ла в их священном оазисе. Разумеется, духи помогли — и помогли бесплатно. В отличие от Старейшин. Кто бы мог подумать, что у идеальной Элин окажется еще один недостаток: задорная пляска, растрепавшиеся волосы, дрожащие от быстрого дыхания губы, безумно блестящие глаза и прекрасные ледяные фигуры, появляющиеся и исчезающие с такой легкостью, будто были сотканы из капризной, легкой поземки. «Кто бы мог подумать, что я прихожу сюда же и занимаюсь почти тем же самым, только еще и делаю бабочек...» — проворчал Пакку про себя, ощущая, как покрывается румянцем. — Ничего страшного, — осторожно промолвил он вслух и машинально сложил руки на груди в защитном жесте. — Но... Элин вопросительно подняла голову. — Но кто тебя этому научил? Это... «Потрясающе! Кхм, кхм, я не это хотел сказать, нет. Но все-таки это очень красиво.» — ...Довольно необычно для девушки. На алых губах волшебницы воды мелькнула усмешка, и Пакку готов был поклясться, что она на мгновение закатила глаза. Однако голос звучал, как обычно, спокойно и тихо. — Я училась сама. «Ну да, мог бы догадаться.» Ее движения отличались от всего, что Пакку видел прежде. В них не было тягучей грации и плавности, которой так упорно добивался раздражительный маг воды. Не было отточенности и спокойствия. Это была полубезумная, полудикая пляска, всплеск радости, свободы... эмоций. Примерно такими Пакку представлял себе движения магов огня — таких, какими они были до войны, когда огонь согревал дома, а не сжигал их. Кто бы мог заподозрить такие движения: порывистые, стремительные... жаркие! — в Элин, дочери Хакона? Даже не в ее сестре — действительно огненной девице! — а в ней, в этом воплощении ледяной красоты Северного Полюса! Не отрывая от лица девушки задумчивого взгляда, Пакку создал изо льда небольшой трон и откинулся на его сияющую морозной голубизной высокую спинку. Сквозь шубу холод почти не ощущался. — Может, перестанешь стоять столбом, накинешь шубу и сядешь рядом со мной? — стараясь, чтобы сарказм звучал более дружелюбно, чем обычно, промолвил молодой человек. Он был немало удивлен вдруг сверкнувшей полумесяцем улыбке и по-детски торопливым, быстрым движениям, какими Элин нашарила в снегу шубу, отряхнула ее, накинула на плечи и, легким движением пальцев создав второй трон, села напротив Пакку. «Она смотрит на меня, как внучка на деда в ожидании сказки», — нервно подумал молодой человек и принялся теребить пряди густых волос в странном, незнакомом волнении. Взгляд «внучки» стал вопросительным. — Эм... Ты хотел о чем-то поговорить со мной? — деликатно поинтересовалась она. — Да. Во-первых, как часто ты сюда приходишь? Это было для него действительно важно: холмы он считал только своим местом, и к мысли, что он делит их с кем-то еще еще предстояло привыкнуть. Пожалуй, это было даже важнее вопроса «зачем». «Зачем» было очевидно: девушкам запрещено использовать магию воды иначе, чем для целительства, если бы Элин увидели в городе, то доложили бы Старейшинам... «А я? Доложу?» Пакку прикусил губу. Почему-то донос на Элин казался ему чем-то неправильным, неверным. Это было все равно, как если бы сама Элин донесла бы на него, его бабочек и снежных крепостей. Но все-таки: сколько она уже приходит сюда? — Каждую неделю вот уже лет пять, — девушка смущенно улыбнулась и принялась теребить кончик седой косы. Пакку едва не подавился морозным воздухом. Пять лет? Серьезно? Пять лет?! И он только сейчас, случайно придя чуть раньше обычного, заметил?! Маг воды всегда думал, что сальные истории о «муж вернулся с рыбалки пораньше» — это глупость, но, как оказалось... — Ты меня видела? — быстро проговорил юноша, вновь крепко сжимая ладонью запястье Элин. Девушка не стала вырывать руку — вместо этого она звонко, весело рассмеялась, и смех ее рассыпался по снегу ее же собственным именем, звоном прозрачных льдинок: «Элин, Элин, Элин» — самый красноречивый ответ. «Видела», — обреченно подумал молодой человек и со стоном закрыл лицо ладонями. Луна и Океан. Она видела. Бабочек, дворцы... И даже тот дурацкий танец вприсядку, когда Пакку стало особенно скучно, а возвращаться в город все еще не хотелось! Элин все еще тихонечко посмеивалась. Сквозь пальцы Пакку видел смешинки, сверкающие в ее глазах и краснел с каждой секундой все больше и больше. Не выдержав, парень едва слышно прохрипел: — Луна. И. Океан. Тихое хихиканье, наконец, прервалось, и Пакку поймал удивленный, даже встревоженный взгляд. Девушка посерьезнела и, легко соскользнув с ледяного трона, осторожно дотронулась едва ли не серебристой в сиянии снега и ярких северных звезд ладонью до смуглой руки Пакку. — Не переживай так... — прозвучало