- Отвергнутое сердце -

      Королева болота. Владычица топи, Царица трясины. Это было так смешно, так ужасно смешно. В искусных длинных черных одеяниях женщина изящно и гордо вышагивала между кочек и хлюпающей жижи, а склизкие лупоглазые твари боязливо кланялись вслед её холодной аристократичной спине. Она создала себе трон, словно птица соткала гнездо, сложила его из подручного материала, веток, листьев и камней, сама для себя. Она сама была своей армией, своим законом, судьей и жандармом. Насмешка над всем, что он знал.       Королева болота, маленького неприступного клочка мира, который можно было сравнять с землёй по прихоти. Она так горделиво смотрит, так властно ступает и надменно называет правлением тот потешный строй, что учинила над разномастным мелким полоумным сбродом, который даже не понимает, чего от него хотят. Изнанка её власти так смехотворна, так нелепа. Ей здесь нет соперников, никто не плетёт интриг, никто не борется за место её фаворита, никто не строит козней и не мечтает о перевороте или войне. Она не трясётся от замышленной измены. Королева болота, всесильная среди своих мокрых кочек и светящихся болотных огней.       Да, по сравнению с Мидгардом — огромной планетой — золотой космический град Асгард тоже выглядел крошечным. С первого взгляда, но копни поглубже, и ты увидишь, что это лишь вершина великого древа, центр мира и его столица. Он власть всего сущего.       Локи был наследным принцем всего мира, и маленький фальшивый насквозь островок власти мидгарской волшебницы — да, очень искусной волшебницы — его смешил.       И всё же это была та абсолютная беспрекословная власть, которой, как он считал, не могло существовать никогда. У неё не было конкурентов, завистников, условий и ограничений. Она держала в руках все ключи от своей автономии.       Интересно.       Помимо прочих талантов, королева была не дурна собой: высока, стройна, грациозна. Благодаря черноте её одежд особенно привлекало взгляд её лицо, словно бледно сияющая летняя Луна, прекрасная и печальная. Всё в нем было совершенно: матового сияния безупречная кожа, острые, почти хищные линии скул, пленительные роскошные губы, от природы яркого оттенка, словно драгоценный камень рубин, словно багряное пьянящее вино. Но самое зерно её красоты заключено в её опасном и притягательном взгляде: угольно-черные властно изогнутые брови и волшебные пронзительные глаза, два зелёных омута, не знающих милости к плененным ими, отражение её темной души и её фантастической мощи. Поистине очаровательное создание. Королева не знала цену своему бесподобному облику, этому прекрасному оружию, призвание которого покорять сердца сильных.       Её тонкие пальцы, украшенные перстнями и увенчанные изогнутыми ногтями, держали в себе ключ к силе всей пустоши, мощи, вверенной волей вересковой долины её рукам добровольно. Её опора, её волшебный посох, её источник неограниченного волшебства.       Она была богом этого маленького мира, богом внутри его ощетинившегося шипами периметра комфорта и спокойствия. Локи не понимал этого. Её сила восхищала, её хватило бы на большее. Да, пусть волшебные существа болот не найдут смелости ступить далее от своей обожаемой вересковой топи, но этого ли не достаточно для первого её шага в становлении и укреплении её власти? Почему она медлит, не в силах оторвать свой взор от своего маленького царства? Ведь трон неприятеля так близок, лишь протяни указующий перст. Один удар, одна провокация — и он падёт. Чего она ждет? Разве можно вкусить власть и не поддаться её очарованию? Она способна одним махом захватить трон людей и обрести его армию, подчинить и направить своей волей. Замысел прост дальше: быстрая победоносная война со всеми, пока она не станет богом всего этого мира. И всё будет по другому. Её могущества хватит на всех.       