Пока бьется сердце...

      С высоты птичьего полета мерцавший волшебными огнями Нарготронд выглядел созвездием красоты на земле Белерианда. Город был расположен в окруженной горами тайной долине. Его улицы террасами сбегали вниз, к небольшому и чистому озерцу и мало что на свете могло сравниться с этим зрелищем. Невесомые, ажурные арки взлетали над морем цветущих деревьев. Стрельчатые шпили соперничали с ними в красоте, возносясь в небо подобно тонким серебряным иглам. Те части домов, что не были скрыты в пещерах и садах, представляли собой легкие беседки. Каждая из них обладала уникальной формой, но при этом гармонично вписывалась в общий замысел.       Эльфийский город, сиявший, словно воплощение красоты, запечатленной в металле, дереве и камне, был наполнен жизнью и радостью. Отовсюду слышались веселые песни, и смех. Празднование Летнего Солнцестояния было в самом разгаре и все жители Наргатронда собрались вокруг озера, чтобы насладиться музыкой и танцами.       А впрочем – не все. Двое расположились в маленькой белоснежной беседке на верхней террасе, любуясь догорающим на западе пламенем заката и густой синевой вечера, медленно расползавшегося по небосводу. Они сидели на белой скамеечке слегка касались друг друга плечами и смотрели, как прозрачно-синий и светло-серый сменяются глубокими, темными тонами; как медленно загорались необычайно яркие, звезды, освещавшие город.       Первый, без сомнения, принадлежал к человеческому роду. То был высокий и статный воин, исполненный горделивого величия и несущий печать скорби на суровом и мужественном лице. Его длинные волосы были черны, а светло-серые глаза казались алмазами в обрамлении темных бровей. Даже по случаю праздника он не расстался с начищенной до блеска вороненой кольчугой и длинным черным плащом, мягкие складки которого плавно стекали вокруг его стройной фигуры. Рядом с ним на скамейке лежал шлем, откованный из серой стали, изукрашен золотом и покрытый вязью эльфийских победных рун. На гребне шлема гордо красовалась золоченая фигурка дракона.       Подле него, по левую руку, расположилась эльфийская дева, чья горделивая осанка и стать выдавала в ней принадлежность к королевскому роду. Ее раскосые, миндалевидные глаза казались темно-синими, словно летняя ночь и сияли на бледном, лишенном возраста лице, с мягкими и плавными чертами. Длинные, слегка вьющиеся, чудесные и мягкие кудри, отражавшие свет заходящего солнца, рассыпались по ее плечам, спине и талии, резко контрастируя с восхитительным платьем муарового шелка цвета закатного пламени. Лиф с глубоким вырезом плотно облегал фигуру, а юбка расходилась от бедер пышными складками, сзади превращаясь в длинный, роскошный шлейф.       Турин и Финдуилас проводили этот вечер наедине, скрываясь от любопытных глаз. Их беседа была легкой и ни к чему не принуждающей. Они вновь обсуждали людей вообще и дом Хадора в частности. Эльфийка с интересом слушала рассказы собеседника, его воспоминания о той жизни, когда его родина еще не была захвачена полчищами вастаков, а его соотечественники не превратились в рабов. Закончив рассказ Турин замолчал. Лицо его стало суровым, глубокие морщины прорезали лоб, а светло-серые глаза потускнели, словно от печали:       — Мне радостно говорить с тобой, госпожа Финдуилас. Ты похожа на моих родичей, и в то же время не похожа на них. В тебе прозреваю я величие королевы. Воистину ты подобна солнечными бликами, пляшущими на заводях Иврина. Хотелось бы мне иметь сестренку столь же прекрасную, – произнес Турин неожиданно.       Принцесса скромно опустив глаза, когда услышала этот неумелый, но искренний, а от того затронувший сердце комплимент. Несколько мгновений она даже порывалась взять молодого человека за руку, но никак не могла решиться сделать это. Турин воспитывался в потаенном королевстве Дориат; он не мог не знать, что эльфы очень сдержаны и робки в том, что касалось физических прикосновений, которые можно расценивать как личную симпатию и даже сердечную привязанность. Поэтому она сдержала свой порыв и продолжила беседу.       — Почему ты не назвал мне свое настоящее имя, Турин? – эльфийка решилась задать вопрос, который уже давно мучил ее. Когда они впервые встретились, он назвался Агарваэном, но через некоторое время принял другое прозвание Мормегил, данное ему эльфами Нарготронда из-за особенного меча, которым он владел. И лишь недавно ей удалось узнать его настоящее имя. Но самым обидным было не то, что он лгал ей, а то что правду она узнала не от него, а от своего бывшего возлюбленного Гвиндора, который просто хотел насолить ей.       — Почему? – Турин сцепил руки в замок. – Поверь, у меня были причины назваться фальшивым именем.       — Турин... – начала Финдуилась, но молодой человек перебил ее. В его серых глазах вспыхнул гнев.       — Не называй меня так! Это уже не мое имя. Я отрекся от него, чтобы Проклятье не следовало за мной!       — Турин! – воскликнула эльфийка, пытаясь привести человека в чувство, и он замолчал, стыдясь своего гнева. Но она не злилась на его за эту вспышку. В ее глазах светилось лишь сочувствие и сострадание.       — Я не могу... – мрачно ответил Турин. – Поверь, у меня есть причины не пользоваться этим именем... Проклятье преследует меня, Фаэливрин. Она ничего не ответила, но и не опустила глаз, продолжая смотреть ему в лицо. И хотя на сердце ее легла тень, эльфийка не могла заставить себя отвести взгляд от милого лица.       — Это... Проклятье в тебе самом, а не в твоем имени... – наконец прошептала она, придвигаясь ближе и беря его руку в свою. Пальцы Турина чуть заметно дрогнули, ощутив нежное прикосновение Финдуилас. Заметив это, она осмелела. Подалась вперед и поцеловала его. Очень осторожно, почти целомудренно коснулась губами его губ.       — Я не могу... – еле слышно прошептал молодой человек; его голос был хриплым и тихим, а дыхание сбивчивым и неровным. – Финдуилас... если ты полюбишь меня, то станешь частью моего Проклятья.       — Тогда уже слишком поздно... – так же тихо ответила принцесса. – Потому что я уже люблю тебя.       На лице Турина отразилась жестокая битва чувств. Лояльность, любовь, печаль, гнев и боль – все смешалось в такой тугой клубок, что уже невозможно было понять, где начинается одно и заканчивается другое. Однако Финдуилас, не смотря ни на что, видела, отчетливо видела в этом хаосе чувств, что Турин тоже любит ее.       Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, видя в них отражение собственной, запретной, потаенной любви. Не в силах больше сдерживать охватившие их чувства они заключили друг друга в страстные объятия. Эльфийка осторожно коснулась руками его гладко выбритого лица и потянулась губами к его губам. Турин ответил на прикосновение, правой рукой обхватив принцессу за талию, а ладонь левой положил ей на шею под волосами, вызвав мурашки. Их губы соединились, и мир закружился вокруг влюбленных в мягком вихре розовых лепестков цветущей вишни, подхваченных порывом теплого летнего ветра.       Из-за того, что оба были слишком осторожны и хотели показать себя с лучшей стороны, поцелуй получился недостаточно изысканным и неуклюжим. Когда их контакт завершился, и они смогли расплестись, Финдуилас увидела, что светло-серые глаза Турина сияют ярче звезд в вышине, а обычно бледное лицо покрыто лихорадочным румянцем. В этот раз он сам взял ее за руку и это простое прикосновение пронзило ее сотней крохотных иголочек.       Обнявшись и ни слова ни говоря они отправились в опочивальню эльфийской принцессы. Переступая тихо, словно преступники или беглецы, скрываясь в тенях от бдительных взглядов городских стражников и случайных глаз захмелевших жителей они медленно пробирались к желанной цели. Минуя подземные галереи, переходы и чертоги, украшенные тысячами статуй, высеченных руками искусных скульпторов и резчиков по камню.       