Мой Эдем

      Я смотрю на твои розовые пухлые губы и представляю, как нежно провожу по ним своим влажным языком, а затем аккуратно прикусываю их. Пытаюсь создать картину нашей любви, запретной, пылкой, скоротечной, которая возможна лишь в моём больном воображении. Ты небрежно проводишь рукой по тёмным немного сальным волосам, взъерошиваешь их (я вздрагиваю при этом), самодовольно улыбаешься, ни на кого не глядя, когда твой блестящий ум выдаёт оригинальную, весьма забавную шутку. Кабинет раздражается преимущественно женским смехом. Я ухмыляюсь, как бы гордясь тем, что тот, кем я столь восторженно восхищаюсь в душе, является обладателем такого незаурядного умственного таланта помимо привлекательной внешности. Я невинно опускаю глазки с ярой надеждой на то, что, скромно поднимая их, встречусь с твоим взглядом. О, да! Ты бросил его, а я жадно поймала. Мой повелитель, ещё! О, блаженство, счастье, наслаждение! Ты прекрасен, великолепен! Всё. Глубокий вдох. Выдох. Успокоилась. Как в песне поётся? «Холодный рассудок и чёткая логика». Никаких бурных проявлений эмоций. Я вновь приклеиваюсь к тебе пронзительным взглядом и буквально впитываю каждую твою чёрточку, пока твой бархатный грудной голос залетает в уши и чрезвычайно медленно и (чего уж скрывать?) тщетно отыскивает место, где информация может усвоиться. Я хочу поцеловать твою морщинку на лбу, которая образовывается, когда ты стараешься доходчиво что-то объяснить, поднимая красивой формы брови и жестикулируя большой рукой. Затем ты задумчиво трёшь щетинистый подбородок, подбирая, видимо, более подходящие слова для объяснения темы. Вообще я не люблю, когда у мужчины волосы на лице и тем более борода, но, чёрт возьми, тебе эта негустая растительность безумно идёт, придавая твоим чертам мужественность и какую-то обворожительную небрежность. Почему же у тебя такой уставший вид, нежная любовь моя? У тебя и так небольшие глаза, а сейчас они стали ещё меньше из-за оттёка. Ты совсем не спишь что ли, ангел мой? Мне грустно видеть твои мешки под глазами и дряхлые щёки. У меня тоже такие непривлекательные складки есть по соседству со ртом. Хочется, сев на твои мягкие коленки, милым движением моих молоденьких пальчиков подтянуть растянутую кожу и потом прислониться тонкими губами, несравнимыми с твоими спелыми вишнями, к этим складочкам, как бы показывая, что я и их люблю до умопомешательства.       У тебя очень миловидное лицо. Мне странно осознавать, что такое красивое и рассудительное создание, как ты, чувствуешь себя порой непонятым и одиноким, несмотря на любящую жену и малолетнего ребёнка. Помню, как ты сказал когда-то: - В наше время считается необычным, если мужчина уже несколько лет женат и до сих пор не завёл себе любовницу. Его несвободные ровесники искренне и, я бы сказал, неприятно удивляются, когда, приглашая его на выходные в баню, получают отказ: «Нет, ребят. Я – к жене». Для них он – чудак. Не только верный, но и выбирает не баню с пивом и весельчаками-друзьями, а жену.       Хм, ты ведь о себе говорил, да? Как хорошо, что ты делишься с нами некоторыми событиями из твоей жизни, своими взглядами и мыслями. Это даёт возможность создать картину о твоём характере. И я люблю твой характер. Ты добрый, искренний, невероятно умный и немного высокомерный. Последнее меня не особо радует, так как заносчивый человек совсем неосознанно может глубоко ранить другого. Помню, ты как-то задал такой вопрос на уроке: - Как вы думаете, как католики обращали протестантов в свою религию?       Звучали разные варианты смельчаков, которые ты признавал неверными. Я жутко боялась показать свою глупость и несообразительность, поэтому упорно хранила гробовое молчание. Внимательно наблюдая за лицами предполагающих новые причины перехода протестантов в католицизм, за их неловким смущением при твоём уверенном мотании головы из стороны в сторону и бархатистым, ласкающим слух «нет», я осмелилась обронить идею, которую уже преподносила тебе одна моя одногруппница, в изменённой форме при неизменённом содержании. - Может, всё-таки они им давали деньги? - Вы куда-то уходили что ли, пока я отвечал?..       После твоего ехидства по уютному маленькому кабинету, который я, имея возможность любоваться тобой два часа, обычно не покидаю, разлился здоровый весёлый девчачий хохот. - Опять же говорю: нет! Вот вы бы брали деньги у тех, кто убил ваших родителей? – подразумевая религиозные войны и испепеляя меня взглядом, ты неодобрительно сжимал пухлые сладкие губы. - Ну если, например, есть нечего, то – да.       