Will you marry me. То, что не вошло в историю.

Когда она уходила, та девушка, которую он видел много раз, Глускин почувствовал себя не так, как в те разы. Ему показалось, что она больше не пройдет мимо. Ему подумалось, что это в последний раз. И он почувствовал боль, где-то там, внутри истерзанного, израненного сердца. Наш мозг работает удивительным образом. Мы можем заставить себя забыть определенные вещи, которые причиняют нам боль. Мы стараемся, бьемся с этим, словно это какая-то болезнь — помнить плохое. Хорошее мы не стремимся забыть, а вспоминается оно не так ярко, как-то, что доводит до слёз отчаяния. В этом смысле мы все мазохисты, не так ли? Мы прокручиваем в своей голове снова и снова эти ужасные воспоминания, словно пытаясь добить себя. Снова и снова. Мы отравляем себя своими же мыслями, и так отчаянно ищем лекарство от прошлого. Мы находим плохое прошлое — ядом, который мешает жить спокойно. Мы ставим акцент на боли, а не на том, сколько счастья в жизни ещё можно ощутить. То, что живет в каждом из нас — огромные комки, сжатые комки боли, которые мы засовываем глубже, но так, чтобы можно было достать и снова ударить по сердцу. Мы страдаем из-за людей, которые сделали нам больно, опять и опять вспоминая их лица. И никто из нас не задумывается в этот момент, кто же на самом деле делает сейчас нам больнее — тот человек, или же ты сам? В глазах человека, который стоял напротив меня в тот момент, я отчетливо увидела свой комок страха и боли, который раньше подпитывал меня. Я снова встретилась со своей болью лицом к лицу, со своей ядовитой змеей, которую, как мне казалось, я давно выкинула из своего дома. Глускин касался своими длинными пальцами прозрачной стены, что нас разделяла, я медленно опустила глаза и присмотрелась к его рукам: пальцы дрожали. Это было не из-за нервов, сам мужчина был невероятно спокоен, в глазах не было ничего, кроме отражения моих чувств в этот момент. Я знала, что я больше не смогу убегать. Со мной уже не всё в порядке. И я не уверена, что смогу быть в порядке завтра, или послезавтра. Или через год. Или на Рождество. Что-то нас постоянно сталкивало, что-то не давало мне просто двигаться дальше. Его пребывание в этом месте только усугубило ситуацию. Я ведь верила, что в этом мире можно забыть одно единственное лицо. Стереть из памяти только одно имя. Что этот мир способен сделать так, чтобы я проснулась той, кем я была когда-то. До того, как узнала, что делал мой брат, до того, как села в машину. До того, как я… — Вилена, что-то случилось? — Врач прекрасно понимала ситуацию, но все еще надеялась, что моя остановка напротив Глускина — обычное совпадение. Нельзя быть такой наивной. Я говорила тебе, дорогой читатель, что это последний раз, когда я вижу лицо Глускина. И если у тебя получилось составить правильную картину из всех частичек моих воспоминаний, то, вероятно, ты предскажешь концовку и без моих рассказов. Но, полагаю, мне все же стоит закончить эту историю так, как это необходимо. Я не могла спросить у Глускина, помнит ли он меня. Забывал ли он меня. Я этого никогда не смогу спросить. Я стала думать о человечности Глускина. Мне казалось, что в нем больше человечности, чем во мне. И я снова запустила ядовитую змею в свой дом. И снова позволила себе подумать, что я больше не человек. Я существую. И смотрю в эти глаза, которые не выражают ничего. Они лишь отражают мои чувства. Поэтому я могла на какое-то мгновение увидеть в нём жалость, отчаяние, грусть, тоску, любовь. Все эти эмоции, что водоворотом крутились во мне, я определенно могла увидеть это все и в нём. Я закрыла глаза. Он никогда пристально и внимательно не смотрел на меня. Так смотрела на него я. Его рука не могла дрожать от нервов. Он не мог меня вспомнить, не потому что забыл. А потому что в его памяти я не задержалась. Я не стала для него комком боли, которым он стал для меня. Я медленно открыла глаза и снова посмотрела на Глускина. Я испытывала сожаление. Мне было стыдно. Я убегала, как только выдавалась возможность. Я проходила мимо. И стыдно мне было, потому что я видела в нём человечность. Я считала, что он - человек. Но он стал лишь отражением меня. Я знаю, дорогой читатель, что ты можешь ощущать в этот момент. Возможно, всем бы нам хотелось увидеть красивую историю. И мне, и тебе. Волшебную сказку, где люди справляются со всеми трудностями и живут счастливо. Но моя история не об этом. Это первый раз, когда я поняла, кого вижу перед собой. И это последний раз, когда я видела его. Я развернулась лицом к врачам. Они аккуратно приобняли меня за плечи и мы продолжили путь. Я не буду рассказывать, как проходило мое лечение, и как в итоге меня выписали, не буду описывать мою жизнь после всего этого кошмара. Я шла вдоль коридора, прямо к двери, которая выведет меня отсюда. Возможно, я иду на консультацию, возможно меня просто переводят. А может быть, меня ждёт какая-то процедура, о которой я еще не имею никакого понятия. Одно я знала точно - он остался там. И мы больше никогда не увидимся. Сегодня я ушла осознанно. Без сожаления, без жалости, без страха. Я забрала из его пустых глаз боль, которая все это время казалась мне частью Глускина, а не моей. Сегодня я сделала выбор. Я продолжу жить, как бы трудно мне ни было. Ради тех, кто все еще борется за меня. И ради тех, у кого ничего нет. Я попытаюсь сегодня. И возможно у меня не получится. Но из своего бесконечного лабиринта боли я выбралась. И это означает, что ядовитая змея больше не будет кусать меня по ночам. Я осознанно закончила свои страдания. Мне просто нужно было перестать бороться, перестать выбрасывать змею из окна. Мне нужно было просто убить её. Я надеюсь, дорогой читатель, до последней странички ты не разочаровался во мне. Жаль, что во мне не осталось саркастических шуток, чтобы разбавить атмосферу. Я так никогда и не узнаю, думал ли он обо мне хоть раз. Вспоминал ли меня, а если вспоминал, то какой он представлял меня? Считал ли он меня хорошей, а может плохой? Злился, или вспоминал с улыбкой. Или не чувствовал ничего. Мы оба стали заложниками судьбы. Так сложилось. Я снова покинула тебя. И если судьба посчитает нужным столкнуть нас снова… Ну что же, сладкий, готовь моё платье.