Когда-нибудь.

Она учит его охотиться, хотя они оба понимают, что это бесполезно. Пекарю не место в лесу; руки, привыкшие украшать торты, плохо ладят с тетивой и стрелами, а быстрые и выверенные движения, что так ценятся на кухне, распугивают всю дичь на два метра вперед. Но кого это волнует, когда он чувствует ее тихое дыхание позади себя, и знает, что она не сводит с него взгляда, закусив губу, чтобы не рассмеяться от его чересчур сосредоточенного выражения лица. Когда ее руки мягко ложатся ему на плечи, проверяя правильность стойки, когда она насильно, с присущим только ей упрямством, удерживает его на месте и убегает искать стрелы, которые он с поразительной точностью отправляет в неизвестно какие закоулки, когда на ее лице появляется улыбка, адресованная только ему, кажется, что лес – самое лучшее место на свете. Когда она объясняет ему, как выбирать правильное направление для поиска воды, или сосредоточенно рассказывает, как нужно выслеживать оленя, он старательно делает вид, что слушает. Он ни за что не признается ей, что все, что он может слышать в такие моменты, это его собственный голос у себя в голове, вновь и вновь повторяющий, как же она прекрасна. Он учит ее печь, хотя они оба понимают, что это бесполезно. Охотнику не место на кухне; скалка не ложится в руку так, как лук, а острый глаз, с легкостью определяющий расстояние до ближайшей жертвы, упорно отказывается отмерять нужное количество корицы, соли или сахара. Но все это становится неважным, когда его сильные, но такие нежные руки накрывают ее непослушные пальцы, а по позвоночнику пробегает волна наслаждения, не имеющая ничего общего со сладкими ароматами, витающими вокруг. Когда она подается назад, прижимаясь ближе к нему, и позволяет себе с улыбкой закрыть глаза, когда чувствует теплые, едва ощутимые, но до боли знакомые прикосновения губ на своей шее, мир вокруг замирает, и ей становится совершенно плевать и на кухню, и на эту дурацкую выпечку. Когда он, смеясь, шепчет ей на ухо, что она неумеха, и мягко контролирует движения ее рук, показывая, что нужно делать, чтобы все получилось правильно, она старательно делает вид, что слушает. Она ни за что не скажет ему, что за столько времени она не запомнила ни единого его слова, и до сих пор не может отличить один вид теста от другого. И хотя она прекрасно понимает, что он не улавливает ни слова из того, что она говорит, каждое утро они обязательно идут в лес, где не осталось, пожалуй, ни одного крупного зверя из-за шума, что они ежедневно издают. Они охотятся до полудня, а после этого, изрядно проголодавшиеся, отправляются на кухню и без толку переводят оставшиеся там продукты, потому что он прекрасно знает, что она не запомнила ни один из его уроков. Когда кошмары не оставляют каждую ночь, а граница между реальностью и вымыслом настолько призрачна, что, порой, невозможно отличить одно от другого, когда впереди еще столько всего, когда окружающая действительность еще только начала принимать привычные очертания. Когда отчетливое понимание того, что ничто теперь не будет так, как прежде, накатывает с новой силой, а лица тех, кто уже никогда не сможет заговорить, встают перед глазами. Когда ночь настолько темна, что кажется, будто она никогда не закончится, они оба знают, что наступит утро, когда она будет учить его охотиться, день, когда он будет учить ее печь, и время, когда они оба научатся принимать друг друга такими, какие они есть, и ничего не требовать взамен.