Без права на ошибку

      — Уходите, сейчас не время для посещений, — гвардеец, который приблизился к нам оказался довольно грубым, — королевская чета не принимает никого.       Гвардеец постоянно оборачивался назад, будто опасался, что нас заметит кто-то другой.       — Вы приняли нас за других, я… — Я хотела объяснить гвардейцу кто мы, но кажется он прислушивался только у своим доводам.       — Уходите. Я ещё раз повторяю, что нет никого, кто мог бы вас принять. Все заняты поиском пропавшей принцессы, — важно заявил гвардеец будто и правда что-то решал, но вполне вероятно он был младшим звеном в цепи охраны.       — Она и есть твоя принцесса, идиот, — не выдержал Анхель и, обернувшись к нему, я поняла насколько на самом деле он сейчас зол.       — Я лично знаю принцессу Бланку, и могу заверить, что эта девушка не принцесса.— Я недоуменно посмотрела на гвардейца. Да, я была не в лучшей форме и успела снова надеть шляпу, но интересно, когда я успела стать столь неузнаваемой? Я не нашла, что ответить, и, возможно, Анхель так бы и сорвался на бедного паренька, но помощь подоспела с другой стороны.       — Что за шум, Смоук? Я же просил не создавать проблем, — услышав голос Шона, я выдохнула с облегчением. Уж он-то узнает меня в любом состоянии. Шон вышел с правой стороны и решительно направился в нашу сторону.       — Девушка утверждает, что она принцесса Бланка, — тот кого назвали Смоуком всё продолжал смотреть на нас, как на надоедливых мух. Он-то точно был уверен в своей правоте и ещё и гордился тем, что как бы сдерживал порядок и не пропускал самозванцев.       — Придурок, — Шон отвесил незадачливому гвардейцу подзатыльник, — это и есть принцесса Бланка, а с ней наша вторая пропажа — наследник Испании. Живо открывай ворота.       Гвардеец бросился извиняться и попутно открывать перед нами ворота. Выглядел он нелепо и побагровел от стыда, что мне стало совестно за всю эту ситуацию.       — Шон, — попыталась я пожурить старого друга.       — Живая, — улыбнулся он и начал подходить ко мне, чтобы обнять, и хотя я понимала, что он не причинит мне вред, он мой друг и не может делать мне зла, отступила назад и позволила Анхелю в защитном жесте обнять меня. Шон удивлённо посмотрел на меня, но остановился, а я от неловкости опустила глаза. Мне было стыдно за свою трусость. — Бланка…       — Не стоит, — остановил его Анхель от возможных проявлений жалости, что добило бы меня. — Думаю лучше будет, если я отведу Бланку в ее комнату, а ты известишь наши семьи о нашем возвращении.       — Ты прав, это будет лучше, — кивнул Шон, все ещё держась на почтительном расстоянии, (сказать он хотел многое, я увидела это по его взгляду), но молчал.       — Прости, — неловко попыталась изменится я перед другом.       — Все хорошо, — улыбнулся Шон, — теперь все хорошо. Можете подниматься по парадной лестнице, все в своих комнатах — дворец пуст.       Шон быстро ушел, будто боялся, что не успеет обрадовать родителей, а мы тем временем поднялись по лестнице в мою комнату. Мы действительно никого не встретили по пути, и обычно оживленной дворец будто вымер, но сейчас меня это даже обрадовало. Я была не готова встречаться с большим количеством людей.       Я неловко села на край своей же кровати. Странно, после нескольких недель пребывания в грязном обветшалом доме, где меня удерживал против моей воли незаконнорождённый сын моего деда, а отвыкла от того, что мне всегда казалось само собой разумеющеемся. Я не замечала насколько удобная моя кровать, пока не поспала на жесткой скрипучей кровати, которая издавала шум при малейшем движении и была настолько пыльной, что мне казалось, что я давно должна была задохнуться там. Я едва ли могла там уснуть, а сейчас словно не имею права прикасаться к вещам, которые по-прежнему принадлежат мне, как и прежде. Тут все такое чистое и элегантное, а я… а я нет. Мне кажется теперь я для этой комнаты не столь идеальная, как раньше.       — Бланка, милая, что случилось? — Анхель присел возле меня на корточки и нашел своими глазами мои, хотя я и пыталась избегать его взгляда. Я не знала, как объяснить словами то, что происходит внутри меня. Это сложное гнетущее ощущение, которое вряд ли можно описать словами и объяснить почему родное вдруг стало чужим.       — Все кажется чужим, словно я перестала иметь право находиться тут. Понимаешь, эта комната словно принадлежит другой Бланке: более идеальной, более честной, — Анхель часто заморгал, и я увидела в его глазах боль, боль и решимость. Он крепко, но нежно сжал мои ладони в своих, словно стараясь их защитить от чего-то. Мои ладони в его ладонях казались слишком маленькими и почти тонули в них, и я сосредоточилась на них, чтобы не видеть лица Анхеля.       — Бланка, ты все та же наша Бланка, которую мы знаем и любим. — В его голосе был океан нежности, а мне когда-то казалось, что ее я больше никогда не услышу. Как бы я справилась без нее? Чтобы делала без его поддержки?       — Заслуживаю ли я этого? После всего? — Я подняла на него глаза и всмотрелась в синеву его глаз. Они были как никогда сосредоточены и встревожены. Я и ему причиняла боль. Он должен был попытаться меня понять. Он видел, хоть часть, но видел. Я хотела бы, чтобы он никогда не узнал, что со мной происходило, но его знание всегда будет где-то между нами. Видеть и слышать это разные вещи.       — Еще больше заслуживаешь. Ты поставила под угрозу свою жизнь, чтобы защитить свою сестру. Ты подверглась такому, от чего любой мог сломаться. Ты очень храбрая и самопожертвенная. Я люблю тебя все так же сильно, не пытайся в этом сомневаться, — он положил свои руки на мои колени и склонил на них свою темноволосую голову. Я тоже люблю его, и одна лишь мысль, что он мог отвернуться от меня, заставляла кровь застывать в жилах. Нет, никогда. Я бы не выдержала его отвращения или пренебрежения.       — Какой ты хороший. Даже если ты и заблуждаешься, — я запустила пальцы правой руки в его черные волосы и пропустила их сквозь пальцы. Они мягкие и такие приятные. Что я сделала, чтобы заслужить его самого и его любовь? Чтобы он следовал за мной даже в самые темные уголки нашего мира или даже души. Каким же пустяком теперь казалась история с индийской принцессой. Он мой, абсолютно мой.       — Бланка, я убью этого человека за то, что он сделал с тобой. Ты не должна чувствовать себя недостойной, чего бы то ни было. Твоей вины во всех твоих несчастьях нет. Это все произошло с тобой незаслуженно. Ты пострадала из-за чужой злобы и жажды мести, к тому же необоснованной, — я посмотрела на него, мне так хотелось верить в его слова, чтобы все было так просто. — Дядя Максон.       Стоило мне услышать папино имя, как меня тут же обняли крепкие и сильные руки моего отца. Я оказалась в его медвежьих объятиях как в детстве. Я почувствовала себя за нерушимой крепкой стеной и сломалась. Я могла держаться перед чужими людьми, могла сдерживать себя перед Анхелем, чтобы еще больше не расстраивать его, чтобы его гнев не становился все сильнее, но с папой я вмиг стала маленькой девочкой, все проблемы которой мог решить папа лишь одним своим объятием. Он всегда был моей опорой и тем, чего мне не хватало последние недели. Папа мог снести весь мир, я верила в это в детстве и всё ещё верю. Ради нас и мамы он и правда был готов на многое. Несмотря на боль во всем теле я была рада присутствию папы. Я сначала просто всхлипывала, а потом слезы обильно заструились по лицу.       — Папочка, — я прижалась к нему ещё крепче, пытаясь как можно сильнее впитать его тепло и его заботу, словно только его присутствие могло меня избавить от всего плохого, вылечить меня.       — Ш-ш-ш, малышка, все теперь будет хорошо, — папа легко поглаживал меня по спутанным волосам, и хоть я не видела его лица, я слышала его надломившийся голос.       — Пап, мне больно, — сказала я, когда он прижал меня к себе сильнее. Он тут же ослабил хватку, чтобы едва касаться моей спины.       — Нужно позвать за доктором. Бланку нужно срочно осмотреть и избавить от боли, — Анхель тут же встрепенулся. Быстро поднявшись, он сердито хмыкнул, словно упрекая самого себе в том, что не додумался до этого раньше. Я хотела сказать, что не стоит, но врать не могла: болит всё, и долго я так не продержусь. Неожиданно для меня на плечо Анхеля опустилась рука, и рядом вырисовалась светловолосая голова брата.       — Я уже об этом позаботился. Доктор Метьюс скоро прибудет, — Ник был бледным, и его лицо еще хранило отпечаток сильного беспокойства и бессонных ночей. Как же я измучила их? Из-за того, что меня похитили страдала моя семья. Мне даже страшно подумать, как все отразилось на маме.       — Молодец, сынок. Что же с тобой сделали, моя Принцесса? — папа пригладил мои волосы, когда вместо слез остались одни всхлипывания. Я вспомнила все удары, каждое сказанное мерзкое слово, неприятные грубые прикосновения. Я поняла, что не хочу все это рассказывать. Папа не должен знать этого, Ник не должен знать. Это будет слишком. Я не могу рассказать им, не могу.       — Я… я… пап, давай забудем об этом, хорошо? Пусть это останется страшным сном, — отец напрягся, я буквально чувствовала исходившее от него напряжение.       — Если ты хочешь, — сдержанно проговорил отец, я представила, чего ему это стоило. Ник сжал кулаки, но промолчал. Они оба знали, что я что-то прячу за своей просьбой, но Анхель не был столь сдержанным. Я перестала всхлипывать и немного с беспокойством посмотрела на любимого. Он разозлился не на шутку. Он метался словно раненный зверь, пока не выпустил всю ярость на стене у изголовья моей кровати. Панель хрустнула, и на костяшках пальцев испанца проступила кровь, когда он заговорил, то еле сдерживал себя, чтобы не закричать.       — Этот ублюдок тебя изнасиловал, а ты просишь забыть? Лично я не успокоюсь, пока он не ответит за все сполна, — папа стал словно комок нервов, как камень. Все время после побега из того мерзкого помещения, я думала о том, как отреагирует папа, если узнает о произошедшем. Я знала, что он придет в ярость. Он — король. Он заставит всех платить. Поднимется шумиха, и тень всего падет на нашу семью. Нет, пусть лучше все верят в идеальность нашей семьи.       — Это правда? То, что сказал Анхель, правда? — спросил Ник. Брат выглядел куда менее спокойным отца, он просто не умел так мастерски прятать свои эмоции. Три мужчины, которых я очень любила, сейчас были в ярости, а я и правда хотела все забыть.       — Я не хочу об этом говорить. Анхель, пожалуйста. — Я с мольбой посмотрела на испанца, но он решительно покачал головой.       — Я выполнил бы твою любую просьбу, Бестия, но я не стану помогать спустить все на нет. Тебя били, держали в жутких условиях, и я не смог помешать изнасилованию. Он заслуживает самого жестокого наказания.       — Анхель, зачем? Зачем ты заставляешь меня вспомнить об этом? Чтобы было больнее? — я не могла понять, что им двигало. Вряд ли желание сделать еще больнее все произошедшее, но он это делал хотел того или нет. Я просто хотела не вспоминать, а ему нужна была месть. «Дяде» нужна была месть, отцу теперь она нужна, как и Нику, а я уже сыта ею.       — Нет, малышка, нет. Чтобы все знали, что такое не прощается, чтобы никто даже не думал повторить подобное. Дай нам позаботится о тебе, дай мне, и твоим отцу, и брату наказать твоего обидчика, — я осторожно выбралась из объятий отца, превозмогая боль я подошла к любимому, разговор становился непростым и слишком болезненным.       — Анхель, никто не отменит того, что произошло. Ты же не думаешь, что наказание обидчика поможет нам обоим забыть то, что ты видел? Что делать с тем, что мне больно оттого, что ты видел меня такой? Грязной, раненной, слабой, униженной, полураздетой, — я чувствовала себя слишком слабой и сильно измученной, но все же стояла и смотрела ему в глаза. Он поддерживал меня, не давая упасть, но лицо его было твердым, он не собирался отступать.       — Мне станет спокойно от того, что он заплатит за все. Я больше никому не позволю тебя обидеть.       — Тогда делайте, что хотите. Просто не оставляй меня.       — Мы не оставим тебя одну. Даже не мечтай. — Я совсем забыла о брате, пока он не потрепал меня по голове. — Прости, что не помогли раньше, но сейчас, сейчас мы сделаем все возможное, чтобы помочь тебе и защитить тебя.       — Я никогда не сомневалась в вас, — я посмотрела сначала на Ника, затем на папу, оба смотрели на меня с виноватыми и пристыженными взглядами. Они винили себя за то, что случилось, как и за то, что не они, а Анхель рискнул своей жизнью, чтобы меня спасти. — Спасибо за поддержку.       — Ты не должна нас благодарить, — Ник удручённо покачал головой, отказываясь снимать со своих плеч груз вины, который сам на себя же и возложил. — Это моя ошибка, что ты подставила себя под удар, чтобы защитить Ариэль, тогда как я должен был позаботиться о вас обеих.       — Ты должен был присмотреть за своими девушками и за Хулией, которая была рядом с тобой.       — Я должен был присмотреть за своими сестрами и не сделал этого, — я знала эту слабость Ника, он привык брать на себя вину даже за то, в чем никогда не был виноват. Он спасал девушек и Амалию с Хулией, которые были рядом, я была слишком далеко от него, чтобы он мог попытаться сделать хоть что-то. Я строго посмотрела на Ника, чтобы он понял то, что у меня не было сил говорить.       Анхель помог мне сесть обратно на кровать, Ник сдался — я видела это по его глазам, но это не значит, что он перестал винить себя. Я поморщилась, когда Анхель задел рукой особо болезненный порез на правом боку. Хотя у меня все тело болело так, словно по нему проехалось несколько танков, и мясник разделил меня на тонкие кусочки. Мне хотелось бы поспать, но учитывая, что боль начала нарастать, это казалось невозможным.       Действие обезболивающего начало проходить, и все тело снова начинало «закипать». Поскорее бы пришел доктор, но вместо доктора ко мне в комнату тут же ворвалась мама. Ее лицо было бледнее, чем у Ника, папы и даже Хулии, следующей за мамой по пятам. У меня остановилось сердце, когда я увидела измученное тревогой и беспокойством лицо всегда такой воинственной королевы и любящей матери. Не стесняясь ни мужа, ни сына, ни детей лучшей подруги, мама плакала, и ее слезы оставляли мокрый след на ее прекрасном зеленом платье.       Она быстро подскочила ко мне и притянула к себе, снова усадив меня на постель.       — Девочка моя, доченька моя, — я была не в силах сдерживать свои слезы и смотреть на то, как подкосило произошедшее маму. Она была сама не своя. На ней не было лица, и даже руки и те тряслись. Я знала, что брат уже родился, но было необычно видеть ее, начавшую возвращаться в норму фигуру. Именно из-за меня мой брат родился раньше срока, из-за меня мама пережила весь этот стресс. — Что они с тобой сделали?       — То, что не должны были? — ответила я рассеянно. Так как почти все в комнате слышали стыдную правду и со временем за дверью поделятся ею с теми, кто не слышал, чтобы не донимали меня болезненными вопросами и только с близкими, кому и правда было небезразлично.       Как бы я не любила своих родных, как сильно они бы не были мне дороги, через несколько минут такое скопление людей в одной комнате начало меня душить и угнетать. Я бы ни за что не сказала им, что они лишние, но дискомфорт с каждым мгновением усиливался. Заслуживала ли я таких переживаний с их стороны?       Я хотела спросить за близняшек и за Март, узнать, как Джеймис, и самое главное, как Кит, ведь из всех братьев и сестер я видела сейчас только Ника и знала, что он в порядке, но замолчала после короткого разговора с мамой. Для меня все было слишком, и я просто хотела отдохнуть.       Я обернулась в поисках Анхеля. Его присутствие успокаивало меня, сейчас даже больше чем присутствие мамы или папы, странным, но в то же время правильным образом он стал тем якорем, который помогал мне держаться на плаву, не утопая в воспоминаниях и жалости к себе. Анхель стоял в небольшом отдаленнии и разговаривал с папой и своим отцом, которого я раньше не замечала. До этого я не слышала их, так как была сконцентрирована на маме, но теперь, когда я обратила на них внимание, я услышала обрывок фразы.       — … Испания позаботится о своей будущей принцессе. Ни одна обида, нанесённая моей невесте, не будет прощена, — решительно ответил на что-то, сказанное папой Анхель, ведь и смотрел он сейчас на папу.       — Ничего прощать никто не будет, необходимо все обдумать и четко спланировать действия, чтобы не причинить больше вреда самой Бланке, — слова папы прозвучали как гром среди ясного неба в повисшей тишине.       Я не знала, что больше вызывало у меня недоумение: его яростное желание уничтожить моего насильника (а ведь он даже не знал кем тот был на самом деле) или то, что он назвал меня своей невестой.       Невеста. Невеста Анхеля. Мне нравилось, что это значило, и все же я решительно не понимала, почему он сказал так, не спросив меня. Ведь предполагалось, что это решение принимать мне. И все же от осознания того, что он хотел этого, что ему это было важным, мне становилось спокойнее и легче.       — Невеста? — спросила я, скрывая от него облегчение, которое снова пришло с пониманием, что все произошедшее не оттолкнуло его, ведь он просил не вспоминать…       — Да, ты против? — шаловливо улыбнулся Анхель, будто гордясь тем, что удивил меня и тем, что мы косвенно коснулись темы нашей помолвки.       — Нет, — рассеянно и устало улыбнулась я, чувствуя, как этот день постепенно оставляет меня без жизненных сил.       — На этой приятной ноте думаю нам стоит дать Бланке отдохнуть, так как наше путешествие оказалось очень утомительным, знаете ли, — мягко, но в то же время непреклонно Анхель попытался всех сплавить, пытаясь обеспечить так необходимый мне покой. И никто не стал возражать.       — Ты решил уже? — спросила я, когда все вышли из комнаты, а Анхель присел возле меня и положил руки мне на колени, приблизившись ко мне. Он молчал, а я смотрела на него, словно пытаясь понять, что значат его слова. Сначала я оттолкнула его, отрицая его чувства и планы на общее будущее, затем смирилась с тем, что это невозможно, а когда он открыто сказал папе, что собирается защищать свою невесту во чтобы то не стало, я растерялась. — Даже не спросишь меня?       — А ты против? — улыбнулся Анхель, убирая локоны с моего лица, нежно, почти невесомо. — Я не представляю себе жизнь без тебя. Я не хочу пытаться строить свое будущее, если ты не станешь центром вселенной. Ты — моя жизнь. Я не отпущу тебя. Больше никогда.       — Ты не спрашивал меня, — тихо ответила я, стараясь скрыть улыбку. Слова никогда не были произнесены. Они много раз зависали между нами, но никто ничего не говорил.       — Да? Мне казалось я спрашивал, — подмигнул Анхель, улыбнувшись.       — Нет. Не спрашивал, ни разу, — покачала в ответ головой, пряча улыбку.       — Тебе нельзя давать выбор, снова убежишь, — поцеловал меня в лоб испанец, задержав губы под линией волос, — а я найду тебя. Везде найду. Всегда найду.       Я коснулась ладонью его щеки и провела большим пальцем по его скуле, чувствуя под рукой колкость четырехдневной щетины.       — Тебе не кажется, что я заслуживают предложения? Как любая другая девушка.       — О, предложение будет, — рассмеялся испанец, — но даже не думай, что сможешь избавиться от меня.       — Я разве пыталась?       — А разве нет? Все эти разговоры о том, что ты недостойна теперь меня. Да этого же никогда не будет. Ты всегда будешь моим сокровищем.       — Ты так красиво говоришь, — улыбнулась я, но я все равно жду свое предложение.       — Запомни, пожалуйста, очень простую истину: я никогда не говорю то, чего не думаю, и я никогда не делаю то, чего не хочу, — Анхель подмигнул мне, заканчивая наш спор, который мне выиграть было просто невозможно.       После осмотра доктора Метьюса мне едва удалось отправить Анхеля отдыхать, ведь он устал не меньше меня.       Анхеля пришлось выставить за дверь при осмотре, чтобы мне не было стыдно ещё и перед ним за свой вид, но потом он вернулся и не соглашался идти отдыхать, пока я не приняла снотворное, которое помогло мне уснуть без тревог и кошмаров. Анхель вернулся утром и был со мной большую часть времени, а когда он уходил, приходила мама, которая решительно взялась за меня и за мое восстановление, и всё же меня трясло от малейшей мысли о том, что было и визиты дяди Картера, отца Ами и Шона, который пытался выведать детали похищения, совсем не помогали мне успокоится. После каждого визита у меня случалась истерика, и у меня едва получалось успокоиться. Я просидела в своей комнате два дня, и легче мне не становилось. Вот в тот момент я поняла, что мне стоит отвлечься, поэтому я решила спуститься к завтраку.       