Один плюс один

Лидия сидела в машине, припаркованной возле дома лучшей подруги, и вслушивалась в каждый шорох, надеясь различить ее голос. Однако, все, что улавливало ее чуткое ухо - завывание ветра, постукивание чьих-то пальцев по какой-то поверхности и отчаянное сердцебиение, смешиваемое с приближающимся скрипом половиц. Мартин покинула салон автомобиля и направилась к порогу дома Арджентов. Каблуки одиноко стучали по мокрому асфальту. Впервые дорогая обувь раздражала, но верная своим привычкам девушка не сбросила туфли, а продолжила приближаться к источнику звука. Еще через несколько долгих секунд ожидания входная дверь распахнулась, и из кромешной темноты показались очертания фигуры Лейхи. Он невидящим взглядом сверлил нежданную гостью. Айзек был бледным, разбитым и было заметно, как он стискивает скулы, борясь с болью. - Это ты, - разочарованно выдыхает он, прислоняясь к дверному косяку. - Я, - почти шепчет Лидия, силясь не заплакать. Ей больно смотреть на приятеля, ей больно вспоминать события недавнего времени и те потери, которые обратили кровь в яд. - Можно? - спрашивает Мартин непривычно неуверенным голосом, взглядом пробегаясь по дверному проему. Айзек не отвечает, лишь отходит в сторону, позволяя рыжеволосой пройти. Он не хочет ее видеть, но почему-то позволяет подняться в спальню Эллисон и присесть на край ее кровати. Лидия аккуратно проводит кончиками пальцев по покрывалу и шепчет самой себе: - Я буду по ней скучать. Парень опускается на матрас с другой стороны, окончательно потерявшись. Ему не нужна компания, но он не станет прогонять гостью, потому что ему нет никакого дела до ее присутствия.Мартин не сдерживается и утыкается в ароматную подушку подруги, от которой исходит легкий запах лаванды. Она больше не борется со слезами. Может, Лидия даже кричала бы, не будь за спиной Айзека. Оборотень слушает, как судорожно Мартин втягивает воздух, как ее пульс то учащается, то замедляется. Он чует ее горечь и добавляет к своей. Слабость подруги вдруг впивается в солнечное сплетение, словно Эллисон пустила в него одну из своих стрел. Айзек откидывается на спину, а потом неожиданно для себя прижимает Лидию к груди и утыкается в ее золотисто-рыжие локоны. Он не должен чувствовать даже малейшего облегчения из-за ее близости. Он не должен обнимать ее так заботливо и нежно. Он не должен, но он это делает. Через несколько недель они поднимутся на ноги, воспрянут, отбросив осколки разбитого самообладания. Это потом, не сейчас. Сейчас один плюс один не два, а единая глубокая боль.