Вернуть чувства любой ценой!

Глупо было осознавать, что что-то необъяснимое подействует на неё. Эмоции угасли совсем, диалоги не строились, отец был не лучше. Часто от него веяло запахом коньяка, убитый взгляд постоянно встречал и без того мрачную Харуми. Казалось бы, отец готов её был опекать и поначалу справлялся, но в конце концов, его нутро было сломлено. Ещё немного, и ненависть Харуми превзойдёт все границы, и под этим прицелом окажется единственный родной человек – её отец, несмотря на её сильную любовь к нему. Саске не то чтобы перестал её замечать, он игнорировал. Хотя, трудно так сказать. Возможно, он не хотел лезть. Часто в палате его не было, и Киёсэгэ всё это время оставалась одна, наедине с грызущей душой. *POV Харуми* Подумать только, насколько я расслабилась. Проходил уже этот месяц июня, мне стало совсем плохо. Я ничего уже не ощущала. То, о чём говорил отец, те глупости, которыми приходилось ему меня отвлекать. Запах алкоголя буквально выводил меня, я постоянно сдерживаюсь, как бы ему не надавать. Совершенно одна в палате, даже тот самый Учиха, из-за которого что-то начало проявляться, оставил меня. Как все. Все одинаковы, я в этом убеждаюсь всё больше и больше. Сейчас ночь. Саске сидит на кровати также молча, как и последнее время. Вся его весёлость ушла при мне. Я знала и понимала, что там он обыкновенный, а здесь скрытный. И я перестаю его понимать. Я мечусь среди раздирающих мыслей, и иногда что-то проскальзывает в моей почерневшей душонке. Жалкая гниль, которую я должна уничтожить, но... Мне что-то не позволяет это сделать, будто остались какие-то связующие нитки, которые толком невозможно разорвать. То время, когда я что-то чувствовала, когда была мама, когда они улыбались вдвоём, носили мне мангу, я тогда сама была немного счастлива, немного улыбалась. А Саске дарил мне свои эмоции, не думая даже что-то получить взамен. Или я ошибаюсь?... - Так вот, хе-хе, - отец снова был частично пьян и всей своей натурой пытался этого не выдавать. Учиха сидел на кровати, играя в планшет, я сжимала от злости зубы. И не выдержала. - Надоело уже, ты что вообще творишь, сволочь?! – я вскочила с кровати, подбежала к его сумке и, с яростью расстегнув молнию, достала бутылку, о которой раньше и предполагала. – Так ты любишь мою мать, так ты любишь меня? А с работы ещё не уволили, а? Папа? Чего ты молчишь? По сути мне чертовски сильно хотелось разбить её о ближайшую стенку, но это вызвало бы переполох хуже, чем мои крики. Отец смотрел на меня с удивлением и подавленным взглядом, а я, не мешкая, открыла бутыль и, вылилив содержимое в раковину, с грохотом выкинула пустой сосуд. - Пока ты не протрезвеешь, даже не смей возвращаться ко мне. Я всё равно узнаю, пил ли ты или нет. Если взглотнёшь ещё раз этого яда, обещаю, что отвернусь от тебя навсегда, потому что пока ты пьёшь, ты плюёшь на все чувства: мои и мамины. Она всё видит, хоть и умерла. И ей больно. И мне больно, чёрт возьми! Я сказала всё, ещё раз повторится, и я прокляну тебя. Уходи отсюда. - Я всё понял, – у отца покраснел нос, видимо, что-то прояснилось в его голове и дало немного трезвости. Мои слова часто влияли на него и маму, хоть я и слишком молода, чтобы выслушивать моё мнение взрослым. – Я… Я обещаю, что такого больше не повторится. Прости. Завтра вернусь, и мы всё снова обговорим. Я люблю тебя, моя доченька. Он очень быстро вылетел из палаты, и мне удалось лицезреть его посыревшие глаза. Саске смотрел на меня с глазами, выражающими шок от предстоявшей ситуации. Я начала глубоко дышать