Эльфийка и человек бесшумно скользили по мозаичному полу, выложенному из опалов, гранатов и агатов. И лишь мягкие, шелковые складки ее алого платья и его черного плаща шелестели при каждом движении. Развешанные на стенах широкие зеркала, сделанные из черных обсидиановых плит, ловили отражения влюбленных, словно пытаясь запечатлеть их. А волшебные фиалы освещали им путь. Кристаллы горного хрусталя, оплетенные сетками из тонких мифриловых цепочек, сияли не угасающим внутренним светом, который чудесным образом помогал отыскивать дорогу в темноте. Благодаря ему Турин и Финдуилас без приключений и происшествий добрались до цели.       Наконец, в личных покоях принцессы Нарготронда влюбленные принялись торопливо избавляться от своих одежд. Это оказалось не так-то просто – слишком много шнуровок, петелек и крючков пришлось развязать, распутать и расстегнуть, чтобы два жаждущих любви тела, смогли соприкоснуться в нежном объятии. Финдуилас чувствовала, как колотится в груди ее сердце и подкашиваются ноги, когда она сражалась с заклепками его камзола, а Турин, почти потерял голову от страсти, расшнуровывая завязки корсета. Только уважение к возлюбленной удерживало его от того, чтобы начать срывать с нее одежду яростно и страстно.       Обнажившись Турин и Финдуилас несколько мгновений просто смотрели, любуясь и изучая друг друга. Затем эльфийка опустилась на роскошную кровать с легким, отдернутым пологом. Лучи звезд и Луны, повисшей в темно-синем океане безбрежного, ночного неба проникали сквозь ничем не закрытое окно вместе с теплым, летним воздухом и подрагивали на шелковых простынях от каждого движения Финдуилас. Это было действительно волнующее зрелище, от которого у Турина дух захватывало, а сердце начинало бешено колотиться в груди.       Турин положил руку на ее обнаженное округлое бедро, медленно поглаживая нежную кожу. Эльфийка слабо застонала, каждое прикосновение чутких пальцев обжигало ее. Она закрыла глаза, но человек продолжал смотреть на нее, улыбающийся и влюбленный. Затем Турин обхватил руками ее груди, мягкие и упругие, нежно лаская их и целуя отвердевшие соски, с наслаждением зарываясь лицом в их мягкую плоть. Финдуилас крепко обняла любимого ногами, словно навсегда хотела оставить его в этом нежном плену, а потом, повинуясь его прикосновениям, откинулась на мягкие подушки, разметав свои чудесные волосы, подобные золотистой пелене. Ее руки ласкали его мускулистое тело, покрытое многочисленными шрамами былых сражений.       Их губы вновь встретились в долгом, головокружительном поцелуе, стократ более сладком, чем тот первый, в беседке. Когда их тела в первый раз соединились, Финдуилас поняла, что означает слово любовь. Разумеется, до Турина она уже увлекалась мужчинами, но ее бывший возлюбленный Гвиндор был слишком неуверенным и робким наедине с принцессой. Турин же напротив видел в ней рвущуюся к любви женщину, и любил ее. Жадно, горячо страстно. Никогда до этого она не испытывала столь пламенного, экстатического наслаждения...       ...Вознесшись на пик они низверглись в темную бездну удовольствия, а потом долго лежали без движения в объятьях друг друга. А затем Финдуилас приподнялась на локте и посмотрев в лицо возлюбленного, произнесла:       — Турин, я знаю, над тобой довлеет Проклятье... что тебе отмерена полная горечи Судьба... но не бойся, чаша сия минет тебя. Я позабочусь об этом. – и прославленный воитель не нашелся, что ответить. Лишь покрепче прижал эльфийку к себе и поцеловал. Он понимал, что сегодня, в эту волшебную ночь Солнцестояния, между ним и Проклятьем встала Финдуилас. Его защитница. Его спасительница. И до тех пор, пока бьется ее сердце он может быть спокоен. Судьба не найдет его. Рок не обрушится на него. Проклятье Моргота не свершится.       Но лишь до тех пор, пока бьется ее сердце...