Jamais perdre l'espoir

Габриель Эрсан, седой, совсем не крепкий мужчина лет пятидесяти, наклонился к вороху документов, одним пальцем придерживая очки на переносице. Свободной рукой перелистывая бумаги, он еле слышно что-то нашептывал, но я не мог разобрать что именно. Изредка удавалось вытянуть знакомые слова: "температура, озноб, тошнота", но это ни о чем не говорило. Я почесал голову и, откашлявшись, обратился к доктору: - Вы знаете что с моей сестрой? Эрсан не прекратил читать и изучать содержимое бессмысленной, как казалось мне, макулатуры, но ответил противным скрипучим голосом: - Tangentes deliramenta, надо полагать. Ясно. Собственно, я здесь за этим и сидел; день прошел не зря, как говорится, если к сестре, напугавшей криками и обмороком, добавляется еще и старикан, разговаривающий на латыни. Я почесал коленки, содрав корку почти свежих ранок, поморщился и откинулся на спинку до-противного удобного кресла. "Дед, что ты несешь?" - Простите, что вы сказали? - Oui, tangentes deliramenta, не могу лишь понять откуда это идет... По записям ясно, что ваша sœur, мягко сказать, была не раз замечена в компании с alcool, - на этом слове он сделал особенное ударение, словно теряя надобность говорить это мне. - Что вполне могло вызвать delirium tremens... "Прекрати, мать твою, смешивать английский, французский и латынь!" - Я не понимаю, когда вы говорите на латыни, - мягко отозвался я, почти шепча. Но старика это не волновало. - Delirium tremens... - Продолжил он. - Это, чаще всего, и вызывает tangentes del... - Тактильные галлюцинации, - послышалось за моей спиной. Я обернулся на голос моментально, чуть не спрыгнув со стула от неожиданности. Девушка, которую я, определено, видел раньше, села на стул подле меня, скрестив руки на груди и глубоко вздохнув. - Привет, Калеб, мы не знакомы, но я как-то подвозила тебя до дома. - О... Тактильные галлюцинации... Ее поведение казалось более чем неуважительным - пришла, села, рассматривает свои ногти. К тому же, еще и заявляет, что имела со мной какие-то дела, что моя сестра - шизофреник, и что все это значит? Я посмотрел на доктора, который категорически отказывался говорить мне что-либо внятное и попросту отнимал мое время, но встать и заявить о своем уходе не решился. Продолжил сидеть, просверливая дыру в пальцах этой незнакомой "леди". - Он говорит о том, - не дожидаясь моей просьбы (которой и не последовало бы в любом случае), начала нахалка, - что твоя сестра - alcoolique, у которой на этой почве развился делирий, если ты знаешь, безусловно, что это такое, простая белая горячка, и она повернулась головой. - Я прошу вас заметить, - злостно сверкнул в ее сторону Эрсан, оторвавшись-таки от бумаг, - mlle Été, что в нашем языке не было, нет и никогда не будет места подобным грубым и похабным словам, как "повернулась" и "белая горячка". Оставим же их для латыни или английского. - Je suis désolée, monsieur Ersan, - с издевкой проговорила некая Эте. - Или я должна сказать ignosce mihi, senex? Воздух в помещении накалился. Я задержал взгляд на Эте, боясь, что сейчас на нее обрушится весь гнев больного старикашки, но тот лишь откашлялся, указав ей на дверь за собой, что было не менее унизительно. - Прошу вас, mlle, пройдите к отцу сейчас же, если у вас нет срочных вопросов. - Вообще-то есть... - Повысила голос она, прежде чем я вмешался. - Вы скажете мне, черт возьми, что с моей сестрой?! Сначала я вижу, как она падает прямо посередине коридора, взрываясь криками, затем отключается, потом ее забирают прямо из-под моего носа, когда я слова не успеваю вставить, и теперь вы просто сидите над бумагами, разговаривая на бог знает каком языке! И тут еще эта... Эте повернулась в мою сторону, ожидая, что я начну предъявлять ей неслыханные претензии. - Мой отец - директор этой школы, если хочешь знать, - рявкнула она, совсем разозлившись. Я скупо окинул ее взглядом сверху-вниз и стукнул кулаком по столу. - Единственное, что