Да, Локи не питал иллюзий насчет её сил: в прямой схватке она бы не оставила ему шанса, её магия интуитивна и сама стихия охотно подчиняется её воле. В этом она хороша, Локи много придется ещё постичь, чтобы сравняться с той её мощью, которая досталась дикарке от природы. А если колдунья вздумает сочинить словесное заклятие, то с трудом найдётся тот, кто даже просто ослабит полученный эффект. Уникальное существо. Но Локи не обманывался и в другом. Женщина не способна на большее, чем у неё есть. Колдунья закрылась в своей скорлупе и взращивает в своих мечтах только одну мысль: она жаждет мести, холодной, ужасающей. Она слепа в своём желании справедливого возмездия, оно застилает её разум; столько богатств в её руке, а она словно нищая, лелеет один медный грошик, который только и даёт ей пищу к жизни.        Это раздражало. Она не видела всех перспектив, не хотела видеть. Глупая женщина. Локи наблюдал за ней снова и снова, тихо следуя за высокой рогатой фигурой. Исполинский терновник вслед за его жестом открывал ему путь, светящиеся огоньки не тревожили его, а настороженные лупоглазые уоллербоги возвращались к своей возне в ручье, стоило лишь поднести палец к губам и неслышно прошипеть: «Тссс». Древесные хранители леса, великаны-дозорные, хмуро провожали его взором, но он не делал вреда и не испытывал перед ними страха, и те привыкли к нему, признали превосходство. Разноцветные птицы не видели в нем опасности. Любопытство говорливых феечек и легконогих эльфов играючи снималось движением руки. Большие воздушные существа с рогом и плавниками молчаливо выказывали свой интерес, подплывая к нему на потоках ветра, и он ласково трепал их за холку. Доверчивый безмятежный мир. Древний, спящий, неизменный. В этом мире всё было таким наивным, таким непривычным, неестественным.       И лишь её стройная высокая фигура, словно темная скала, мрачной тенью бродила в звонких рощах между звенящих ручьёв и ароматных цветов. Сумрачная владычица и её радужное царство контрастировали друг с другом, словно лед и пламя, зима и лето, будто она его пришлый завоеватель, а не уроженка этого умиротворенного края.       Локи уже несколько дней наблюдает за Темной Феей и уже не может объяснить себе этой тяги. И нашёл-то он её лишь благодаря случайности, по всплеску великой силы, по её воле пронзивший свинцовые грозовые тучи. Безудержный гнев королевы, её воплощённая ярость, обещание расправы, угроза недругам, предупреждение тем, кто вздумает посягнуть на её владения. «Не подходи!» — какая славная приманка для пытливого ума. Зелёный бушующий луч разве мог не привлечь внимания принца? Он, как маяк, выросший до небес, просил прийти на свой яростный дерзкий зов. И Локи пришёл — туманной тенью, любопытной мышью, отражением в драгоценных кристаллах, рябью на воде и шелестом ветра в траве.       Он находил время, чтобы наведываться в её царство, чтобы некоторое время следовать за ней, днем или ночью, наблюдая, разгадывая её тайные помыслы. Он видел, как хитро она привязала к себе глупого ворона, как обучила его служить себе.       Эта женщина знала, как добиться своей цели, знала — и никаких сил не жалела на пути достижения её. Локи была смешна её месть, но он не мог не восхищаться её упрямством.       — Долго ты ещё полагаешь докучать мне, чужак?       Похвально: Локи знал, что могущественная ведьма вроде Малефисенты раскроет его игру в прятки, но так изящно, чтоб он не уловил мига, когда раскрыл себя, чтобы пропустить момент, когда темная фея встанет перед ним лицо к лицу, глаза в глаза.       — Мне любопытно, сколько я смогу испытывать ваше терпение, королева, — слегка поклонился он, отдавая дань её мастерству. Сегодняшней ночью темная фея облачена была в свой любимый черный плащ, делающий её высокую фигуру узкой, словно рябина. Шею от прохладного ветра защищал высокий воротник из искусно выделанной кожи какой-то крупной рептилии, широкие рукава ниспадали до земли. Волосы царица привычно убрала под чешуйчатую сеть, плотно обвивающую основания её внушительных черных рогов.       — Как имя твоё, и что потерял ты в моих болотах? — Локи впервые увидел так близко её необыкновенные глаза, сейчас напитанные мертвенно-зелёной едва сдерживаемой силой волшебства: настоящая угроза и верная примета того, что королева в гневе. Но в её нарочито беспечных жестах, в её делано небрежной интонации, на дне её черных зрачков так явственно читается издавна знакомый Локи неутолимый голод любопытства.       Что ж, самое время продемонстрировать своё искусство изящной словесности.       — Я простой путник, я лишь наблюдаю и подмечаю, и властен сам над собой и своими ногами, и путем, который ведёт меня.       Ворон, фамильяр ведьмы, подал голос, вспорхнув на посох королевы. Одними губами она прошептала заклинание, и зелёное облачко магии обратило птицу в неброского вида мужчину в простой одежде.       — Госпожа, остерегайтесь. Не верьте ему, мне известно, кто это.       Локи щелкнул пальцами, и, к несказанному удивлению приспешника, из его рта вместо человеческой речи донеслось лишь положенное ему воронье карканье.       — Птицей ты мне больше нравился, — сказал Локи, вертя в воздухе пальцем, и по его воле фамильяр перекинулся обратно. — А представиться я могу и сам.       — Откуда же Диаваль знает тебя, чужак, путник, шпион и колдун? — улыбнулась Малефисента, наблюдая этот наглый маленький фокус.       — Он ворон, он знает, кому служит его племя, — пожал Локи плечами. Сколько забавных титулов она придумала для него одного.       — Он служит мне! — возмутилась Малефисента, задирая подбородок выше, а ворон на её плече приподнял свой клюв в согласии. Они стоили друг друга, и Локи едва удержался от неуместного смешка.       — Не отрицаю, это у него выходит отлично. А ещё воронье племя свою мудрость и свою память посвятило славному богу Одину-всеотцу, и не сомневаюсь, им известно и обо мне.       Темная фея молча обошла его, разглядывая с интересом. Ей нравилась эта маленькая игра. Естественно, в её мире никто никогда ещё не осмелился перечить ей, не нашлось даже равного — разве не в этом вся суть одиночества? Когда терзания своей души не с кем разделить поровну. Локи ли не знать?       — Так ты асгардец.       — Да.       — Далеко же тогда завела тебя твоя дорога, странник. Скромностью ты не обделён, асгардец. Покажи мне своё истинное лицо, покажи свои доспехи.       Недоверие, и не лучшее ли доказательство: потребовать у незнакомца продемонстрировать свою силу и власть?       — Почту за честь, но не примите за усмешку моё украшение, — лучезарно улыбнулся Локи и отступил, призывая свой доспех, и тот золотым огнем облачил его в несокрушимую твердь. Голову венчал шлем с открытым лицом, украшенный двумя крупными и круто изогнутыми рогами. На один миг перед ней и её приспешником предстало настоящее божество. Ослепительное зрелище, недоступное многим. Королева волшебных болот, привыкшая к чудесам, надо отметить, смотрела на него совсем с другим интересом, нежели обыкновенные мидгардцы. Её глаза сияли, с опаской следя за его движениями, на металле задерживался взгляд, и зарождающаяся тревога в нем заставила Локи поторопиться вернуть себе свой прежний наряд.       — Мне нравится твоё украшение. Ты Локи, — заключила Малефисента, — Младший принц.       Она поклонилась немедленно, изящно и надменно, как ей и полагалось.       Надо же, в Мидгарде, в темном дремучем Мидгарде спустя столько тысячелетий после последней Войны с войском Ётунхейма всё же есть ещё те, кто знают и чтут власть Всеотца. Локи улыбнулся. Однажды он исправит эту недостойную несправедливость, и про золотой трон девяти миров невежественный Мидгард вспомнит и содрогнётся.       — Чем же моё волшебное королевство привлекло далёкий Асгард, мой принц? Моё своеволие разозлило царя миров? Или я нанесла ему обиду, приручив ворона?       — Отцу нет дела до твоих маленьких реформ, королева. А я лишь просто не в силах сладить со своим любопытством, прекрасная. Признаюсь, твоё царство очень необычно, и я не смог не посетить его, найдя, но со своей блистательной защитницей он не сравнится.       