Я замерла у входа в общую столовую. Столы убрали, и стало гораздо меньше людей за столом. Там кроме семьи и друзей из Испании была только Элита. Девушек из отбора осталось пятеро, а гости из Великобритании отсутствовали, явно говоря о том, что помолвка их больше не интересовала.       Все разговаривали, и, казалось, меня никто не замечал. Никто не ждал меня. Все думали, что и сегодня я останусь в своей комнате. Снова спрячусь от всего мира, притворюсь, что ничего и никого вокруг нет, но я попросила горничных помочь мне привести себя в порядок, спрятать под косметикой все видимые синяки и ссадины, чтобы выглядеть сносно или хотя бы прилично. Я хотела вернуть хотя бы часть былой Бланки, но я едва могла собрать ее по крупицам.       Сделав глубокий вдох, я сделала один шаг, затем второй, потом третий в комнату, и меня заметили. Хулия застыла на полуслове, у леди Ариадны дернулась рука с вилкой, мамина улыбка куда-то исчезла, а Ник, казалось, насторожился и стал совсем как папа, походить на безэмоциональную скалу. Только Джеймис не удивился и не потерял дар речи. Он вскочил из-за стола и, наплевав на этикет бросился ко мне, чтобы обнять.       — Как я рад, что ты решила присоединиться к нам, — он не хотел отпускать меня, ибо с моего возвращения не видел меня. Ему не давали, как и близняшкам. Чтобы не напрягать меня, чтобы не расстраивать их.       — Я тоже рада. Я скучала по тебе, разбойник, — улыбнулась я, запустив пальцы в его непослушные рыжие волосы. Обычно он злился и психовал, стоило кому-то прикоснуться к его волосам, но сейчас покорно позволял мне играть с ними.       — Больше не исчезай так. Пожалуйста, Блу, — Джеймис поднял на меня карие глаза и в них было столько волнения, что мне самой стало не комфортно. Как они все переживали за меня, особенно младшие, хотя я еще не видела близняшек. — Мы все очень-очень боялись за тебя.       — Обещаю, Джей. — Я поцеловала его в макушку и еще раз обняла, прежде чем отпустить его. — Всем доброе утро.       Я заняла свое место за столом, и вопреки осторожным взглядам всех присутствующих, я спокойно принялась завтракать. Волнение постепенно улеглось, все немного обвыклись, сидевшая рядом Мари подала мне сливки, и постепенно разговоры возобновились. На фоне оживленной беседы я старалась сохранять нейтралитет.       Сам завтрак уже был большим испытанием для меня. Казалось непривычным и даже неправильным снова сидеть тут, словно ничего не изменилось, словно все осталось прежним, но так и было, только меня все изменило, насколько сильно я сама еще не понимаю, но изменило. Стены давили, шум голосов, привычных и знакомых, словно пробирался под черепную коробку и там потихоньку точил мозг. Вся дружеская атмосфера играла на нервах, и я никого ни в чем не винила, но казалось еще немного, и я сорвусь. И все же истерика отступала, каждый раз почти выплескиваясь наружу, пряталась в глубины разума.       После очередного такого приступа я прикрыла глаза и вздохнула, а затем почувствовала прикосновение к моей ноге под столом и сразу вскинулась, но тут же столкнулась с испытывающим, а затем подбадривающим взглядом Анхеля напротив. Он улыбнулся и снова коснулся моей ноги своей, а затем что-то прошептал своими губами, я не слышала слов, но знала, что он говорил: часть прочитала по губам, часть догадалась.       «Все хорошо. Ты отлично справляешься»       «Спасибо», — неуверенно я улыбнулась в ответ.       — Сегодня такой хороший день, — начала тут же его сестра, когда стало очевидно, что завтрак подошел к концу, — я хочу прогуляться в саду. Бланка, составишь мне компанию?       — Да, конечно, — немного рассеянно ответила я, поднимаясь из-за стола.       