я хочу знать, так это что с Pierini! Мсье Эрсан, все, что сказала Эте - это правда? - Если бы только Элли Эте преподнесла бы все это вам в более научной и менее грубой форме... Безусловно все, что сказала эта mlle - чистейшая правда. - Спасибо! - Выплюнул я, демонстративно поклонившись. - Passez une merveilleuse journée! Мы с Пьер жили под опекой дяди, который мало интересовался тем, что с нами происходит в школе. С одной стороны, это не было так уж плохо, так как я всегда привык считать, что головы на плечах у нас имелись, но, с другой стороны, сейчас это на руку не играло совсем. О том, чтобы вытащить сестру самому можно напрочь забыть, а объясниться с дядей придется. Вот только как? Я мало что понимал, покидая территорию школы, пока, идя по аллее, не начал переигрывать момент в кабинете доктора Эрсана. Он считает, что моя сестра - алкоголичка, и на этой почве свихнулась в свои пятнадцать, что очень уж неправдоподобно. Сколько литров чистейшего спирта ей пришлось бы выпить за моей спиной, чтобы дать делирию достигнуть таких масштабов? Бочку? К тому же, в нашей семье никогда не наблюдалось кадров, которые были бы не прочь присосаться к бутылке. Разве что, наш отец, но тот клятвенно пообещал, что по переезду в Торонто бросит привычку потягивать бурбон перед сном. Мы же остались в Монреале без примеров для подражания. И все, что сказал Эрсан и эта сумасшедшая дочка директора - полнейшая, безумнейшая чушь. Однако, тактильные галлюцинации походили на правду. Точнее, они и являлись правдой, ведь иначе как объяснить, что, прежде чем Пьер упала, она отчаянно завопила о том, чтобы ее отпустили, когда в радиусе метров сорока был один лишь я, ступающий за ее спиной? Вероятно, она чувствовала удушье, как будто ее пытались убить, и это совсем, совсем не радовало. Каким бы ни был диагноз, он вряд ли ляжет в историю болезни под пару рецептов аминоэтановой кислоты. Хотя, мне бы того хотелось. По приходу домой я, как и предполагал, обнаружил записку от дяди, который обещал вернуть Пьер к шести. Он писал, что ничего серьезного с ней не стряслось - не добавляя, правда, пьяна она была все-таки или нет. Галлюцинации свойственны, когда человек не дает своему телу и минуты отдыха, а вот доказать тактильные они или нет попросту не представляется возможным. Я скомкал записку, подбросил ее в воздух и хлопнул по ней, чтобы отправить в мусорку. На мое счастье, она вроде бы приземлилась строго в заданной точке. Мне пришлось подбежать и проверить, чтобы по приходу дяди не получить от него по мозгам за то, что разбрасываю бумажки. Да, записка была точно в корзине! Я начал пританцовывать своей победе, как вдруг заметил что-то еще на глубине мусорки. Что-то, чего быть было не должно, потому что я сам помнил, как выбросил мусор с утра, прежде чем уйти на уроки. Я достал вырванные откуда-то листы и медленно пробежался по ним глазами. Почерк, безусловно, был мне знаком - хвостики Пьер я узнаю везде. Присев на пол, я осторожно рассмотрел количество и новизну бумаги - она писала это вчера в какой-то тетради, а затем выбросила. Вероятно, сегодня же, после того, как я ушел. 15 мая 2001 г. ПВ в ярости! Калеб уснул в одежде на моей кровати. Иногда мне оч не хватает маман, чтобы та била его за каждый такой проступок. Гилберту все равно, Гилберт не видит ничего, кроме своей работы. Я их ненавижу - всех до единого. Насчет Калеба не знаю, в Калебе я все еще вижу родную душу несмотря на то что он отдаляется от ме..

***

ЭТО УТРО

Я НЕ ПОНИМАЮ

КАК POUR L'AMOUR DU CIEL Я ПРОСНУЛАСЬ ОТ ТОГО, ЧТО КАЛЕБ ДУШИЛ МЕНЯ!!! НО ПОВЕРНУВШИСЬ УВИДЕЛА ЧТО ОН ПРОСТО СПАЛ... Я ХОТЕЛА ЗАКРИЧАТЬ, И КОГДА Я ВИДЕЛА, ЧТО ОН СПИТ, РУКИ ЕГО ПРОДОЛЖАЛИ СЖИМАТЬСЯ НА МОЕЙ ШЕе..... Enregistrer et protéger! Enregistrer et protéger! Enregistrer et protéger! Enregistrer et protéger! Двенадцать таблеток сертралина лежат в аптечке Гилберта. возможно, их можно как-то достать... я попыт........ Запись обрывалась здесь.