Мгновенье бытия с тобой.

Хэй. И снова на связи я, вот, пишу между строк. Видимо, Фрай имеет на меня слишком большое влияние, ибо нет подарка лучшего, чем я придумала (и который захотела осуществить сим интересным образом). Я каждый год старалась делать что-то особенное и все такое, но в этот раз я буду проще и просто расскажу о том, о чем мы с тобой, возможно, вспоминаем не так часто. Мы любим мечтать о будущем, говорить, что будем гулять по ночам по вымощенным плиткам улочкам… но мы так редко вспоминаем о том, что происходит с нами сейчас. Я не знаю, почему боюсь об этом говорить в открытую. Честно, в моей голове существует лишь одна боязнь: что когда-нибудь, находясь так далеко друг от друга, мы вдруг поймем, что изменились слишком сильно, чтобы вновь стать друг для друга теми людьми, которыми мы были все эти годы. И «все эти годы», как ты понимаешь, не просто пафосные слова в каком-то пацанском паблике, что постит картинки винишка и сигарет под грустную музычку по вечерам. Мы действительно уже пережили очень много, слишком для того… для того, о чем я и боюсь мечтать. Впрочем, безусловно, сегодня я хочу говорить о радости, которая наполняет меня каждый раз, когда я думаю о том будущем, которое мы придумали. Только вот не знаю, станет ли оно нашей реальностью настолько, насколько способны представить ее наши бренные умы. И пусть это просто поток слов, что льется из меня будто то самое винишко из горла какого-то почти умершего от передозировки наркомана, но я вкладываю в него действительный смысл, тот, который существует за тем, чтобы рассказывать дорогим людям о беспокоящем тебя, о том, что мы никогда не сможем упомянуть в диалоге невзначай, просто потому, что боимся ранить друг друга. Так вот, давай обратимся к тому, что мы имеем сейчас. Ты знаешь, что принадлежишь к той категории людей, что заслуживают моего безграничного уважения и «щенячьей» (по мнению некоторых неблагородных личностей) преданности. Ты та персона, ради которой я не только в огонь и в воду, а через тысячи километров пешком, ночью в мороз и снегопад (да, может и не представлялось показать подобное рвение, но верь, если бы это действительно понадобилось настолько сильно, насколько я смогла бы себе это позволить – я бы уже была рядом, с пледом и кружкой горячей камры). Может быть только с тобой я могу говорить о том, о чем стесняюсь говорить с другими дорогими мне людьми, просто потому что мне кажется, что ты видела все, тебя невозможно ничем удивить. А их, несмотря на лояльность и любовь ко мне, я не хочу пугать той темной для многих стороной, что радугой льется из моего сердца. Насколько бы они не были бы терпимы, насколько толерантно не относились бы ко всяким человеческим стереотипам, придуманными недалекими людьми из захолустий этой Вселенной, возможно, они просто отвернутся, впадут в ступор, узнав обо мне нечто большее, о существовании чего они имеют лишь представление, но не опыт. Ты можешь быть хоть сколь много толерантен на словах, но, когда ты увидишь человека, к которому якобы толерантен, ты все равно на секунду задумаешься, стоит ли к нему хорошо относиться и почему миллионы людей по всему миру скорее дадут ему по лицу увесистой рыбиной, нежели протянут руку помощи и приветливо кивнут, приглашая войти в свою жизнь. Вот, вот почему мне и не хочется говорить с ними об этом так, будто это в действительности касается меня. Этот секрет не делает меня от них дальше, я люблю их безмерно, но делаю сию странную вещь, во многом губительную для настоящих дружеских отношений, только для того, чтобы сберечь их и без того расшатанное жизненными неприятностями состояние. Кто знает, как оно все обернется, если они увидят в своем друге настоящего монстра, который монстр только по той причине, что многим людям хочется его таким видеть. Так вот, возвращаясь к тому, от чего мы отошли. Ты не боишься открывать