несколько неловко и смущенно, будто Элин впервые кого-то успокаивала. — Почему ты так? Это же не страшно, ты просто развлекаешься... — девушка чуть помолчала. — Почему ты всегда один? Ведь можно было бы сюда прийти с друзьями... — С друзья-ями, — передразнил маг воды. — А где они, друзья? — он огляделся по сторонам и изумленно посмотрел на Элин. — Что-то не вижу. Ты их никуда не прятала? И снова — который уже раз за сегодня? — он удивился, увидев вместо обиды и настороженности, появляющейся обычно на лицах его соплеменников в ответ на колкости, легкую улыбку, а затем и негромкий, серебристый смех — льдинки и повторяющееся имя. — Но ведь ты сам их растерял, разве нет? — девушка с легкой полуулыбкой наклонила голову набок и чуть прищурилась. — Я видела... после того, как... Она замолчала, как только черты лица молодого мага воды сковал звонкий, хрустящий лед, и испуганно, напряженно прикусила нижнюю губу. — Они мне не друзья, — сухо бросил Пакку, нервно кладя ногу на ногу. — Были бы друзьями — остались бы рядом, несмотря ни на что. Не говорить же ей, что винит себя за слишком злой язык, за несдержанность, за патологическое неумение извиняться?.. Извиниться — значит, открыть душу, сердце, подставить под чужие грубые ладони самое уязвимое и нежное глубоко-глубоко внутри. И кто может пообещать, что ответом доверию не будет насмешка и грубость? Никто. Юноша замолчал, лишь изредка угрюмо поглядывая на свою собеседницу. Элин не отрывала от него внимательного, чуть настороженного взгляда. Она казалась бы полностью спокойной, если бы не бледные пальцы, начавшие теребить меховую оторочку шубы. «Почему?» — спросил себя Пакку. Первым ответом, пришедшим в голову, была жалость: бедный мальчик, лишенный друзей, одинокий и несчастный, ах, как же его не пожалеть... Маг воды пристально заглянул в яркие голубые глаза Элин, но не увидел в них ненавистного выражения — и с облегчением перевел дух. Секунды стали падать на снег тяжелыми ртутными каплями. — Ну, а ты? — наконец, спросил Пакку. — Почему ты приходишь сюда? Нет, подожди, помолчи. Обычно девушки уединяются для тренировок. Это ни для кого не секрет, многие уходят за город, чтобы потренироваться. Меня только раздражает, если они тренируются прямо в городе — это нагло. Но ты не тренировалась, не так ли? Ты просто... «Танцевала?» «Выражала себя через магию?» «Созидала красивое?..» Одинаково подходило все и до конца не подходило ничего. Ничто не могло до конца описать полубезумную, но не опасную пляску, фигуры из белоснежного льда, ослепительные руки и испуганные голубые глаза. В этом было что-то из детства Пакку, когда он завороженно следил за сапфирной глубиной тяжело перекатывающихся морских волн и терял себя в их красоте. Когда он не использовал магию воды, а наслаждался ею. Как Элин — сейчас. — Мне просто нравится магия воды... — девушка чуть беззащитно улыбнулась и медленно подняла руку раскрытой ладонью вверх. Пальцы шевелились очень быстро, но Пакку все равно уловил движение: будто перебор струн. Из снега собрался небольшой угловатый снеговичок. Элин негромко рассмеялась и взглянула Пакку в лицо сияющими глазами. — Я наслаждалась ею — вот и все. «Так просто.» — Как ребенок... — медленно и задумчиво протянул Пакку. Все дети, в которых заложена стихия, поначалу лишь наслаждаются ею. Они видят не возможность исцелять, а неспешную текучесть водных потоков. Не огонь для пожара, или домашнего камина, а игривые золотистые язычки. Не возможность создать простой, но прочный дом двумя движениями рук, а угловатые, причудливые изломы камешков в своих ладонях. Уже потом, обучая детей, взрослые, сами того не сознавая, подменяют наслаждение поиском возможностей. Так, может, поэтому Элин сохранила способность наслаждаться? Потому что ее никто не учил? «Интересно, во всем ли она так похожа на ребенка», — подумал Пакку и скользнул взглядом по бледному лицу Элин. Девушка выглядела спокойной и серьезной, но улыбка и яркие голубые глаза ее были до странности светлыми и удивительно теплыми. Пакку ни у кого прежде не видел столь теплой улыбки — казалось, в уголках губ у нее притаилось солнце — и уж тем более, взгляда. Синеве полагается быть холодной, но Элин уже нарушило одно правило — почему бы не нарушить другие? — Жаль, я не умею так просто наслаждаться, — с ноткой грусти заметил маг воды и взглянул на снеговика. Казалось, тот улыбается курносой снежной мордочкой. — Но ведь можно научиться! — так быстро, словно только и ждала этих слов, промолвила Элин и поднялась на ноги. Ледяной трон за ее спиной и негромким шелестом втянулся в снег, а девушка встала напротив еще сидящего Пакку и согнула