Угощение или жизнь?

Нарико шла по Могильнику Героев, и её шажки предостерегающе гулко отдавались в пустом подземелье. Пустом ли… - Осторожно, Тучка! – шепотом она говорила белому медведю, семенившему рядом. - Ты знаешь, здесь чудовища за каждым углом. Слышишь их дыхание? Медвежонок морщился, оглядывался и недовольно рычал, чувствуя Бездушных. Друидка поморщилась: она не раз была в этом месте, сражаясь со страшными тварями, но никогда ещё они не вели себя так странно. Не нападали, не рычали, а прятались по щелям, оставаясь в тени и пристально следя за каждым движением девушки острыми пробирающими до костей взглядами. Она крепче сжала в руке меч. - Ну, что вы задумали? Признавайтесь! Сквозь расщелину в потолке в полумрак подземелья проникал холодный свет мертвенно-бледной луны. «Не хотела бы я здесь заблудиться… и тихо как! Как будто воздух замер». Нарико не спеша дошла до мерцающей зеленой завесы, обозначающей вход в Зеленый курган, и решительно шагнула вперед. Перед глазами замелькало, и девушка очутилась по другую сторону портала. Здесь Тучка сразу заметно насторожился и что-то заворчал. - Что такое? Не узнаёшь Призрака в Синем, своего давнишнего друга? Сколько бы раз мы его не убивали, Бездушные всё равно умудряются возвращать своего босса к жизни… как будто мне заниматься больше нечем, только ходить по могильникам, возвращая в гробы мертвецов? Нет, не смотри на меня так, мы здесь вовсе не для того, что бы ограбить гробницу! Вдруг друидка замолчала и подняла глаза. Этот звук… кажется, показалось, ничего страшного. Но вмиг сердце как-то сильно забилось, а по спине пробежали мурашки. Нарико потрепала питомца за ухом. - Бездушные буянят... – быстро пробормотала она, успокаиваясь при звуке собственного голоса. - Они уже почувствовали, что мы здесь. Но ей почему-то стало неспокойно. Мишка-трубач жался к ноге, словно забыв, что это он должен защищать хозяйку. Девушка нахмурилась и пошла вперед. Она осторожно заглянула за первый поворот, готовясь дать Тучке приказ атаковать, но вдруг застыла, потрясенная, почти потеряв дар речи. От того, что она увидела, ей стало холодно и жутко. Три чудовища, по обыкновению патрулировавшие коридор, валялись на холодных плитах могильника, растерзанные, в лужах собственной крови. То, насколько отвратительным был способ их убийства, заставило девушку похолодеть от ужаса. Кровь, ещё не успевшая окончательно засохнуть, была размазана по полу чьими-то ногами и огромными лапами, оставившими алые следы, разбрызгана по стенам. На исковерканных трупах можно было увидеть страшные раны, которые вряд ли могли быть причинены обычным охотником за головами или другим чудовищем. Тучка сипло зарычал, а Нарико, напуганная, медленно пошла вперед, пытаясь понять, что же здесь произошло совсем недавно. В воздухе до сих пор чувствовалась невероятная, почти осязаемая жажда крови. Кто-то побывал здесь до неё, но как? И кому нужно убивать так жестоко? И… что ждет её? Может ли быть, чтобы страшные палачи ещё были здесь? Во втором коридоре – то же самое. Все Бездушные жестоко раскиданы по полу, а вокруг – мерзкие алые следы. Друидка, которой, как любой воительнице, не привыкать было к сценам жестокости и крови, всё же чувствовала отвращение, смешанное с ужасом. Она никогда не видела ничего подобного. И тут до Нарико снова донеслись те звуки, что несколько минут назад, и она оцепенела. Это было похоже на пение. Не так пели беззаботные девушки в Посёлке у Моста, не так пела женщина, каждый день выходившая к пристани в городе Драконов. Не так пела душа Тай Сюань, когда ей было скучно в путешествиях. То, что слышала Нарико, было похоже даже не на горькое завывание диких бездушных чудовищ, выползавших по ночам из укрытия. Несколько красивых, но отчего-то таких жутких голосов сливались в одну мелодию – и было в этой мелодии что-то настолько жуткое, пронзительное, но вместе с тем затягивающее и пленительное, туманящее рассудок. И, не смотря на то, что всё внутри у Нарико сжалось от страха, она отозвала медведя и медленно пошла вперед – туда, откуда раздавались звуки, притягивающие к себе. Девушка ускорялась, шла быстрее. Пустые коридоры наполнялись только звуками приближающихся голосов, шагами друидки и её неровным дыханием, сопровождающимся колотящимся сердцем. Вот последний