Ты явно был недоволен. Отрицательно качал головой и спрашивал, если ли ещё у кого какие-нибудь мысли.       Жестокий, ты меня обидел, неприятно обжёг сердце. Я была готова провалиться сквозь землю и даже некоторое время не смотрела на тебя, на твои округлые щёки, соблазняющие губы и аккуратный красивый нос. Но я не могу на тебя долго злиться, и поэтому мы скоро вновь обменялись совершенно незначительным для тебя и необходимым для меня взглядом, с помощью которого я, надеюсь, смогла намекнуть на вызванную твоим сарказмом досаду, смешанную с чувством вины за свою бестолковость и с чувством преклонения перед величием и в то же время необыкновенно колкой остротой твоего ума. Кстати, ответ на твой вопрос вроде был таков: величие католических храмов, потрясающую до глубины души красоту которых некоторые протестанты принимали за благословение Божие, способствовало привлечению внимания людей другой веры. Никогда бы не додумалась.       У тебя странное расположение учащихся в кабинете из-за его размеров, как я понимаю. Твою обитель условно можно разделить на две части: за колоннами и перед колоннами. За белыми квадратными колоннами – окна, растения, стеллажи с книгами и застекленная дверь в малюсенькое помещение, которое ведёт в ещё одну комнатушку, где стоит большой, довольно старый, но исправно работающий компьютер. Вот эта комнатушка открывает проход в «лаборантскую». Так, кажется, вы, педагоги, называете эту необычайно уютную каморку, лишённую окон. Изумрудные с коричневыми мазками стены этой горницы, заваленной книгами, подушками и чаем, словно подсвечиваются. Я была в твоих прекрасных покоях, когда готовилась к НПК и нуждалась в компьютере и крепком сладком чае. Я была восхищена простотой уюта со вкусом обставленной комнатки. Не мудрено, что каждую перемену ты ходишь туда и непременно опаздываешь на урок.       Перед колоннами за учительским столом восседает твоя статная фигура, а перед ней полукругом расставлены парты, которых на всех студентов не хватает. Поэтому вплотную к трём стенам прикреплены мягкие, оббитые замкожей диваны. Прямо напротив тебя на диванчике сидит молчаливая, не сводящая с тебя глаз девочка. Вот эта странная особа – я.       Я люблю тебя. Точнее мне очень хочется сказать так. Я безумно, отчаянно, невообразимо одинока в этом страшном, противоречивом, жестоком мире. Мне нужна опора, защита, мужская любовь и забота. Ты невероятно умён, и этим каждую нашу встречу покоряешь меня, всё больше привязывая к своей необыкновенной натуре. Ты способен на сильные чувства, так же как и я. Мне невыразимо хочется иногда поплакать у тебя на плече, чтобы ты своей крупной уже немолодой, но сильной рукой гладил меня по спине, утирал солёные слёзы, успокаивал утешительными, соболезнующими речами, одаривал то нежными, то страстными поцелуями. Ты ещё не нашёл Бога, несмотря на обманчивое спокойствие, уверенность, терпеливость взрослого опытного человека. Мне хочется думать, что ты ещё не встретил любовь всей твоей жизни. Я хочу слияния наших душ. Это же не просто красивые слова. Я желаю стать с тобой одним целым. Пусть твои потребности, мечты, стремления станут моими, язвы на сердце будут общими, а любовь – действенное оружие против несправедливости и грубости реальности, против слабости и пассивности нас самих!       Умоляю: позволь порой мне тешить себя этими глупыми, невозможными фантазиями. Конечно, ты не бросишь жену и сына, но пусть в моём приторно-сладком мире мы вместе непростительно, непозволительно, невероятно счастливы. Твои розовые пухленькие губы открываются и закрываются, вновь открываются и вновь закрываются. Я поднимаюсь на поверхность своих мыслей, возвращаюсь в осточертевший, абсолютно чуждый, непонятый мною мир. Понимаю, что отключилась и только сейчас вникаю в смысл твоих слов. Ты покидаешь своё рабочее место, чтобы написать имя итальянского художника эпохи Возрождения. Одет ты просто, без пафоса: брюки на ремне, чёрная кофта с круглым вырезом, облегающая твой выпяченный небольшой живот, и тёмно-серый пиджак. Я хочу помассировать твои плечи, сидя на твоих мягких бёдрах. Я бы старательно работала крупными руками, желая доставить тебя удовольствие, расслабление тела и тишину души, чтобы стрелка показателя внутреннего состояния указывала на «штиль». Я хочу наслаждаться твоим счастьем и умиротворением, засыпая в обнимку.       