Одно полотно, две судьбы.

Некоторые верят, что жизнь и судьба человека зависят от него самого. Некоторые верят в то, что судьбы не существует. А некоторые верят, что судьба вершится на небесах. И, по всеобщему мнению, тот, кто вершит судьбу, кто бы он ни был, – всемогущ. Но ведь каждый может совершить ошибку. Посреди сумрачного, как звездная ночь, полотна междумирья, среди ярких и мерцающих изображений прошлого, настоящего и будущего, играет ветер. Он то смеется, танцует и резвится, как маленький ребенок, кружа вокруг искрящихся фрагментов жизни, смешивая краски, то яростно завывает и мощным порывом сдувает одно изображение за другим. А на местах ушедших образов возникают новые: сражение или празднество, пустыня или море, животные или люди, любовь или ненависть, рождение или смерть. Ветер тщательно выбирает: он не может ошибиться. Он лишь чуткий страж, что следит за хрупким равновесием мироздания. Но и всемогущие эфирные существа не идеальны. На перекрестке вселенной никогда не бывает темно. Необъятное пространство, которое должно быть непроглядной тьмой, где не видны даже собственные мысли, на самом деле представляет собой уютный полумрак, какой бывает земным звездным летним вечером. Ветер, как и бессчетные годы до этого, кружил среди застывших мгновений. Вот справа пронеслась сцена из самого волшебного фильма на Земле: огромный зал, с мраморными стенами цвета золотистого песка, которые были украшены богатыми гобеленами с гербами четырех домов. Под потолком зала летали горящие свечи, а вместо потолка на звездном небосводе в свете младших сестер-звезд трепетала масличная луна. А в зале не было пустого места. Он был заполнен сотней счастливых учеников, не подозревающих, что они занесены в летопись междумирья. Чуть выше, слева, пролетела синяя полицейская будка, сохранившая движение даже в этом безжизненном пространстве. А прямо за ней показался красный двухэтажный автобус, на всей скорости проезжающий мимо квадратной башни с круглым золотистым циферблатом. А далеко внизу виднелось темно-зеленое, изумрудное море, на поверхности которого в лучах испепеляющей красной звезды, лежа на спине, нежился величественный дракон. С чешуей цвета расплавленного золота он застыл с раскрытой пастью, выпуская в оранжевое небо, струю темно-фиолетового пламени. Но ветру было скучно. Миллиарды лет назад его забрали сюда, превратив из начинающего художника в стража перекрестка параллельных миров. А все потому, что однажды, он решил нарисовать мир из своих снов, который оказался этим самым перекрестком. Много чего повидал он за свою службу. Ни одна картина под его чутким надзором не возвращалась вновь в эту трещину миров. Но ветру все равно было скучно, ведь миры похожи, какими бы исключительно разными они ни были. И с отчаянием, присущим только художникам, он в прямом смысле ринулся в гущу событий, чтобы совершить то, что позволяется ему раз в столетие: чтобы порисовать. Взвившись вверх, ветер размазал изображение нежно-розовой сакуры, превратив цветущее дерево в яркое торнадо красок, и, слегка отклонившись в сторону, пролетел сквозь панораму солнечного Третьего Рима. Изображения смешались, став безумным буйством всей палитры цветов. Другие картины меркли перед ними, превращаясь в тусклые, запыленные от времени старинные картины, висящие на обветшалых стенах в заброшенных домах. А краски все плыли, сплетались, приобретая смутные очертания бушующих волн, блестящих на солнце. И лишь через несколько, мучительно долгих для ветра, секунд над трещиной миров разлился закат. Яркий и теплый, словно настоящий. Солнце сияло глубоким рыжим цветом среди белых и розовых облаков на все еще лазурном небе. Горизонт подернулся фиолетовой дымкой, а волны призывно звали моряков в путь. Ветер, довольно взревев, обогнул свой шедевр и понесся к своим хозяйкам похвалиться своей работой. У них множество имен. Нам они больше известны как могущественные норны, мойры и парки. Богини и волшебницы, чье место, казалось, должно быть только в легендах и мифах, обитали в безжизненном междумирье, бороздя бесконечные просторы нескончаемого перекрестка, на крошечном островке земли, все таком же цветущем, как и на родной планете. На густой, мягкой, словно шелк, зеленой траве, цвели белые лилии, снежные ромашки и рыжие герберы. С одного края островок оканчивался серой гранитной скалой, с которой сбегал небольшой водопад, с никогда не иссякающей хрустальной ледяной водой. Делив цветочное покрывало на две части, словно инь и