от боли лёгких, почувствовав приближение сильного и острого выдоха. Я упала на колени, приложив руку ко рту и закашляв так, будто курю много лет. Страшный бронхиальный кашель, ужасающе-колющая боль в лёгких. Я стонала от этой боли, а позже убрала руку, и изо рта полилась кровь. Саске не на шутку перепугался и хотел позвать врача, как я остановила его со словами и голосом, полного хрипов: "Не нужно, Учиха. Даже не смей!". Он помог дойти до кровати и вытер кровь с пола салфетками. Она была очень жидкая. Признаться честно, я сама испугалась. Потом нужно невзначай спросить у врача. И мне стало страшно. Время проходит. Кашель ко мне больше не возвращался, за исключением боли в бронхах. Я решила об этом умолчать. Конечно, безусловно, Саске хотелось сообщить врачу о моих беспокойствах, да всё равно пришлось его попросить, чтобы он не сообщал. Я думаю, это скоро пройдёт, ибо такого раньше не было. Однако мне кажется сейчас, что эти действия нелогичны, да. Но новых забот мне не хотелось. Сегодня у меня было особенно ужасно на душе. Солнце ярко горело, дожди внезапно прекратились. Многие радовались этому, но только не я. Окна зашторены, но всё равно слишком светло, и я не знала, куда от этого деться. Саске весь день сидит в палате, такой же хмурый, как и я. Во мне уже играла совесть, что из радужного пони я сделала мрачную тучу. Хотя, не мне винить себя. Если бы ему хотелось оставаться таким же жизнерадостным, он бы пошёл и веселился. Невзначай, мне захотелось позвонить папе. Я достала телефон и, нажав на иконку, приложила аппарат к уху. Длинные гудки давили мне на виски, и что-то несказанно меня тревожило, интуиция играла со мной не в добрые игры. Я начала усиленно дышать от злости и беспокойства, Саске же напряжённо наблюдал, будто что-то зависит и от него. - А-ал..ло, - еле-еле проговорили на той стороне телефона, а параллельно него звучали громкие голоса пьяных мужчин. Несомненно, мой отец тоже был пьян и еле говорил. – Йа-а… зани-а-ат! - Я поняла, что ты занят, - обречённо сказала я, почти шёпотом. И как мне показалось, то он это услышал и понял, насколько серьёзно это будет ему всё стоить. Перед тем, как нажать на красную кнопку, я мельком услышала: "Харуми, стой!". Рука, которая сжимает этот телефон, повисла как провод. Весь мир погас, и я поняла, что больше нет лучей солнца. Телефон выскользнул из руки, а сама я от обречённости упала на колени. Мне больше не хватало сил сдерживать свои эмоции, и началась тихая истерика. Слёзы катились подобно бусинкам по моему лицу и падали, "разбиваясь" об пол. Быстрые вздохи разгоравшейся истерики эхом раздавались по палате. Я стала кулачками вытирать их, но как на зло, слёз текло всё больше и больше, как пасмурным днём дождь переходил в ливень. Саске смотрел на меня таким жалостливым взглядом, будто заплачет сейчас сам. И мне на секунду показалось, что его глаза тоже покрылись пеленой слёз, хотя это моя бурная фантазия. Ему было, несомненно, жалко меня. А я ненавидела это отвратительное чувство слабости, как и сочувствие. Но в этот момент мне так хотелось таких чувств, так было горько, и я готова была всё это принять, забыв о своих привилегиях, забыв о принципах. Учиха подошёл и, сев передо мной на колени, обнял, так крепко прижавшись, что на быстрые вздохи мне не хватало воздуха. Давно была уверенна, что его футболка же давно промокла. Я плакала вслух. ... и поняла, что все мои чувства сломались, как разбитое стекло. Глава проверена) P.S. Просто потрясающе*-*, так трогает) Я, твоя верная бета, очень жду продолжения! ^^