Змей

    Томас Генри Гексли всегда улыбался. Ребёнок, брошенный в роддоме, воспитанный в аскетичной манере современных детдомов, оставался персональным солнцем всех находящихся в этом детском аду. Оноре любил приходить к улыбчивому пятилетке, слушать его бредовые россказни, полные инфантильной радости и наивных мечтаний. Любил эту чёртову улыбку, потому что её было просто невозможно ненавидеть.     Ему, Бальзаку, было почти восемнадцать, и он хотел выпуститься из государственного заведения, завести семью, чтобы усыновить своего юного друга, осознавая, однако, как трудно это будет сделать. Но кандидатура в жены уже была — предприимчивая Бонни Наполеон уже около года считалась его официальной будущей женой. Так что можно было наслаждаться теми моментами, пока они вместе.     — Оноре-е-е! Давай из бумаги, деревяшек и клея сделаем чудо?     Бальзак улыбнулся, глядя в горящие возбуждением глаза крохи:       — Конечно, давай, а что за чудо?     — Давай соберем воздушного змея и улетим отсюда! Далеко-далеко отсюда! — улыбнулся Гексли, протягивая сжимаемые в ладошке вышеперечисленные предметы.     — Прямо сейчас? Но я не знаю, как его делать, — нахмурился Бальзак, а Томми попытался повторить его мимику в этот момент.    — Ну вот, тогда я ещё кого-нибудь попрошу, только ты не обижайся, ладно? — пожал плечами Томас, заискивающе улыбаясь. Ну разве можно на него злиться?     И глядя бегущему парнишке вслед, Бальзак улыбался, хотя ненавидел делать это.

***

    Выпускной был на носу, времени не оставалось ни на что. Экзамены, грядущая свадьба с настойчивой Бонни, недосып, злоба — все слилось в один комок, который рассыпался на голову Гексли, так неудачно попавшему под раздачу.     — Ну пожалуйста, ну сделай со мной змея!     — Нет, ты что, не видишь? Я занят! — почти прошипел Бальзак, собирая рассыпавшуюся кипу бумаг.     — П-прости! — пролепетал Гексли.     — Не буду мешать, — и, развернувшись, убежал в сторону спален малышни.     Бальзак вздохнул, приходя в себя и успокаиваясь. Зря он сорвался на мелкого, зря. Стоит ли извиниться? Или Томми, как и всегда, сам успокоится? Вот черт!     Совесть, всё же, победила, отправив своего обладателя на поиски Томаса. Найден он был легко, предсказуемо спрятавшимся под одеяло.     — Томми, ты меня это, прости, что ли...     — Ты знаешь, вообще-то, мне очень обидно, я знаю ответы, две трети ответов! И если ты скажешь: "Конечно, давай", другие промолвят:" Зачем мне всё это?". И никто не хочет со мной сделать змея-а-а! — ревел, сжимая подушку, мальчуган. Оноре неловко попытался того обнять, испытывая практически физическую боль от того, что его солнышко сейчас давилось слезами.     — Томми, не плачь... Вот закончатся у меня экзамены через неделю, и я к тебе приду помогать.     — Правда-правда? — всхлипнул Гексли, слегка улыбаясь уголками губ.     — Конечно, правда, я постараюсь! — пообещал Бальзак, неловко гладя Тома по голове. Мальчишка рассмеялся, резко бросаясь с ответными объятиями. Солнышко разогнало тучи.

***

    Но через неделю Бальзак оказался еще загруженный, чем был. А расстроенные взгляды он почти и не замечал. Наверное, через пару дней всё бы разрешилось гораздо спокойнее, но... Гексли решил побыть самостоятельным и осуществить свою мечту. Но все же, давай, сделаем чудо, Последнее чудо, нелепое чудо, Давай на змее улетим в облака, Непонятно куда, непонятно откуда.     — Бальзак, Оноре де Бальзак, пойдем, быстрее! — залетела в аудиторию Бонни, глубоко дыша, всхлипывая, и прокричала это громким, истеричным голосом.     — Что случилось? — нахмурился Бальзак, которого отвлекли от заполнения бланка профориентации.     — Томми! Он с крыши сиганул! — и тут из глаз Бонни потекли горькие слезы.     — Где? — шепотом спросил у нее Оноре, мгновенно подлетев к невесте.     — Возле западного крыла, — прикрыв глаза и сдерживая истерику, также прошептала она.     — Пошли, я отведу! — и они помчались, держась за руки, поддерживая друг друга в горе.     Томас был там... Разбитой игрушкой лежал на асфальте, раскинув руки, восковой куклой с каплями крови на губах. Бальзак подошел к телу, присел и молча закрыл голубые, горящие восхищением этим миром даже после смерти, глаза. На губах мальчика царила улыбка. Столь любимая Бальзаком.     И тот рыдал, задыхаясь. Потому что отпускать летать своих близких одних оказалось невыносимо трудно.     А рядом валялся разноцветным комком воздушный змей.

***

    Это был семисотый день подряд, когда он и его жена — Бонни, приезжали в этот детский дом и заходили в одну определенную комнату.     — Привет! — улыбался мальчуган, сидящий на инвалидном кресле. — Давай сделаем змея?     — Давай! — улыбались они ему в ответ. Пока шла кропотливая работа, ребенок с неподдельным интересом слушал     их рассказы об их прошедшем дне, рассказывал, как провел эти сутки сам, а потом, ровно в семисотый раз, говорил:     — Кстати, я забыл представиться! Меня зовут Томми, а Вас? И ни разу еще Бальзак не смог сдержать слёз в этот момент.