руки в локтях. Легкий наклон головы набок, вопрос и вызов во взгляде... Маг воды непонимающе поднял брови. «Она вызывает меня на поединок? Не похоже...» Он медленно встал и неуловимо повел ступней по хрусткому снегу, принимая завуалированную боевую стойку. В глазах Элин вспыхнули смешинки, улыбка стала шире и веселее. Легкий взмах руки, Пакку пригнулся, готовый перехватить управление над струей воды и направить ее обратно в свою соперницу, но вместо воды в него полетел обычный снежок. — Эй! — возмущенно вскрикнул юноша, стирая с лица снег, и услышал в ответ знакомый уже смешливый льдистый звон. В крови сам собою вспыхнул азарт. Сколько он уже не играл в снежки? Подумать только, два года! Два года! Наверное, подрастерял всю сноровку... — Ну, получи тогда! Элин со смехом ушла вниз и в сторону и послала в ответ новый снежок, но теперь увернулся Пакку. И не просто так, а стремительно приблизившись к сопернице с горстями снега в руках: оттянуть ворот шубы и напихать туда хрустящего мороза, да побольше, побольше! — Нет! Нет-нет-нет, аааай! — совсем по-девчачьи взвизгнула идеальная девушка Северного Полюса, пытаясь вывернуться из его рук. — Пакку! Прекрати! Щек юноши коснулось какое-то странное, непривычное ощущение. Лишь спустя несколько секунд Пакку понял, что... улыбается. Впервые за эти долгие два года. На какое-то мгновение он подумал, что сейчас подпрыгнет от радости, которой, наконец, открыли дверь в его сердце. На какое-то мгновение ему стало мучительно стыдно. На какое-то мгновение вместо невысокой, изящной, белокурой Элин он увидел крепкую, фигуристую, круглолицую, большеглазую красавицу-Канну. На какое-то мгновение... А потом девушка пихнула его в грудь, снова перебрала в воздухе пальцами, и Пакку понял, что лед скользит под ногами, и он падает. Но нескольких миллисекунд падения хватило, чтобы сориентироваться — и юноша провалился сквозь снег, успев услышать изумленный вскрик Элин. В следующее мгновение он вынырнул из снега у нее за спиной и толкнул обеими руками. Девушка протаранила носом небольшой сугроб и, хохоча, перевернулась на спину. Снежинки быстро таяли на ее раскрасневшемся лице, и если бы не широкая улыбка и сияющие глаза, можно было бы подумать, что она плачет. Смущенно, неумело улыбаясь, Пакку протянул руку и помог Элин встать. — Научишь меня этому приему? — сорвалось с ее губ вместе с облачками дыхания. — Научу, — произнесли губы Пакку прежде, чем он успел что-то сообразить. Он отчетливо услышал прерывистый выдох через нос, и в нем было больше искренней радости, чем во всех улыбках, смехе, прыжках и хлопках в ладоши в мире. Впрочем, Элин улыбалась: широко, чуточку кукольно, неумело... точь-в-точь как он сам. — А к-когда? — она чуть запнулась. Бледные пальцы принялись теребить кончик окончательно растрепавшейся косы, и Пакку вновь почувствовал, что начинает заливаться румянцем. Больше всего они сейчас походили на парочку, которая договаривается о свидании. «Чушь! Чушь, ерунда и ложь! Канна, ты слышишь?..» Канна в его воображении лишь насмешливо фыркнула. Она всегда так: фыркнет, усмехнется, отвернется, оставит гадать, что она имела ввиду. Влюбленный, как мальчишка — и являющийся семнадцатилетним мальчишкой! — Пакку называл ее своей Снежной Королевой и старался убедить себя, что это не равнодушие к нему, а от природы излишне спокойный и жесткий характер. Но он не привык врать себе самому, даже будучи одурманенным первой любовью. «Никакое это не свидание!» — Можно встретиться здесь же через неделю... все заметят, если мы будем исчезать из города каждую ночь. Он искренне старался, чтобы голос звучал спокойно и жестко, как всегда, но прерывистые облачки дыхания, как казалось самому магу воды, сдавали его с головой. Элин с искренней, чуть неловкой улыбкой протянула юноше раскрытую ладонь. Только сейчас, осторожно пожимая тонкие пальцы, он заметил, что девушка ниже его почти на голову. — Ну, тогда... — она чуть прикусила губу. — До через неделю? — До через неделю. Смущенная улыбка Элин чуть увяла, столкнувшись с его непроницаемым выражением лица. Девушка высвободила руку из его машинально сжимающихся пальцев, снова нервно поправила волосы, поклонилась — отточено и изящно, но вновь вздрагивая и выдавая себя неровным дыханием — и торопливо зашагала прочь с холма. У самого низа в последний раз сверкнул в темноте росчерк седой косы, и она пропала из виду. Растерянный, даже оглушенный, Пакку медленно начал спускаться вниз по другому склону, остро ощущая, как вздрагивает грудная клетка от каждого нового удара сердца, как пылают румянцем щеки. На холме остался сиротливо покачиваться на ветру угловатый снеговичок.