в людях монстров, потому что прекрасно знаешь: любого можно обуздать, вручить ему молоко и печеньки, а затем погладить по голове – сразу станет белым и пушистым. Мне же ты можешь и не давать молоко и печенье, мне просто нужны твои объятия, твое тепло и пальцы. Ну, и плечо, желательно. Думаю, по росту как раз подойдет. Да, может показаться, что я говорю совсем не о настоящем, а вновь о какой-то проблеме, что существует лишь глубоко в нашем сознании. Нет, сейчас я расскажу о том, о чем мы во многом боимся себе признаться. Знаешь, та пустота, что окружает нас ежедневно, пустота сердец тех людей, что мы любим или что хотим любить. Пустота и совершенно незнакомых сердец, померкнувших под натиском ненависти к миру. Мне бы хотелось вложить в них хоть чуть-чуть той любви, что я испытываю ко многим людям, даже не будучи рядом с ними. С некоторыми людьми я не могу общаться так прямо, но мне безумно нравится наблюдать за их жизнью; мне важен каждый их случайно брошенный жест, каждая фраза и телодвижение. Впереди у нас тоннель, из которого нет выхода. Мы погружаемся в пучину того, что зовется взрослой жизнью. Ты уже на пороге, а я на подходе. Наша взрослая жизнь, быть может, начнется по-разному, но итог один и тот же – бесконечно увязнувшие в необходимостях, замкнутые среди желаний и бесконечных мечт, что мешают жить «нормальным людям», для которых жизнь – рутина – любимая и прекрасная, та, что дает возможность вдохнуть кислорода среди недели, а потом считать воскресенье своим законным выходным, тратя его впустую на пролистывание ленты в социальных сетях, наслаждаясь банальным полетом в никуда. И нет в этом красивых мыслей или поэтичных строк, это суровое бытье, с которым мы вот-вот встретимся. Знаешь, те люди, что всерьез сопротивляются этой привычной всему миру рутине, большинством признаны какими-то странными, чуть ли не психически больными. Но мы-то знаем, что больны были всегда, без шанса на выздоровление. Мы используем сейчас, чтобы выдохнуть спокойно тогда, когда у нас больше не будет выхода, когда за нами захлопнется дверь во «взрослый мир», который еще ужаснее и мрачнее. Я вижу этот мир через призму континентов. С высоты облаков, с которыми мы вот-вот встретимся. Я отхлебну из той чаши, в которой он расположился, а ты же увидишь его прямо лицом к лицу. Нам нужно просто стоять, моя прекрасная Анастасия. И главное – не разбиться. Мы боимся идти вперед, мы хотим жить мечтами просто потому, что завтра – не значит лучше. Завтра не значит, что все наши мечты сбудутся, или что мы не изменимся. Возможно, все поменяется за этот год, который тебе остался до «свободы» (весьма относительной, надо признать; ускользая из пут родительского контроля, мы попадаем в путы более крепкие – путы обязанностей обществу, которое временами мы склонны оббегать за несколько сотен несчастных метров), а мне до порога, на котором ты сейчас стоишь. Я хочу держать тебя за руку весь этот путь, так дай же мне ее, пожалуйста. Я надеюсь, что нам будет легче друг с другом, если мы действительно будем осознавать, насколько каждый из нас необходим для другого, насколько каждый дорог и близок другому. Я хочу обнять тебя прямо сейчас, и сделаю это. Может быть в тысячный раз также ментально, как и прежде, но просто для того, чтобы однажды ты ощутила мои холодные руки на своих плечах и поняла, что все эти годы на самом деле ничего не значат, а значит лишь то, что существуем мы, здесь и сейчас, в относительно объективной реальности, где мечты – посыл нашей будущей реальности. Надеюсь все, о чем мы мечтаем, чего хотим и к чему расположены сердцем сбудется, как самое прекрасное настоящее, что мы только можем заполучить. А если не сбудется – мы плохо постарались. Так давай же постараемся так хорошо, как не могли стараться ни разу в своей жизни, потому что думали, что знали предел своим возможностям. Just do it.