Хулия… Я вздохнула с облегчением. Мне все еще было тяжело долго общаться с кем-то помимо Анхеля, родителей и Ника, но Хулия была мне как сестра, и я чувствовала себя с ней спокойно. Я бы не смогла сейчас выдержат чье-то другое общество, помимо самых близких, но завтрак пережила, значит постепенно все вернется на свое место…       Когда мы вышли в сад, я вздохнула с облегчением. Идея с завтраком казалась мне отличной, но это было до того, как я пережила его. Возвращение к обычной жизни казалось мне слишком тягостным и сложным. Могу ли я вообще снова жить как раньше, после того, что было? Способна ли я стать той, кого ждёт моя будущая семья и страна, которой мне тоже править. Не получат ли они лишь красивую обёртку, а внутри пустоту.       — Как же жалко это должно быть выглядело, — выдохнула я. В саду сейчас кроме нас были только три садовника, но они были слишком далеко, чтобы я беспокоилась. Сад мне нравился: стены не давили на меня, и большое скопление людей не душило. Здесь было хорошо.       — Ты держалась отлично, — подбодрила меня Хулия. Я вздохнула, зная, что она не позволит мне отчаиваться, как бы я не хотела поплакать и пожалеть себя, но я бы сделала для нее тоже самое, чтобы не случилось я была бы рядом, как и она сейчас. — Это ведь наши родные, им не нужно, чтобы ты сразу стала прежней.       — А Элита? Девушки Ника, — если бы на завтраке присутствовали только наши семьи все было бы куда проще, но там были девушки из отбора и им, я теперь отчётливо это понимала, не стоило видеть меня такой.       — Почему тебя вообще волнует, что они думают? Ты не обязана всегда быть идеальной, чтобы быть примером для них. Они дошли до Элиты, они должны уже понимать, что значит быть принцессой, — слова Хулии хоть и были резкими, но звучали мягкими. Я удивлённо посмотрела на нее: я знала, почему она недолюбливает всех оставшихся девушек, за исключением, пожалуй, Женевьевы, но она никогда не говорила о них столь категорично. Может пока меня не было случилось что-то важное?       — Почему ты зла на них? — спросила я ее, уже не думая о своих тревогах.       — Я просто устала. Вся эта ситуация: Ник, девушки, Карлос, она очень утомляет, — вздохнула она, и в ее взгляде я увидела смирение. Начала ли она принимать то, что это был тупик? Выход был всего один, и он был не тем, чего они оба хотели бы. — Подумай сама, ты скоро уедешь в Мадрид (Анхель — не Карлос, годами ждать свадьбы не будет), той, которая станет невестой придется справляться самой. Пусть лучше начинают привыкать, что ты не пример, а человек, попавший в ужасную ситуацию. Перестань заботится обо всех, кроме себя.       Мы повернули на одну из боковых аллей, и перед нами неожиданно появился Гиацинт. Не ожидала его увидеть, не так быстро, да и вообще сейчас он был последним человеком, которого я хотела бы видеть. Я смотрела на учителя танцев и на хорошего тебе знакомого, а видела его отца. Сначала я замерла как вкопанная ничего не говоря. Я пыталась все свести вместе и переосмыслить. У моего «дядюшки» должен был быть сообщник, кто-то, кто помог ему, кто позаботился о том, чтобы бастард короля Кларксона пробрался во дворец и чтобы он имел возможность похитеть одну из принцесс. Этим кем-то и был Гиацинт, как напоминание о том, что нельзя никому доверять.       — Бланка, что с тобой? — встревоженно спросила Хулия, — это всего лишь Гиацинт.       «Всего лишь Гиацинт виновато опустил голову, ничего не говоря, даже не пытаясь оправдаться. Он все знал, и он был тем, кто открыл дворец для психа, собравшегося причинить вред моей семье и почти уничтожившего моё будущее. Это из-за него моя семья пережила весь этот ужас, а я ему доверяла.       — Бланка, — попытался он что-то сказать, но не смог. Его голос оказался спусковым механизмом для моей расшатанной психики. Я бросилась в перед и стала бить по всему, к чему дотягивалась, а он меня не останавливал и не пытался защитить себя.       — Это все ты, это все из-за тебя. — Я колотила его пока могла. Била и плакала, но легче не становилось, но я и не останавливалась. Было некое освобождение от всего этого. — Это все из-за твоего отца.