Что-то цитрусовое... и немножко табак (полная версия)

             Я заснула! Я заснула в машине сволочи Шереметева, пока он вёз меня неизвестно куда и неизвестно зачем.       Чёрт, неужели мне настолько всё равно? Или это нервное?       Неохотно разлепив глаза и осознав, где я нахожусь, чему очень помог Шуркин затылок, нахально торчащий у меня перед глазами, я решила отрабатывать свою репутацию девицы, болтающей исключительно глупости.       – Шере… – нет, не буду называть по фамилии, мой любимый вариант его имени Шереметева раздражает сильнее: – Шурка, сволочь рогатая, куда ты меня везёшь?       – Почему «рогатая»? – о-о-очень логичный вопрос он задал, вам не кажется?       – Потому что козёл! – рявкнула я, окончательно просыпаясь.       Он засмеялся... Он засмеялся!       – Мы приехали пять минут назад, эльфёныш!       – Не называй меня… Как приехали?! – я завертела головой.       Мерседес стоял среди высоких сосен рядом с двухэтажным домом.       –Ты, маньячина позорный! Куда ты меня притащил? Извращенец! – я даже подпрыгнула на сиденье.       – «Шурка» мне нравится больше, – задумчиво пробормотал извращенец и маньяк, но получив затрещину от очень нервной жертвы, сердито добавил: – Смею напомнить, ты сама залезла в мой автомобиль. Без разрешения, смею напомнить.       Шереметев вышел из машины на редкую травку, сплошь покрытую сосновыми иглами, и распахнул дверцу для меня.       – Не выйду! Отвези меня в город!       Он ухмыльнулся.       – А ты вызови такси. Хочешь, скажу адрес? – заметив выражение моего лица, Шурка заржал, скотина. – Что? Мобильник опять утопила? Или сожгла?       – Зарезала! – ответила я на его гнусные инсинуации, чистую правду, надо сказать, ответила, после чего гордо вышагнула из авто.       Сейчас отберу у Шурки его сотовый и вызову папу. Он давно хотел набить морду этому поганцу, вот пусть и сбудет мечту. Мечты пап должны сбываться!       Но если невезуха, то невезуха! Гордо из автомобиля мне удалось выставить только одну ногу, появиться гордо целиком не получилось. То ли в результате моих обезьяньих прыжков от семейки Луковых, то ли в результате неравной борьбы с напольными ковриками Шуркиного мерседеса, но каблук с моей правой итальянской – точно итальянской, я коробку видела! – туфли бесследно исчез. Исключительно поэтому я покачнулась и упала прямо в руки Шереметева.       Эта скотина самодовольно улыбнулась.       Развлекаешься? За мой счёт? Я тебе покажу!       С силой оттолкнула от себя Шурку. Ну как оттолкнула? Попыталась. Мои почти пятьдесят против его почти девяноста… Шереметев захохотал.       К своей чести хочу сказать, что смеялся он недолго. Каблук на левой итальянской меня не подвёл, а реакция у Шурки притупилась. Раньше он бы моего выпада не пропустил. Наташка, наверное, его только в лобик целует!       В результате я узнала ещё пару нецензурных прилагательных и один глагол, но на свободу вырвалась.       И тут до меня дошло! Пока Шереметев хватался за ногу и костерил меня в изысканных выражениях, дошло!       – Ты что, г-гад, действительно подумал, что я специально к тебе в машину запрыгнула? К тебе? Ты, подумал, что я хочу опять… с тобой?! Да ты! Да я… Да я тебя!..       Он очень резво отпрыгнул, очень. А я, забыв, что одна нога у меня временно на десять сантиметров короче другой, ринулась за хромающим ублюдком. Догоню – покалечу! Постараюсь, во всяком случае.       Я целый год старательно, как я умею, вычёркивала Шереметева из своей жизни.       Я переехала к тётке на другой конец города.       Я не пошла на долгожданную практику к Николаю Александровичу, НикСанычу – любимому преподавателю процесса, только потому, что он был Шуркиным отцом.       Я написала заявление о переводе в другой поток только бы не видеть Шуркину мать, хотя она так классно читала предпринимательское право.       Я вычеркнула из воображаемого списка друзей всех наших общих с Шереметевым знакомых, хотя это было совершенно несправедливо по отношению к ним.       Я стёрла из памяти всех своих девайсов общие с Шуркой фотографии… Вру, на самом деле, я стёрла все фотки, начиная с первого курса.       Я, наконец, выкинула все Шереметевские футболки, успешно мною у него экспроприированные и такие любимые, такие родные.       Чёрт! Я обрезала под корень свои волосы! Только потому что он любил зарываться в них лицом после того как...       Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я почти справилась. Почти! И теперь это самодовольное чмо считает, что я запрыгнула в его машину, чтобы, так сказать, оживить наши отношения?!       Мне вдруг резко расхотелось существовать на этой планете, я прекратила погоню за охромевшим Наташкиным суженым и шлёпнулась на землю. Да пошли все они лесом. Хочу домой, к мамочке и папочке. А Шереметева не хочу. Ни в каком виде.       – Вставай, простудишься, – неожиданно посерьёзневший, он подошёл ко мне.       Не буду с ним разговаривать.       – Лия, вставай.       Я стянула туфли, целую и покалеченную, и задумчиво их порассматривала. Жалко.       Шереметев протянул мне руку. Игнорирую.       – Эльф, не будь ребёнком. Пойдём в дом. Земля холодная.       Ага, холодная. В конце июня, в средней полосе России. Ври кому другому.       Шереметев потоптался вокруг меня, зачем-то попинал сосновые и иголки и сел. Очень близко ко мне сел.       – Земля холодная, – как попугай повторила я.       Не хочу сидеть рядом с ним! Моя истерика – это моя истерика. И нечего примазываться, когда я реветь собираюсь.       – Умрём от переохлаждения вместе.       Покосилась на идиота. Шереметев блаженно улыбался. Как идиот, ага.       Попыталась встать. Он не дал, схватил за руку, отобрал и отшвырнул в сторону туфлю. Левую, целую!       – Земля холодная, – напомнила я.       – Плевать.       Вот взрослый же человек! Двадцать семь лет почти! А ведёт себя как мальчишка. Я попыталась настучать ему по голове правой туфлей – не жалко, всё равно каблук потерялся – он ловко перехватил мою руку и рванул со всей своей дурацкой силой на себя.       Чуть руку не оторвал, сволочь.              И я его не целовала. Он сам! Сначала.              …Ну и потом – от его волос так потрясающе пахнет цитрусами и немного табаком…