Все им мнится, все чудится, Будто дом их не здесь, А на звёздах заброшенных Выше синих небес. Пикник — «Лунатики»
Яркий и мягкий солнечный свет изливался непрерывным потоком на изумрудную равнину. Где-то журчала река, впадая в тихое озеро, чья зеркальная гладь умещала в себе целый небосклон. На горизонте виднелись девственные леса и высокие горные вершины. Всюду витали ароматы сибирских трав. Ближе к берегу озера высокая трава кончалась, уступая место серой гальке. Камушки хрустели под ногами, словно снег в январе. Из леса доносилось тихое пение птиц. Ах, дивные леса Коми, горные озёра... Единственное, что не походило на реальность — это полное отсутствие надоедливых насекомых. И ещё было очень тепло. Чуть в глубине лесной чащи стоял маленький бревенчатый дом. Покрывающая крышу солома уже давно превратилась во что-то сродное с самой землёй, бревенчатые стены и деревянные балки давно покрылись чёрной паутиной плесени. Взгляд упал на разбитые оконные ставни. Дом, конечно же, был не жилой, но что-то в нём говорило: «Я ещё нужен. Я ещё сто лет простою». Стоит только подойти и открыть дверь...* * *
Эдмунд открыл глаза и потер их, привыкая к темноте. Комната слегка тряслась. Позвякивали стеклянные стаканы на столике. Бутылка минеральной воды, так и вовсе упала на пол и скатилась куда-то в темноту. Слышалось чьё-то сопение и мерный стук колёс. В маленькое окно то и дело заглядывала луна. Её свет почти полностью главенствовал в этот час, но, приглядевшись, можно было заметить одинокую звезду. Шклярскому нравилось ехать в поезде. Эта обстановка очень успокаивала. Можно было не бояться аварий, как в самолёте. Поезд ближе к земле. В нём есть что-то родное. Эдмунд достал из лежавшей под головой куртки телефон, служивший ещё и плеером. Щурясь от яркого экрана, он посмотрел время. Час ночи и тридцать три минуты. Сна не было, да и по ощущениям вряд ли долгожданный и так нужный во время гастролей Морфей соизволит явиться. Эдмунд тихо встал со своей полки. Он предпочитал спать внизу. Одев свои «походные», как их называл Марат, тапки, он вышел из купе в узкий коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Лунный свет лишал всё пространство вагона цвета, и мир утонул в чёрно-белых тонах. Это завораживало и пробуждало те чувства, что испытывал когда-то ребёнок, услышав интересную и слегка жутковатую сказку. Шклярский, стараясь всё делать без лишнего шума, отодвинул форточку. Ему в лицо приятно ударил плотный поток свежего лесного воздуха. Ветер приятно перебирал короткие волосы. Слегка отдавало влагой. «Совсем недавно шёл дождь», — подумал он. За окном проносились чёрные силуэты деревьев и электрических столбов. И только круглым блюдцем неподвижно висела в тёмном небе луна, словно бы наблюдая за нами из другого мира (а может, так оно и есть?). Эта картина наполняла душу спокойствием и красотой. Едва заметная улыбка появилась на лице Эдмунда. Почему-то ему вспомнился отрывок из давно прочитанного в детстве рассказа. «Почему, когда едешь в поезде, все деревья убегают назад?». Шклярский погрузился в свои мысли, наблюдая за ночным небом, за безумным хороводом деревьев, бесконечно убегающим вдаль. «Иногда простые вопросы, которые мы слышим каждый день и на которые уже давно вызубрили ответы, могут содержать больше смысла, чем мы думаем. Стоит под другим углом осветить предмет, как тот меняется до неузнаваемости. Тут важную роль играет повтор. Чем чаще задаются умные вопросы, тем они глупее звучат. Чем больше раз мы повторяем искренние признания, тем фальшивее они звучат. А вот с ложью наоборот. Чем чаще ты её повторяешь, тем больше в неё веришь. Какой смешной безумный мир». И ещё он думал о своём сне. Ему безумно хотелось очутиться там, на той поляне. Там так хорошо и тихо. И лишь тот странный дом не давал ему покоя. Вот уже сколько раз ему не удавалось в него заглянуть.