Времена года

Бьякуя/Хисана wandering посвящается       Глаза у Бьякуи были серые, грозовые. Хисана робко улыбалась, когда ловила его взгляд – нежный, внимательный и обволакивающий. Этим взглядом можно было укрыться, точно тёплым пледом, защититься от вьюг, боли и даже прошлого.       Жених смотрел на неё, и Хисана тонула, исчезала, растворялась. Он ничего не знал о её горе, её поисках. Её предательстве.       Не знал, как отчаянно она ненавидит себя за проявленную однажды слабость.       За то, что с ним она так счастлива, почти безмятежна. Он дарил ей забвение, и это настораживало, пугало. Ведь ей нельзя забывать. Нельзя прощать себя. Можно лишь надеяться на искупление, молить о нём всесильных богов и искать.       Никогда не переставать искать.       Хисана прислонилась спиной к мокрой, испещрённой ледяными каплями недавно прошедшего дождя коре дерева. Подтянув к себе тоненькую веточку, коснулась губами розовых лепестков сакуры.       Её князь спешил к ней, как всегда не замечая никого… Кроме неё.       Хисана чувствовала это. Знала.       Его любовь к ней была реальна, почти осязаема. И она, охваченная тем же сладким, томительным, весенним чувством не могла не ощущать её. Стоило лишь протянуть руку…       Он принёс пергамент и чернила. Отдал ей кисточку с мягкой, точно неспешный, поселившийся в розовых ветках ветерок, улыбкой:       - Начнём урок.       Хисана попросила князя обучить её грамоте несколько месяцев назад, после того, как он сделал ей предложение в этом же саду. Правда, тогда небо было затянуто белой дымкой, а под ногами трещала ледяная корка.       Девушке нравились эти уроки – Бьякуя был хорошим учителем, понимающим и терпеливым. А она старалась запомнить как можно больше, задавала дельные вопросы и усердно учила домашнее задание.       Всё это было так просто. Естественно.       Точно нет ничего удивительного в том, что глава клана Кучики чертит иероглифы под захлёбывающейся ранним цветом сакурой, а рядом с ним – хрупкая черноволосая девочка, руконгайская нищенка с загрубевшими от непосильной работы руками.       Разве это возможно?       - О чём задумалась, Хисана?       Её имя на его устах – музыка. Самая чистая и светлая из всех. Волшебная мелодия, скрывающая все беды и трудности, обращающая их в прах.       Она склонилась над листом, вывела самый верный из всех иероглифов и отдала его жениху. Хотела отвернуться, но не смогла. Жадно смотрела, как улыбка расцвела на тонких губах, как рука, подхватив кисточку, аккуратно обвела иероглиф дважды.       - Продолжим урок?       - Мне кажется, самое главное ты уже выучила.       - А кроме главного?       - Сейчас нет никаких «кроме», Хисана.       Кто знал, что её имя может быть самым верным, главным, чудесным звуком на земле? Что строгий князь может улыбаться точно мальчишка, склонив голову к её плечу и ловить лепестки сакуры губами, зная, что несколько минут назад она проделывала то же самое?       Хисана закрыла глаза, позволив мгновению обрушиться на неё, утопить горести и сомнения в этой светлой симфонии счастья, напиться ею.       И не было нужды думать о будущем, складывать и гадать.       Этой весной не будет никого счастливее их. Пусть её князь забудет о печалях, пусть пересказывает ей легенды и наслаждается молочными, причудливыми облаками, мерно плывущими у них над головами.       Хисана позволит и себе забыться. Совсем немного.       Дитя Руконгая, дитя горя, она хорошо знает, что весна скоротечна.