Помню, тебе как-то стало жарко зимой, когда включили в колледже отопление. Ты извинился и снял свой бежевый свитер. Я жадно пожирала тебя глазами, желая как можно лучше запечатлеть этот момент в памяти. Некая сводящая меня с ума эротика была в твоих действиях. Я вся напряглась, когда ты пустил в свои тёмно-каштановые волосы руку, желая придать испорченной причёске былой вид. Меня просто неудержимо тянет к тебе. Я вожделенно закусываю нижнюю губу при воспроизведении этой картинки в моей голове, но просто спать с тобой бы я не хотела. Спаси меня. Убереги от ужаса, творящегося в моей жизни по моей же вине. Сделай меня счастливой, успешной, трудолюбивой. Защити от преждевременной смерти – пугающего меня саму безразличия ко всему. Окружающее приносит страдания. Я замыкаюсь в себе. Я растворяюсь в своих грёзах. Я умираю каждый день. Я боюсь уйти из жизни, так и не познав взаимной беспрепятственной любви.       У меня ничего не получается. Для чего я пришла в этот мир, если всё валится из рук? Если я ощущаю себя глубоко несчастной, никем непонятой, чужой для всех. Нет близкого друга, которому я могла бы высказать все свои переживания, сомнения, мрачные мысли, который мог бы разделить сердечную муку, сгладить недовольство собой, смягчить горькую ненависть к себе, когда хочется в виде наказания сделать себе физически больно. Спаси меня. Это состояние невыносимо мучает меня. Я не могу дышать полной грудью: слишком отчётливо вижу свою слабость, не имея сил побороть её. Никто не может понять этой войны, из которой обязательно кто-то не выйдет живым. Я тешу себя надеждой, что ещё не всё потеряно, что ты, великодушный, сможешь вытащить меня на берег.       Моя душа взывает к твоей, презрев земную плоть. Огради меня от этого хаоса. Сделайся моим ангелом. Вдох. Выдох. Я вернулась.       Помню последний наш урок перед летними каникулами. Ты тогда был очень мил и свеж, как распустившийся молодой и сильный цветок. Видимо, светлые мысли о скором отдыхе расслабляли тебя. Ты тогда произнёс очень приятно поразившие меня слова. Я тешу себя надеждой, что в них скрывался намёк, адресованный мне. Позволь же мне мечтать, милый друг. Ты ведь глядел на меня так нежно, так робко, так ласково… - Надеюсь, я сумел пробудить в вас симпатию к искусству. Через пару лет, вы уже будете взрослее. Взгляды изменятся. Появится понимание того, что сейчас для вас покрыто мраком. Мы с вами сможем побеседовать о других разных интересных вещах. Уверен, мы найдём общий язык.       Фантазии. Знаю. Но в моём воображении мы давно дышим вместе, растворяемся в объятьях друг друга, тонем в океане неудержимой, всеобъемлющей, обжигающей душу страсти. Наши тела сливаются в одно целое. Меня бросает в дрожь от твоих прикосновений. Твои поцелуи вызывают странное ощущение в животе. Я падаю и разбиваюсь вдребезги. И мне это невыносимо приятно. Я полностью в твоей власти, а ты – в моей. Мы танцуем, двигаясь в одном ритме. Мы идём по одной дороге и в одну сторону, в сторону божественного света. Там, в моём воображении, ты – мой муж, а я – твоя жена. Мы дарим любовь друг другу. Наши души открыты и чисты. Мы невинны и откровенны в нашем полноценном проявлении чувств. Больше нет боли, нет терзающей тоски, нет ощущение собственного ничтожества. Есть только вытесняющая весь ужас и отчаяние из сердца любовь. Есть только ты, я и Бог, создавший нас за тем, чтобы мы познали сладкую негу слияния тянущихся друг к другу душ.       Но когда-то всё равно приходится опускаться на землю, как бы тяжело это не было, ибо там, в моём собственном Эдеме, который никогда и никому у меня не отнять, и в котором ты неотделим от меня, нет жизни, там – только мечта, возможность уйти от мучений. Я продолжаю жить, стараясь выпутаться из окутавшей меня тьмы, но когда она начинает меня душить и мне требуется глоток свежего воздуха, я знаю, что делать. В любой момент ты можешь опять стать моим Адамом, а я – твоей Евой. В любой момент мы можем очутиться в раю, и нам будет превосходно плевать на Древо Познания добра и зла с запретными плодами. Просто мы абсолютно в любой момент можем очутиться в моём Эдеме.