коридор подземелья… Обходя лежащих Бездушных, уже почти не обращая на них внимания, она чуть ли не вскрикнула, когда одно из них, залитое кровью, вдруг дернулось и мерзкой ледяной лапой схватило Нарико за ногу. Та дернулась, вырвавшись, пнув монстра подальше от себя, и остановилась, переводя дух. Теперь пение было уже отчетливо громким, но слова произносились на каком-то неизвестном Нарико языке. Она тихонько выглянула из-за угла, пытаясь увидеть в последнем зале то, что так её интересовало. И она увидела... Эта картина навсегда останется запечатленной в воображении девушки такой же яркой, такой живой, какой и предстала перед её глазами. Огромная темная комната, стены которой были исписаны и изрисованы различными надписями и рисунками, освещалась огромным количеством свечей. Через пролом в потолке вырисовывалась на редкость большая, но почти не дающая света; оранжевая, как сыр, полная луна. И там, где стоял гроб – там, на возвышении, где так любил ходить туда-сюда Призрак в Синем, находился он сам, связанный, пойманный, перед каким-то наспех сооруженным алтарем. А в центре холла сверкал зловещим огнем огромный факел и множество теней, кружась и мелькая, пели и плясали вокруг него. Нарико, не в силах пошевелиться, наблюдала за этим зрелищем. Ей было безумно страшно, но она не могла убежать. Вместо этого девушка подошла ещё ближе и спряталась за обломком колонны, откуда могла смотреть, пока почти без риска быть обнаруженной. Это было жутко, дико и красиво одновременно. Друидка присмотрелась к мелькающим силуэтам – и с величайшим удивлением поняла, что эти фигуры не могут принадлежать Бездушным. Это были люди – красивые, изящные жрецы, маги и такие же друиды, как и она сама. Но, не смотря на это, Нарико не была убеждена в том, что её приходу будут рады. «Шабаш ведьм! - С ужасом подумала она, вспоминая рассказы воинов из клана, - Сегодня!» Вдруг танец прекратился. Одна из жриц, вокруг которой летала тёмно-красная фея, взошла на возвышение. Остальные встали согласно им одним известному порядку и зашептали какие-то слова. От того, что происходило в следующие минуты, Нарико почувствовала отвращение и всё нарастающий ужас. «Принести… Призрака в Синем… как жертву?» - эта мысль показалась бы смешной в любом другом месте, но сейчас… Алая фея, кружившаяся вокруг главной, не давала друидке покоя. Она как-то странно себя вела, и девушка испугалась возможности быть обнаруженной. Один раз ведьма сверкнула глазами, посмотрев в упор на Нарико, и та содрогнулась, гадая про себя, а могла ли жрица разглядеть её в темноте? В любом случае, когда все ведьмы восторженно закричали, а голова могучего чудовища покатилась по полу, девушка осторожно поднялась и, слыша, как громко бьется собственное сердце, постаралась быстрее покинуть страшное место. Но тело плохо слушалось, ноги затекли, а увиденное все еще владело её воображением. Спотыкаясь и падая, друидка умудрилась в последний момент превратиться в лису, избежав таким образом шума. Облачив себя полупрозрачными лепестками цветов, Нарико устремилась к выходу. Она не знала, заметили ли её или нет; не знала, пытались ли догнать её, но чувствовала дыхание чего-то очень страшного за спиной. Тени, казалось, вырвались из той самой комнаты и теперь мчались по стенам, с наслаждением вкушая вкус крови, стлались по полу, проникая в монстров и заставляя их двигаться и вставать. Нарико чувствовала что-то прямо позади себя, ей казалось, что малейшая заминка, задержка – и уже ничто не вырвет её из кровавого затмения, не убережет от гибели. Поворот, ещё поворот… Сердце, казалось, билось так, что готово было разорваться в любую секунду, а дыхание было хриплым и сбивчивым. Как вырвалась Нарико на волю, она не понимала. Нырнув из последних сил в портал, она почувствовала знакомое состояние, когда всё мелькает перед глазами. В следующий миг лиса лежала на осенней траве у храма Орхидей – там, куда злу, казалось, было не добраться. Вокруг слышался смех, сверкали свечи – но уже по-домашнему, тепло. Отдышавшись, Нарико вернула себе человеческий облик и отряхнулась. Её всю трясло, а тело окутала слабость. Опершись о стену, друидка не сразу заметила наряженную девочку, подбежавшую к ней с небольшим мешком сладостей. - Угощение или жизнь!? – пропела она и засмеялась.