collapse

Сучжон совсем неправильная. Во всех смыслах этого слова. Она плохая. Она порочная. Сучжон умеет утягивать на дно. Умеет там держать. В омуте темных глаз, так похожих на озерную воду в лесной глуши. Она удерживает поцелуями-укусами в шею, полными яда. Её сладкий плен так сложно покинуть. Чонин не пытается даже. Он, как и Сучжон, плохой, в конец прогнивший и сдавшийся. Чонин – неправильный. И у него совсем нет времени, чтобы что-то изменить. Сучжон любить сидеть на крыше многоэтажек. Она забирается туда ради любопытства. Город, облаченный в черные одеяния ночи, завораживает своими огнями, точками светофоров на перекрестке и линиями машинных фар. Сучжон очарована какофонией звуков: криками веселящихся компаний, предупредительными сигналами машин, скрипом тормозов, что режет по ушам. Сучжон забирается на крышу ради драйва, удовольствия. На цыпочках, с заледеневшими пальцами от ветра она подходит к краю крыши и смотрит вниз. На проезжающие машины, людей, которые идут бесконечным потоком. Она совсем немного завидует птицам, потому что они могут летать. Оторваться от земли и ощутить себя в воздухе. У Сучжон нет такой свободы, даже относительной. Она пристально всматривается вниз, с высоты многоэтажки, леденея ещё больше, замерзая сильнее под пронзительными порывами ветра. - Хочешь вниз? – сильные руки обхватывают сзади, а мягкие губы касаются открытой шеи, очерчивая контур позвонков. Чонин упасть не даст. Он сильный, намного сильнее неё самой. - Нет, - она позволяет себе расслабиться, полностью раствориться в тепле Чонина, которое окутывает её с ног до головы, проникает в каждую клеточку тела и покалывает на кончиках пальцев. Его любовь – тоже отрава. Она кочует по телу Сучжон, отравляя медленно, ударяя всё сильнее по нервным окончаниям. У них зависимость друг от друга. Чонин прижимает к себе крепче, целует настойчивее, поворачивая Сучжон к себе. - Целоваться над пропастью романтично, - шепчет она и ведет головой в сторону. Чонин следит за её взглядом и улыбается: вокруг ни души, только плоский, ярко очерченный периметр площадки крыши, а дальше – несколько метров относительной свободы, которая заканчивается ярким пятном на асфальте. Сучжон не хотела бы такой свободы ни для себя, ни для Чонина. - У меня есть кое-что получше, - соблазнительно шепчет Чонин, а Сучжон не может оторвать взгляда от его пухлых губ, сухих от ветра и искусанных. - Ты достал? – с надеждой в глазах, мольбой спрашивает девушка, сильнее сжимая руки на курточке Чонина. Чонин утягивает за собой вниз по ступенькам, не переставая держать за руку. Сучжон почему-то отчаянно боится отпустить его теплую руку. До дрожи не хочет остаться без него. По дороге домой они не перестают целоваться, вызывая интерес у молодежи и взгляды, полные осуждения, у старших. Сучжон наспех разувается и бежит в комнату, устраиваясь на матрасе. Чонин появляется через время, держа в руках два наполненных шприца. Сучжон мелко дрожит, её тело чувствует скорейший приход. Чонин выглядит намного лучше. С тусклом свете лампы он ищет дорожку на тоненькой ручке Сучжон и делает укол. Как только Чонин отпускает жгут, она падает на матрас и улыбается. Чонин не знает кому предназначается эта улыбка. Он затягивает свою руку и делает укол в такую же, прекрасно виднеющуюся дорожку на руке. Приход накрывает их обоих белесой дымкой. Кажется, что нет никаких стен, комната тоже отсутствует. Сучжон интуитивно тянется к Чонину, сжимает его пальцы, чтобы не ускользнуть, не исчезнуть. Чонин понимающе сжимает её руку. Он тоже боится однажды отпустить Сучжон. И совсем без разницы, что они оба летят вниз.