ян, ручей радостно срывался вниз, летя к проходу в мир, неся в себе новые жизни. А три женщины с улыбкой смотрели ему вслед. Три богини, три волшебницы, три сестры вот уже тысячи лет вершали судьбы здесь, на перекрестке, где было видно им и прошлое, и будущее. «Одна была стара, как самый древний из миров, но и мудра, как сотня мудрецов. Другая величава, как жрица древних сил, и так же рассудительна, как старшая мудра. А третья юная, как утренний рассвет, и столь добра она, как солнца луч», - пропел однажды бард один, увидев их в одном из снов, как и художник-ветер. Из слов его родился миф о богинях судьбы. Но умолчал тот бард о том, какими были сестры. В руках у старшей была книга, куда она серебряным пером записывала каждое новое имя, каждую новую жизнь. В руках у средней было веретено, на котором она день за днем ткала судьбы. А в руках у третьей была арфа, от перелива струн которой рождались искры-жизни, горящие, как звездочки на небосклоне. Искры в веселом хороводе кружили вокруг веретена, и средняя сестра, всматриваясь в маленькие огоньки, с улыбкой или злостью на лице читала будущее, а руки ее сами по себе перебирали нити, без отдыха плетя огромные полотна. Соткав очередную жизнь, женщина, уставши, улыбалась, а старшая сестра, коснувшись ткани кончиком пера, продолжала писать свой нескончаемый труд, разматывая полотно. Нить судьбы была вместо чернил и безвозвратно втягивалась в ветхие страницы. А яркий огонек, чью жизнь писали сестры, в нетерпении летал вокруг богинь. Когда нить исчезала в книге, искорка падала в воду хрустального ручья и отправлялась в жизнь. Казалось, это бесконечно: и переливы арфы, и шорох ткани, и скрип пера. Но в междумирье, как и в мире, ничто не вечно. И вот сейчас богини, затаив дыхание, смотрели на красочный закат, сотворенный ветром. Старуху, казалось, ни капли не тронул этот пейзаж. Она все так же крепко держала в руках драгоценное перо, а на лице царило все то же безмятежное спокойствие, но присмотревшись, можно было увидеть ее смеющиеся глаза. У средней сестры на лице сияла широкая улыбка, а руки в первый раз за сотню лет выпустили полупрозрачные нити. Младшая с восторгом прижала руки к груди и заливисто смеялась. Три богини даже не заметили, как она случайно коснулась нескольких струн и из мелодичной трели родились две крошечные рыжие искорки, похоже друг на друга, как две капли воды. Сестры заворожено наблюдали за огоньками, которые до мельчайших движений повторяли танец друг друга. Две искорки-близняшки, которые появляются всего несколько раз в земное столетие, весело сверкая, танцевали безумный неповторимый танец. И было от чего. У этих искр от рождения есть родственные души, и не придется им потратить жизнь, чтобы найти друг друга. Богини счастливо заулыбались. Средняя сестра поймала искорки в ладони, всмотрелась в души их и, отпустив на волю, взяла вновь в руки нити и начала их жизнь. Но не успела она сделать и одного стежка, как тут сестер настигнул ветер, и нити вырвались из рук богини. Пытаясь их поймать, она случайно сделала неверный взмах рукой и нити сами заплелись в начало, и искры, которые при жизни должны были стать близнецами, получили две разные жизни. Почувствовав неладное, искры потускнели, а младшая и старшая бросились к сестре, оставив книгу с арфой валяться на траве. Ветер лишь понуро кружил вокруг островка, поняв, какую ошибку он случайно совершил. Как книгу нельзя переписать, так и полотно судьбы нельзя сплести заново, и сестры осторожно, день за днем, стали плести две новые судьбы на одном полотне для двух искорок-близнецов, чтобы нашли они друг друга. Закончив пряжу старшая сестра, подняв серебряное перо, написала на уголке два коротких имени, чтобы искры знали, кого им нужно искать. Два коротких имени: Ами и Ри. А младшая с улыбкой подписала снизу странную аббревиатуру – я.н.у.н.у. Вернувшись к книге, старшая так же осторожно занесла их судьбы в свою книгу, а после искры радостно ринулись в ручей навстречу жизни. *** Через 17 лет три богини отложили работу, чтобы посмотреть на новую картину, сотворенную ветром. Изображение было разделено на две части золотистой лентой. С обеих сторон, за компьютерами, сидели две такие разные, но такие одинаковые девушки, еще не подозревавшие, что их ждет. А пока на экране компьютеров в маленьких окошках у них горела пара сообщений. «Меня зовут Ангелина. Мне 17. Живу в Москве…» «Мне 15, зовут Катя, но в последнее время охотней откликаюсь на Ри… Живу маленьком городе Ужгород».