phobia

Ынхи трудно с кем-то быть долго. Она начинает чувствовать неловкость от того, что человек, сидящий рядом, слишком близко. У неё начинается тихая, пока что внутренняя паника. Ей кажется, что воздух кто-то откачивает из легких; тот, кто сейчас находится за спиной. Кто-то будто набрасывает купол из непроницаемого полотна на неё и того, кто сейчас рядом, оставляя их внутри. Ей хочется поскорее вырваться, задышать часто и успокоиться. Ынхи боится близости. Все её считают странной. Остальные дети обходят стороной или же смотрят из-под лба, так жестко, что самой девочке становится жутко от их колючих змеиных глаз. Она всегда сидит одна, никто не решается подсесть к ней и заговорить. А ей бы очень хотелось с кем-то поговорить на самые банальные и будничные темы. О том, что показывают по телевизору сейчас, какая музыка ей нравится, что она любит из еды или просто о погоде. И Ынхи не понимает, почему в этом замкнутом пространстве, в их приюте, где не так уж и много тех, с кем можно поговорить, она единственная, кто всегда одна. От такой несправедливости Ынхи хочется заплакать, ударить о стенку руками, чтобы до крови, а потом долго и надрывно скулить о том, что больно, что несправедливо, что весь мир слишком жестоко с ней обошелся. Ынхи постепенно привыкает к своему одиночеству, кутается в него, как в ватный кокон, и просто наблюдает за всеми со стороны. Она смотрит внимательно, чтобы ничего важного не пропустит. В их приюте есть неписанные правила, и все должны их соблюдать, иначе будет плохо. И каждый житель – это маленький механизм, небольшой винтик в вечно двигающейся системе. А их приют – это такой большой, порой угрюмый и вовсе неприветливый дом, который принимает всех, иногда ворча, сыпясь побелкой и мигая лампочками в светлых плафонах. Ынхи любит их дом, несмотря ни на что. Как бы плохо и невыносимо ей здесь ей было, она его всё равно любит. У неё, по крайней мере, есть крыша над головой. Она любит сидеть по ночам на подоконнике, поджав под себя тощие ноги, и считать звезды на небе. Спать порой совсем не хочется. Есть только жуткая усталость и чувство, что она не одна, что кто-то всё-таки есть сзади. В ужасе Ынхи распахивает глаза и оборачивается назад. В полной темноте нет никого, только мигающие лампочки, которые рассеивают слабый лимонный свет. Ынхи считает себя сломанным механизмом, браком, которые по какой-то причине не подошел приюту. Все как бы в своей компании, а она так и не нашла своё место. На самом деле, это очень грустно. В приюте принято издеваться над новоприбывшими. Так было всегда. Но на этот раз что-то не срабатывает - над Чонином никто не издевается. Его принимают сразу же, как будто он их часть, механизм, которые всегда был, которые вернулся после длительного отсутствия. И Ынхи не понимает абсолютно ничего. Так обидно и горько становится. Чонин – великолепный и какой-то неземной. Он, как вечная лампочка, не перегорает, сияет постоянно, и к нему из-за этого тянутся все. Кто-то говорит, что его перевели из другого приюта. Причин никто не знает. Чонин видимо тоже не спешит откровенничать. Ынхи видит его в первый же день, когда он только входит в их теплое помещение коридора из улицы. Чонин держит сумку в одной руке, а в другой какую-ту папку. Он замечает её, улыбается краешком рта и уходит следом за директрисой. Ынхи считает его очень красивым. Неземным даже, будто сошедшим святым из икон. Но только ни на одном изображении Ынхи Чонина не находит. Оказывается, что он никакой не святой. И даже не божество, как думала она до этого. Чонин просто парень, с неземной красотой, со своими собственными скелетами в шкафу. Говорят, что у него сложный характер, он любит драки. В прошлом приюте у него даже была поножовщина, из-за этого и к ним перевели. Ынхи слышит всё это в туалете девочек на большой перемене. Она не прихорашивается, как другие девочки, а просто смотрит на свои бледно лиловые кончики волос и пытается привести их в порядок. Кое-как заплетает их в косу и выходит в коридор. Она натыкается на Чонина в одном из коридоров, возле классных комнат. Он сидит на подоконнике и спокойно курит в открытое окно. Как заметила Ынхи, преподаватели тоже обожают Чонина, и никто ему и слова поперек не говорит. Он будто приворожил всех, околдовал собой. - Почему тебя называют призраком? – он смотрит в упор, от его взгляда Ынхи становится немного не по себе. - Не знаю. Со мной никто не разговаривает, - безразлично дергает плечами девочка и подходит ближе. Ей очень давно хотелось оказаться к нему поближе, постоять немного в лучах его вечного генератора света. - Будешь? – и протягивает ей свою сигарету. Ынхи берет её молча, делает одну затяжку за другой и смотрит на Чонина. Вернее, она его откровенно рассматривает. Ынхи любуется Чонином, как любуются произведениями искусства. - А как тебя теперь у нас называют? - Красавчик, - хмыкает Чонин и свешивает ноги с подоконника. – Пошли, скоро уже урок. Ынхи тушит окурок и выбрасывает в окно. С Чонином Ынхи очень легко быть. После того случая они вместе часто курят, молчат и смотрят друг на друга, будто играя в понятную только им игру. И все начинают обращать на неё внимание, как будто она только что здесь появилась. Девочки из её группы начинают говорить с ней, приглашать за свой стол. Но, как выясняется позже, это только из-за Чонина – им хочется знать о нем побольше. - Я не знаю о нем ничего, - отвечает Ынхи. - Но вы же часто вместе? – удивляются они. - Мы не говорим почти. И это чистая правда. Чонин о себе ничего не рассказывает: ни о том, как оказался в приюте, ни что с ним было в прошлом. Вообще ничего о себе. Ынхи тоже молчит. Всё сводится только к обыденному, скучному, тому, что окружает их здесь. Мечта Ынхи сбывается: они говорят о погоде, предпочтениях в музыке и просто о банальном. Чонин всегда делится с ней своими сигаретами. - Почему ты отдаешь мне свою сигарету? – решается однажды Ынхи на вопрос. - Разве ты не знала? – улыбается Чонин. – Я тебя целую таким образом. - Что за глупости? Ты что под кайфом? – Ынхи пододвигается ближе к парню и заглядывает в идеально коричневые радужки глаз. Черный зрачок нормальный. - Я не шучу. Мне просто хочется тебя целовать. - А почему ты не можешь по-человечески? Обязательно вот так? – Ынхи указывает на дотлевающий в пепельнице окурок. Чонин дотрагивается к её лицу своими пальцами, а потом касается её губ. Они целуются долго, пытаясь насытиться друг другом, перехватывая дыхание друг друга. И Ынхи понимает, что Чонин вовсе не лампочка, он самое настоящее солнце. Кажется, что именно его она так долго ждала в этих стенах. И всё уже не кажется таким бессмысленным, как раньше. Ынхи больше не чувствует страха.