.

- Мы призываем вас прервать лекцию и дать нам время для политических дискуссий. У нас накопилось слишком много проблем посерьезней греческих трагедий. - Не думаю, что на свете есть проблемы серьезней греческих трагедий. Но поступайте как знаете. - Так и сказал? - Наоко широко раскрыла глаза в изумлении, в то время как ее губ коснулась неуверенная улыбка. - Ага. - Боже, - она прикрыла, почти зажала рот рукой и, повалившись на спинку дивана, захохотала в голос, запрокинув голову назад. - У нас там много чего интересного, - без особого энтузиазма проговорил я. - Но твой голос говорит об обратном, - Наоко успокоилась и в ее тоне появились нотки напряжения. Я устало потер лоб, впустив пальцы в волос и чуть взъерошив его, после зажав кожу на переносице и потер глаза тыльной стороной ладони, как будто сон вот-вот одолеет меня. Она всегда такая. Сначала дико-веселая, смеется, словно сумасшествие атаковало. А потом резко серьезная, напряженная. Или на что-то злится. На себя, как правило. Ругает в пол голоса, отчаянно борется со своим естеством. Останавливается, резко замолкает и смотрит на меня красными влажными глазами. Что-то спрашивает. Утверждает. Уже тише и мягче... А потом опять - бум! Взрывается. Плачет. Тихо, громко или просто сдавлено. Кричит. Смеется в истерическом припадке. Вот такая она вот... Любимая Наоко. Не сумевшая простить себе смерть Кидзуки. Тихая, молчаливая, несмелая, нуждающаяся в опоре больше, чем в еде или воздухе. - Я хочу поскорее доучиться. Устроиться куда-нибудь на полный рабочий день, получать больше денег. Купить собственное жилье. Жить так, как вздумается. Возможно, путешествовать. Быть независимым человеком, - я делился своими планами с Наоко, часто останавливаясь в нерешительности, делая паузу почти после каждого слова. Она внимательно слушала меня, не перебивая. - А я вот зависима, - не то, чтобы сожалеющим, но довольно грустным тоном сказала девушка. - Мы ведь сами решаем, кем нам быть, - я мягко улыбнулся, пожав плечами, но чувствовал легкое смятение и даже страх. Никогда не знаешь, как она поведет себя в следующую секунду. Расплачется. Громко рассмеяться. Пошутит. Разозлиться. Промолчит и улыбнется. А, быть может, и потянется к тебе, чтобы поцеловать... Никогда не знаешь. Это как латорея. Ты достаешь из коробки фантик, на котором написано что-то очень важное. Что-то решающее для тебя. Достаешь и достаешь... Раз за разом. Азартность, не так ли? Она тянет сделать это еще разок. А потом еще... И еще один. Но ты понимаешь, что каждый раз может стать последним. Так же и слова, сказанные Наоко. Ты говоришь, говоришь... Всегда неуверенно. Боясь, что можешь задеть ее. Обидеть. Разгневать. И очень радуешься, когда удается рассмешить. Риск. Вот такая она вот... Любимая Наоко.