Ей нравились эти слова. Она была больше женщиной, чем хотела казаться.       Локи должен был закончить на этом. Должен был оставить её, уйти, найти себе другую интересную игрушку и возиться уже с ней. Но отчего-то могущественная ведьма, самопровозглашенная королева, оскорбленная предательством женщина всё ещё продолжала занимать его помыслы, её образ не уходил, а интерес к её судьбе не тускнел со временем. Локи, не привыкший отказывать себе в прогулках туда, куда хочется его неспокойному духу, потом приходил в её владения, врывался в её размеренную жизнь, наслаждался её ненавязчивым гостеприимством, её бледным лицом и яркой улыбкой. Она держалась с ним холодно и отстраненно, но не спешила прогонять его, и с каждым разом Локи всё больше узнавал из неспешной беседы с ней или же её случайных оговорок. Она не открывала ему всех своих сокровенных тайн, Локи видел, что она не желает больше впускать кого-либо в своё сердце. Это казалось ему разумным, это было самым разумным из всего, что он узнал об этой женщине, и, невольно сравнивая её с собой, он пугался той странной схожести между ними.       Нет, Локи помнил: в отличие от Малефисенты, у него была семья. Брат, мать, отец. И бесконечная свита. Даже в этих безразличных ему фигурах Локи находил некоторое очарование. С Малефисентой всё иначе, она от рождения одна в своём роде…       Отчего же это кажется таким болезненно похожим?       Но Локи был уверен, что он никогда не позволит себе поддаться такой разрушительной жажде мести, которая пожирала колдунью изнутри. Да, он не спускал обидчику насмешек и мог пошутить в ответ, зло и толково, и месть его надолго бы припоминалась не только посмевшему посмеяться над ним, но и зрителям, вот только принц всегда знал границы дозволенного. Его ответные шутки могли быть дерзкими, опасными, обидными и едкими, приметными и скрытыми от глаз, но ровно такими, чтобы проучить наглеца да научить наперёд, и не навлекали беду на самого Локи и его семью.       И так же Локи был уверен: он точно не позволит предательству пустить корни вокруг себя.       Появляясь в её владениях, он тем не менее не спешил к Малефисенте навстречу, теша своё самолюбие мыслью, что не нуждается в её обществе. Ведьма всегда возникала возле него неожиданно и, пусть и пытаясь это умело скрыть, радовалась его появлению. Он знал, насколько одиноко было здесь ей. Прислуга, того ближе к себе подпускай её, всё равно остаётся прислугой, и возведя себя в ранг Владычицы, Малефисента сама обрекла себя на участь изгоя. Ведьма создавала вокруг искусственные нагромождения преданных вассалов, и верно, многочисленные эльфы-тролли, феи-пикси, великаны-лешие и прислужник-ворон не осмеливались огорчить её, но на большее слуги не способны априори. Женщина чахнет в этой трясине личного превосходства, в которую загнала себя сама, и Локи лестно было представлять себя той спасительной верёвкой, за которую она позволила себе ухватиться в спасении.       Только он не мог сказать ей, насколько ненадежна эта обманчиво толстая с виду верёвка, вытягивающая её из трясины. Возможно, она лишь оттащит к месту поглубже. Малефисента и сама ощущала это, но по молчаливому согласию они безропотно разыгрывали свои роли, будто не замечая закулисной пустоты. Так не должно продолжаться долго, иначе он окажется лишь очередным предателем на пути этой сильной женщины.       Локи знал, что уйдёт. Малефисента так же знала это, она осознавала это явственно, и с каждым днём её речи становились печальнее, а порою она молчала часы напролёт, смотря, как Локи изучает очередного невообразимого её поданного, или сверкающий кристалл посреди зелёного озера, или тонкий цветок, склонившийся к звериной тропе. Видя её печаль, он развлекал её несложными фокусами, трюками, старыми сказками и длинными песнями, показывал ей созвездия и рассказывал о далёких мирах, самой предоставляя решать, что правда, а что вымысел. Однажды он научил её музыке, и это обыкновенное волшебство больше всего пришлось колдунье по вкусу.       