Немного ревности и щепотка злости

Клара Освальд ничуть не ревнует. Вот ни капельки. Ей вовсе не важно сколько ветреных девушек заглядывается на Доктора, пока они гуляют по проспекту, болтая о всевозможных вкусах мороженого. Взгляды, брошенные на его неряшливую чёлку, прожигали в ней дыру. Клара не ревнует. Совсем. Она нараспев просит вредную машину времени отдать её спальню вновь; счёт своих просьб она потеряла давно. Освальд кружится по консоли, вдыхая аромат апельсинов, что недавно принёс Доктор, чтобы поддержать её здоровье после поездки на странный астероид, где девушка подхватила простуду. Удивительно и даже чуточку нелепо, что вирус витает даже на Богом забытом астероиде. Когда на экране панели живо пролетают фотографии всех спутниц Доктора, словно чей-то смонтированный фильм, Освальд застывает. Она скучающе осматривает каждую детальку в их образах, пытаясь поглубже засунуть что-то, накрывшее её с головой. И это что-то было весьма неприятным. Ногти впиваются в кожу, а осознание того, что всё не вечно и когда-то она может уйти от него, пропасть, затеряться где-то в пространстве, набрасывается на неё. Клара сглатывает, еле подавляя желание взять этого кокетничающего с королевой Викторией галлифрейца за шкирку, увести подальше, куда-нибудь за грани вселенной. Кларе все равно. Клара заваливается в кровать, затыкает уши, улавливая приторный шёпот Доктора. Небось, сейчас поглаживает свою проказницу по кнопкам, а она весело заиграет ему огоньками на милые словечки «секси». Освальд зарывается в одеяло с головой, упорно придавливая голову подушкой. Она готова поклясться, что услышала в полудрёме язвительный смех ТАРДИС. Наступает конец учебного года. Свежий воздух из открытых нараспашку окон скользит по партам. В школе «Коал Хилл» ещё чувствуется недавний громкий смех и гогот, лёгкий шум от весело порхавших самолётиков-птичек, которыми перекидывались между собой ученики. У Клары мозоли на ногах и порванные балетки от беготни по бесконечным коридорам. Стол её завален бесчисленными кипами бумаг, а в тонкой хрустальной вазе засыхают нарциссы, забиравшие с каждым опавшим и потрескавшимся лепестком весь год обучения. К уставшей девушке заходит Доктор, надеясь вытащить её из безбожной духоты помещений. Она с грустной миной пытается улыбнуться, силясь не испортить ему бодрый настрой своей усталостью и кучей работы. Рядом стоящие коллеги-учительницы как-то любопытно присматриваются к нему, отчего галлифреец чешет затылок, а через секунду и след его простывает. Они мило щебечут, расспрашивают Клару о нём, а она вдыхает запах овсяного печенья, что Доктор передал ей в надежде поднять настроение. Она сжимает в пальцах карандаш сильнее нужного, ломая его напополам; заливаясь краской, Клара с издёвкой хмыкает, запирается в кабинете истории. Шелест потёртых страниц немного успокаивает. Ей ведь все равно. — Ты считаешь меня привлекательной? — Нет, ты коротышка, любишь покомандовать и у тебя забавный нос. Арти и Энджи, хохоча и хитро поглядывая на свою няню, трещат об этом загадочном чудике. «Он тебе нравится? Мы же видим, не ври», роняет фразу как бы невзначай кудрявая девчонка. В этот момент готовившая непослушным детишкам противный, по их мнению, суп, Клара будто внезапно просыпается от какого-то сна. Резко повернувшись к ним, она грозно отвечает именно то, чего ожидали сестра и брат. — Он сумасшедший ребёнок, который до сих пор не может вырасти. — Даже хуже нас? — Даже хуже. Но без Доктора Кларе станет невыносимо. К ней вернётся привычная и скучная жизнь, где ей придётся работать на более высокооплачеваемой работе, вставать каждый день в шесть утра, где-то жить, готовить, забывать выкинуть прокисшее молоко. И от этого грустно не только ей. Но и галлифрейцу, который запрятывает в себе глубоко-глубоко сомнения и ожидания того момента, когда его Невозможная девочка исчезнет. Доктору без Клары — без шуток и смеха; без аромата её фирменного суфле; без посиделок у открытых дверей ТАРДИС, где они пьют ромашковый чай и наблюдают за кометами; без глупых ссор, а позже перемирий; без невесомых прикосновений к рукам, от которых по телу будто проводят ток; без поцелуев в лоб и без взъерошивания шевелюры — без этой смешной Клары с лягушачьими глазами ему будет худо. Они по ошибке залетают на съёмки одной из любимейших картин Доктора — «Место под солнцем», где снималась старая его подруга — Элизабет Тейлор. Она что-то шепчет ему на ушко, прикасаясь к его волосам, лицу. Она хохочет, как такого неземного красавца ещё не заняли, совсем забыв про присутствие Клары. Она чувствует, как чьи-то гигантские щупальца обвивают её, и ей вдруг захотелось сказать что-нибудь колкое этой женщине, а потом повалить Доктора, закрыв ему рот поцелуем. И она притягивает его к себе за фиолетовый воротник пиджака. Губы у Доктора необыкновенно горячие, а её руки, когда она хватается за него, чуть не поваливая на пол, вжимают в себя так, как мечтал сам он обнять её. Голова кружится, в глазах темнеет, а рядом уже еле слышится отдалявшееся хихиканье актрисы. Клара Освальд, на самом деле, нисколько не ревнует.