Он редко угадывал её настроение. Она то рассеянно предавалась меланхолии, то была преисполнена решительности и энергии. Её интерес был таким непостоянным, она то внимала каждому слову, впиваясь в Локи взглядом своих удивительных глаз, то крепко задумывалась и не замечала, когда принц умолкал и начинал просто смотреть на неё, и только ворон, видевший это, ворчливо громко каркал, вырывая их обоих из оцепенения.       Эта беседа настигла его совсем некстати. Солнце садилось на западе, огнем пылало небо. Они наблюдали этот закат вдвоём, и Локи сказал, что с завтрашнего дня оставит её. Он пришёл проститься. Они стояли в круге камней, остатках разрушенной крепости, и алым цветом окрашивался раскрошившийся, обросший мхом камень древних стен. Цепкий плющ тянулся вверх, цепляясь за трещины и изломы. Закатные лучи будто огибали фигуру рогатой женщины, и Малефисента оставалась в тени, она смотрела вдаль, где возвышались далёкие и ослепительно алые пики человеческого замка, враждебные и ненавистные. Темный плащ её развевался на ветру, придерживаемый тонкими пальцами.       — Принц.       — Королева.       Он знал, о чем она думает, смотря на этот замок. Локи не видел причин, которые мешали бы ей вернуть назад свои крылья здесь и сейчас. Если они так ей нужны, то пусть пойдёт к королю, пусть предстанет перед ним и потребует справедливости. Разве он посмеет не вернуть их ей? А если и посмеет — разве сможет противостоять её силе?       Но гордость ей дороже своих крыльев.       Кажется, Малефисента просто упивалась своим несчастьем. Ей нравилось чувствовать себя обиженной и оскорбленной. Даже ностальгия по недоступным ныне небесам не заставляла её менять то, что она обрела взамен. Даже чувство полёта не приносило ей такого наслаждения, как жалость к себе и скорбь по утраченным крыльям. Женщина предпочла остаться обделённой жертвой, горделивым мстительным духом.       — Локи. Помоги мне.       — В чём? Твои игры не касаются меня, — «в эти сети ты меня не получишь», — и какую пользу принесу я? Мои трюки не чета твоему могуществу.       Её необычные глаза сощурились.       — Что можешь ты знать о том, во что играю я? — с горечью сказала она.       Локи перехватил её руки и притянул к себе.       — Любовь, любовь. Сантименты. Как же молода ты, — эту историю он знал хорошо. Лирики в ней с избытком. — Поцелуй любви. Эх, что может более лживым и обманчивым, чем любовь? Что может быть более разрушительным? Более предательским? Это чувство способно только погубить тех, кого сильнее.       — Любви нет, — противилась она словам Локи, но он не собирался кормить её сказками.       — Любовь есть, она делает из умных людей тупиц и кукол. Она обретает столько обличий. Она чарует, как танец пламени, пьянит, как осенний мёд, она сладка, как первая земляника. Она так мучительно сладка.       — Чего ты хочешь?       «Забудь его».       — Подарить тебе на прощание поцелуй, — Локи сам не знал, что заставляет его перейти черту. Может, ему всё же претит мысль, что есть создание, более занимающее её мысли, чем он? Что это создание — человек? Разве может его заботить такая мелочь, такая оскорбительная мелочь?       — Что, ещё один?! — разочарованно и недовольно воскликнула она, отвернувшись, не иначе, чтоб спрятать изумление на своём лице. — Мне одного раза было довольно, — тихо добавила она, проведя кончиками пальцев по излому камня.       — О, моя холодная, бесчувственная госпожа, нет. Поцелуй не любви, нет, любовью ты уже обожглась. Есть чувство более правдивое, более жгучее и простое.       — Что же это может быть ещё?       — Страсть, — улыбнулся Локи, наблюдая за её вздрогнувшей спиной.       — Думаешь, есть в ней что-то лучшее?       — Как знать.       Малефисента молчала. Она помнила свой первый поцелуй: робкий, несмелый, детский. Нежный и невесомый. Такой важный для двух юных душ, их общее сказочное счастье. Тогда её крылья трепетали за её спиной, живые, легкие, и трепетали их смелые сердца, приобщенные к возвышенной тайне. Где вся та искристая сказка, где сильные крылья? Где её беспечные мечты, где вольные небеса? Всё перечеркнула его измена, его гнусное предательство, и ненависть затмила память о невесомом блеске тех волшебных дней. Уже ничего не будет как прежде.       Теперь между ними одна тайна, одна правда: истинной любви не бывает.       Она обернулась, и Локи спросил:       — Чего ты хочешь? Чего тебе так хочется?       Как же это было похоже на ту потерю, которую уже однажды пережила она. Ладно крылья — но она же до сих пор ждёт, что он вернётся, что он придёт, что всё объяснит. И всё окажется совсем не так, как есть. Ведь он так дорог ей был. Вопреки всему.       Но крылья болят за спиной. Крылья кровоточат во сне. Они не дают забыть.       Время течёт сквозь пальцы, время забирает с собой всё дарованное на миг обманчивое счастье. Снова она, несмотря на всю свою мощь, не могла остановить его, задержать.       — Прощай, мой принц.       — Прощай.       И он прикоснулся к её губам.       Она так прекрасна, владычица трясины. Королева волшебного болота. Власть её беспредельна. Её власть, её насмешливая, нелепая, бесполезная власть, отражающаяся на дне её испуганных глаз.       Малефисента узнает. Тех дней далеких сладкий сладкий поцелуй был невесом и полон вдохновения, а этот вовсе на него не похож. Полон горечи, полон отчаяния, совсем не такой, он безмерно жесток в своём пророчестве неотвратимой разлуки. Как же хочется не отпускать. Ладони смыкаются на его лопатках, гладких, не знавших никогда крыльев и нисколько не опечаленных этим. Пальцы скользят выше, по жёсткому воротнику, выше, в его чёрные тёплые волосы, чтобы вплестись, словно ленты, желая остаться тут навсегда.       Но время проходит. Новый день рождается за горизонтом.       — И это страсть? — бессмысленно вопрошает она.       — Нет, лишь ключик к ней. Страсть сродни лихорадке. Она никогда не приносит пользы, съедает до костей, но обмана в ней нет. Страсть познается мигом одним. Желаешь ли ты?       — Желаю. Ответь мне.       И Локи не посмел отказать. Все эти краткие встречи они едва прикасались друг к другу, едва ли допускали лишний взгляд или жест, но сейчас это не имело смысла. Сейчас уже ничто смысла не имело, обещанная страсть слила их воедино, всецело, и два могущественных тщеславных мага этой беззвёздной ночью познали венец этого разрушающего чувства.       Она была нежна и чувственна в этот миг, так боялась открыться и так жадно впитывала его ласки и внимание. Она была горяча и холодна, и от этого контраста захватывало дух. Она была печальна и звонка, и властный её шепот был так восхитительно глубок, как пропасть её бездонных глаз, как каждый напряжённый вздох. Вся без остатка в его руках.       Этого ли всё это время добивался он, этого ли он хотел, снова и снова тревожа её одиночество, увлекая в свои фальшивые сети? Возможно.       Возможно, он лишь хотел сорвать этот надменный цветок.       Лишь одержать очередную победу.       Бездна!       Что ему до её тревог, до её обид, до её чувств?       Что ему до её израненного сердца?       «Запри его. Запри и больше никому не отдавай».       «Малефисента»       — Прощай, — прошептал Локи, запечатлевая на её рубиновых губах последний свой поцелуй. Он стал завершающей точкой их недолгого знакомства, и в этот же миг принц оставил её.       И если и были произнесены Малефисентой какие-либо слова, они остались не услышаны.       Локи покинул королеву, снова влюбленную, снова отвергнутую. Некрепко сложенные кусочки сердца снова разлетелись брызгами.        Какая жалость, поцелуи приносят одни несчастья.       С удвоенной яростью Хозяйка Волшебных Болот устремила свой взор к железному замку, к заре нового дня.       Определённо, он прожил гораздо более длинную жизнь, чем она, чем всё её болото, чем всё её королевство. Пожалуй, всего этого вполне хватило, чтобы согласиться с ней в одном. Месть стоит того.